Когда родилась Луна (ЛП) - Паркер Сара А.

В любом случае, он знает, как сделать чертовски хороший клинок.

Я бросаю на него еще один взгляд, и меня охватывает зависть, когда он кладет красивое оружие в чашу с лишними осколками и ставит все это на дальнюю скамью, подальше от меня.

Умный король-тиран.

Он подходит к печи и поднимает крышку над нашим блюдом, выпуская пар, который разгоняет, помешивая ароматное варево деревянной ложкой, а затем зачерпывает немного бульона, чтобы подуть на него. Он подносит край ложки к губам и пробует.

В животе у меня урчит, и я кашляю, пытаясь заглушить звук, но не раньше, чем Каан поднимает бровь и бросает на меня взгляд, который я игнорирую.

Хотелось бы мне не быть такой голодной. Кажется неправильным принимать еду от того, кого я в конечном итоге собираюсь убить. И обезглавить. Просто на всякий случай.

Он наливает суп в две глиняные миски, и над каждой из них поднимаются густые клубы пара. Мое нутро издает еще один булькающий звук, щеки пылают, когда он кладет медную ложку в миску и подвигает в мою сторону. Вторую он кладет справа от меня, опускается на табурет рядом со мной и начинает есть.

Мой взгляд мечется между его профилем… моей миской… моей ложкой… моими связанными веревкой запястьями…

Точно.

Я неловко сжимаю ложку и обнаруживаю, что если я наклоню руки вправо, то смогу зачерпнуть суп под таким углом, который должен быть доступен моему рту.

Наверное.

Я зачерпываю немного из миски, наклоняясь вперед.

Мои пальцы путаются, расплескивая суп повсюду.

Стиснув зубы, я пробую еще раз, на этот раз наполовину донеся ложку до широко открытого рта с высунутым языком, а потом она выскальзывает, забрызгивая мои руки и грудь супом.

Ложка со стуком падает на пол вместе с остатками моего терпения.

Я пытаюсь встать с табурета, но Каан хватает меня за плечо, удерживая на месте.

― Я подниму…

Я поворачиваю голову и впиваюсь зубами в его предплечье так быстро, что едва успеваю заметить, как это происходит. Пока во рту не появляется вкус его крови, а он не поднимает меня на ноги и не прижимает к стене, зажав свое бедро между моими. Мои руки подняты над головой, а его рука обхватывает мою челюсть.

Наши тела прижаты друг к другу, дыхание вырывается сквозь оскаленные зубы.

Наши носы и лбы соприкасаются, когда в комнате зловеще темнеет, единственным источником света остается чрево раскаленной печи, отчего Каан кажется нависшей надо мной разъяренной тенью, а его глаза мерцают, как угли, потрескивающие во мраке.

― Хочешь поиграть грубо, Лунный свет? Мы можем. Но только после того, как ты поешь.

― Это приказ, сир?

Клянусь, в его глазах вспыхивают красные искорки, а тело прижимается ко мне с огромной силой. Слишком горячо.

Недостаточно горячо.

― Есть разница между тем, чтобы о тебе заботились, и тем, чтобы тобой командовали. Знай это.

Я невесело усмехаюсь, вздергивая подбородок.

― Ты даешь мне миску супа и ждешь, что я буду есть его со связанными руками? У тебя искаженное восприятие заботы.

Не могу поверить, что думаю об этом, но я скучаю по своим кандалам. Или, вернее, по цепи, натянутой между ними. По крайней мере, я могла хоть что-то делать, например, потянуться. Или почесаться. Сейчас мои запястья связаны так туго, что подтирать задницу, когда я, наконец, доберусь до уборной, будет настоящим испытанием.

― Попробуй принять помощь, Рейв. Ты удивишься, когда поймешь, что крошки больше не натирают. Простая просьба о помощи не делает тебя слабой.

Она делает тебя настоящей.

Я открываю рот, чтобы сказать ему, что мне не нужна помощь королятирана, но тут мой желудок снова урчит, подавая свой неуместный голос.

Что-то громкое и злобное обрушивается на крышу, оглушительный грохот, не похожий ни на что, что я когда-либо слышала.

Сердце подскакивает к горлу, взгляд отрывается от Каана и мечется по комнате в поисках трещин в стенах, поскольку здание, очевидно, рушится.

