Элис Хоффман - Третий ангел
Той же весной, на седьмом месяце беременности, она услышала однажды Джеми по радио. Сидела на кухне и слушала радиоприемник. Хорошо, что она была одна дома. Как раз приготовила чай с лимоном и намазала булочку джемом. Ей все время хотелось есть.
За окном зеленели поля. Дом, в котором жили родители Билла, находился у сиреневой изгороди, а их коттедж был окружен узкой рощицей самшитовых кустов, которую приходилось подстригать каждую весну. Как ни странно, ей нравилось жить в такой глуши; ей, которая когда-то так тосковала по столичной жизни, теперь нравилось следить за птицами. Фрида даже стала ходить на заседания клуба защитников окружающей среды, которые посещала ее мать, и участвовать в некоторых из их акций.
В общем, она была категорически счастлива — и вот, пожалуйста, по радио звучит голос Джеми. Фриде даже показалось, что в нее неожиданно кто-то выстрелил и пуля прошла сквозь тело. Только она не поняла, из чего сделана эта пуля — что-то похожее на лед, а может, на свинец? Или она была отлита из любовных мук?
Джеми пел «Привидение Майкла Маклина». Она слушала эту песню так, будто никогда не знала ее прежде, будто песня была создана силой его голоса. Да и звучала она совершенно по-новому, аккомпанемент электрогитар, самостоятельная партия ударных… Но суть песни осталась прежней:
«Молча бреду вдоль этих стен, пусть думают, что я тебя оставил. Но я снова приду, в том же черном плаще, нам никогда не расстаться».
Фрида весь день напролет не выключала радио, хотела услышать ее еще раз, и вдруг в самом деле, как раз перед приходом Билла из университета, она отыскала станцию, передававшую поп-музыку, и как раз прозвучала опять эта песня. Теперь она не была так потрясена неожиданностью и звуком его голоса. Слушала более критично, но музыка снова будто околдовала ее. Потом ведущий сообщил, что это первый сингл молодого певца, альбом, который будет называться «Лайон-парк», выходит в конце ближайшей недели. Его ждут с большим нетерпением. Сингл уже идет пятым номером, что означает большой успех у публики.
В ту ночь Фрида никак не могла заснуть. Ей казалось, что ее поймали в силки и заточили в странный, неправильный мир, мир, по правилам которого она должна ложиться в одну кровать с Биллом и по субботам ходить в гости к матери.
Хоть на самом деле она принадлежит другому миру, неважно, что говорила эта Стелла. Тому же миру, что и Джеми.
Словно во сне, продолжала она заниматься повседневными делами и в следующую субботу, как всегда, отправилась навестить мать. В тот день Фрида обнаружила, что мать слишком плохо себя чувствует, чтобы отправиться на обычную прогулку с дочерью.
— Ничего особенного. Обычное недомогание, — объяснила Ви, но Фриде показалось, что дело более серьезно.
Матери пришлось остаться в постели, головная боль приняла пульсирующий характер. Она попросила дочь задернуть шторы на окнах, потому что от дневного света ломило глаза. Тогда Фрида позвонила отцу, он сказал, что обязательно приедет минут через пятнадцать. Но прибыл уже спустя десять минут.
— Наверное, я напрасно тебя побеспокоила, — сказала отцу Фрида. — Полагаю, ничего серьезного.
— Правильно сделала, что позвонила.
Доктор направился на второй этаж, где когда-то была и его спальня, Фрида по пятам следовала за ним.
— Я не хочу тебя видеть, — так встретила Ви бывшего мужа.
Доктор рассмеялся.
— Ты же знаешь, что я лучший доктор в округе. Даже если ты ненавидишь меня, с этим-то ты должна согласиться.
— Ладно, — устало улыбнулась она. — Вижу, по-прежнему две пары часов на руке.
— Не хотел прийти к тебе с опозданием. — С этими словами отец повернулся к дочери: — Ты не могла бы принести стакан воды и две таблетки аспирина?
Уже на лестнице Фрида сообразила, что с такой просьбой доктор Льюис обычно обращается, когда хочет избавиться от присутствия близких больного. И именно в тех случаях, когда диагноз, по его мнению, может быть неблагоприятным.
В панике она метнулась на кухню, стала набирать воду из-под крана, и вдруг ей показалось, что за окном стоит кто-то в черном плаще. Сердце ее упало. В первую минуту она подумала, что это, наверное, приехал Джеми, но тут же одернула себя, сказав, что, конечно, это не он. Никогда он не приедет сюда за ней. Это тот ангел, что сидел, бывало, рядом с отцом в машине, тот, который ждал под окном, пока не наступало время войти в дом и снять жатву.
Отец вызвал «скорую», мать увезли в больницу, они с Фридой сели в машину и отправились следом. День клонился к вечеру, слышалось пение птиц. Водитель «скорой» не включал сирену, и Фрида отметила это как плохой признак. Еще дома, когда приехали врачи, она торопливо прошептала матери, что все будет хорошо, но глаза той были закрыты и она ничего не ответила. Сейчас, подавленная молчанием отца, Фрида расплакалась. Сначала она думала, что у матери случился небольшой удар и что она непременно скоро поправится, но отец откровенно сказал ей, что, скорее всего, это аневризма.
— Ох, Фрида… Хотел бы я, чтобы мой диагноз оказался ошибочным. Как бы я мечтал ошибиться на этот раз. Или иметь достаточно власти, чтобы вылечить ее.
Теперь она поняла, насколько все серьезно. Она поняла это по тону доктора, так он говорил, когда не имел надежды, когда ангел в черном уже был рядом, а двух других не отыскать никакими силами.
Похороны были скромными. Пришли проводить мать только ее близкие друзья да несколько членов клуба защитников природы. Ну, конечно, Билл с родителями и ее отец тоже присутствовали. Траурную службу провели прямо на кладбище, поскольку при жизни мать терпеть не могла быть причиной какой бы то ни было суеты.
Стояла жаркая погода, и Фрида отошла в тень деревьев. Живот был уже огромным, ноги отекали, вот-вот упадет в обморок. Даже не верилось, что Ви так и не увидит внука, о котором мечтала. Трудно поверить, что именно так сложилась жизнь ее матери…
После церковной службы мать Билла пригласила присутствовавших к себе, к столу подала холодное мясо, закуски, сыр и те хрустящие бисквиты, которыми славилась соседняя булочная.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — поинтересовался у Фриды отец, выйдя к ней на крыльцо.
Та вежливая болтовня, что вели за столом собравшиеся, была ей не по нутру, и сегодня она не находила нужным отдавать дань приличиям.
— Не очень.
— Понимаю. Конечно не очень. Не знаю, стоит ли тебе рассказывать, станет ли тебе от этого лучше, но в тот день, когда ты мне позвонила и я, приехав, отослал тебя на кухню, твоя мать сказала, что лучшее, что было в ее жизни, это ты.
Горло Фриды сжалось, и в глазах закипели слезы, но плакать она не могла. Никакого облегчения ей не приносили ни слезы, ни отсутствие слез.