Неужели упала луна?

Разве мы не должны бежать? Прятаться под столом?

Почему, черт возьми, он так спокоен?

― Это просто сильный ливень, ― говорит он, и его голос нежно успокаивает мое заколотившееся сердце.

Мое тело расслабляется.

Ох.

― Это очень… громко, ― говорю я, продолжая искать трещины в стенах. ― Ты уверен, что это не лунопад?

― Уверен. Ты в безопасности.

Я встречаю его взгляд.

― Спорно.

― Ты в безопасности.

― Потому что я тебе зачем-то нужна ― так всегда бывает. Для чего? Может стоит рассказать об этом прямо сейчас, как ты считаешь? Ожидания действительно причиняют боль, когда они наносят удар в спину.

Он хмурится.

― Все, чего я от тебя хочу, ― это чтобы ты съела свой гребаный суп. И, возможно, чтобы мы пережили этот сон без кровопролития ― я знаю, что тебе это дается с трудом.

Я прищуриваюсь, пытаясь разглядеть в его взгляде трещины, но нахожу только твердую, как камень, убежденность.

― Ты хороший лжец, надо отдать тебе должное.

Из его груди вырывается рычание, и он отпускает мои запястья, отступая назад. По какой-то странной причине это похоже на разрыв шва, и мое дыхание вырывается на свободу.

Он поворачивается, поднимает мою ложку, ополаскивает ее под водой, а затем кладет обратно в миску. Усевшись на табурет, он продолжает есть в стоическом молчании, так контрастирующем со стуком дождя по крыше.

С каждой секундой воздух становится все плотнее.

Мой взгляд останавливается на ране от укуса на его руке, кровь капает на землю. Все еще стекает по моим губам.

Я съеживаюсь.

Я пустила ему кровь в доме его Махи. Черт возьми. И разлила суп повсюду.

Оказывается, я дерьмовый гость.

Еще одно урчание в животе, и я вспоминаю мою прекрасную, погибшую Эсси. Она часто готовила для нас. Любила экспериментировать с разными продуктами, которые я приносила домой с рынка.

Я всегда благодарила ее, ценя ее старания.

Я почти уверена, что не поблагодарила Каана, когда он предложил мне еду. Я просто принялась возиться с ложкой, после того, как расслабленно наблюдала за его готовкой со своего места на табурете.

Вот это да.

Я очень, очень дерьмовый гость.

Как бы мне ни был неприятен этот мужчина и все, что он собой представляет, я должна хотя бы поблагодарить его за ароматное блюдо, которое он приготовил для нас обоих. И еще раз попытаться запихнуть немного в рот.

Глубоко вздохнув, я отталкиваюсь от стены и сажусь на табурет, все еще ощущая на лице его кровь:

― Извини за неуважение. И спасибо за эту еду. Я ценю усилия, которые ты приложил.

Он молчит мгновение, зачерпывая ложку.

― Не за что, Рейв.

Я киваю, легким движением головы перекидываю волосы через плечо, бросаю на него робкий взгляд, затем наклоняюсь вперед, поджимаю губы и опускаю лицо в миску, делая большой глоток бульона.

У меня вырывается стон.

Это.

Чертовски.

Вкусно.

Не слишком жирный и не соленый. С едва уловимыми нотками трав, которые он сюда добавил. Есть даже намек на что-то цитрусовое. Не знаю, что именно, но мне нравится.

Я как раз проглатываю свой второй восхитительный глоток, когда Каан разражается глубоким, хрипловатым смехом, достаточно громким, чтобы перебить грохот неба.

Мои щеки вспыхивают, и я чуть не рявкаю на него снова, но затем его смех толстой лентой оплетает мои ребра, поднимается к горлу и вырывается изо рта с такой скоростью, что брызги супа вылетают из носа, покрывая разделочный стол.

Ноздри горят, как будто я только что выдохнула пламя, но смех не прекращается, все мое тело сотрясается от его силы.

Я никогда раньше так не смеялась. Так по-настоящему. Я не знала, что это может быть так… хорошо.

Почему это так хорошо?

По щекам текут слезы, суп капает с носа и подбородка, мои внутренности болят, а звук продолжает литься…