Амелия Хатчинс - Насмешка судьбы (ЛП)
Глава 20
Вскоре, после ухода Элирана, вернулся Райдер, по-прежнему без рубашки. Он осмотрел комнату и уставился на меня.
– Как ты себя чувствуешь?
– Я в порядке. Элиран сделал несколько тестов и забрал образцы с собой.
– Попытайся уснуть, – произнес Райдер, подходя, чтобы лечь в кровать, будто она принадлежала ему.
– Ты будешь обнимать меня всю ночь и отгонять плохих парней? – пошутила я.
– Между прочим, да. Таков мой план на вечер, если ты не против.
Я не ожидала такого ответа и почти застонала, когда его сильные руки обняли меня.
– Закрывай глаза. Я рядом, Питомец. Обещаю, ты в безопасности. С тобой ничего не случиться.
– Райдер, ты сказал, что научишь меня, кормиться без секса. Как я могу это сделать? – спросила я
– Не уверен, что ты готова. Будем волноваться об этом утром или, когда ты станешь достаточно сильной. Прямо сейчас, тебе нужно немного отдохнуть.
*~*~*~*~*Райдер*~*~*~*~*
Я наблюдаю как спит Син – такая красивая, так чертовски совершенна. Она не входила в мои планы, но тем не менее замечаю, что мой мир всё чаще крутиться вокруг нее. Это опасно, и я теряю над этим контроль. Син хочет больше, чем я могу дать, и хороший мужик отпустил бы ее. Но я плохой. Я не выше лжи, чтобы удержать ее. Мы такие, сметаем все, что стоит на нашем пути.
Мы убиваем, чтобы доказывать, что можем контролировать, то что хотим. Она продолжает думать, как человек. Не делай она так, поняла бы, почему я убрал Адриана со своего пути, доказывая, что я более умный Фейри, чем хороший человек.
Что я ее мужчина и готов за неё сражаться.
Зверь рычит внутри меня; расхаживая, наблюдая и преследуя Син, даже сейчас. Он хочет быть внутри нее, но я боюсь того, что он может с ней сделать. Он взял все на себя так быстро, что я не смог его остановить или защитить Син. Но я боролся с ним и восстановил контроль. Обычно, я знаю, когда позволяю ему взять контроль. В этот раз, он блокировал мне зрение, пока я силой не загнал его назад. Он лишь продолжает твердить, что нельзя допустить, чтобы Син кормилась от другого, пока разбирается со своими мыслями. Поэтому мы можем дать, так желаемое ею, время. Придурок, он до сих пор думает, что может контролировать Син.
Зверь, кажется, уверен, что она простит меня, а я не уверен, что это вскоре случиться. Я все еще не знаю, что он с ней сделал. Меня пугают домыслы о том, что он мог ей причинить, а я ничего не боюсь.
Я могу удерживать ее; связать и трахать, как захочу. Но – это Син и мне нравится, как она борется – ее внутренняя сила великолепна.
Ее страсть вызывает привыкание и, святые небеса, даже лежать рядом с ней, сдерживая ее ночные кошмары, приводит меня в состояние возбуждения.
Мой член прижимается к ней, требуя погрузить его в ее сладость по самые яйца.
Руками задеваю ее соски, просто чтобы увидеть, как сладкие вершинки набухают от желания, чтобы мой рот вкусил их. Я такой долбаный ублюдок.
Не могу перестать хотеть быть рядом с ней, контролировать ее страсть. В первую ночь, когда я увидел ее стало шоком для моего организма.
Ничто никогда не привлекало меня, как ее глаза цвета электрик в ту ночь и, увиденная мной, в них боль.
Та же боль, которая заставляла ее усерднее бороться и еще сильнее любить.
Когда я впервые увидел Син, она была с Эдрианом. Ее взгляд был прикован к его, наполненному жаждой силы, но из-за любви Син словно ничего не замечала. Чертовы дети; они были влюблены.
Син смотрела на него, как на самое удивительное, что ей доводилось видеть. Я хотел, чтобы она также смотрела на меня. И также улыбалась, без страха, скрытого в ее соблазнительных глазах.
Её губы растягивались в улыбке, настолько прекрасную, что я сразу же возбуждался. Эдриан жаждал силу, и она находилась, черт подери, прямо перед ним. Син была его якорем, его силой.
Он хотел большего, а она ни разу не уловила в его взгляде неудовлетворенность, временами проскальзывающую из-под его маски. Син была слепа от счастья, предполагая, что он также счастлив.
Ублюдок хотел ее силу и, в конце концов, если бы я позволил ему остаться, это уничтожило бы их отношения. Ревность – сука.
Я наблюдал, за ней, когда она себя удовлетворяла и ничто не заставляло мой член становиться таким твердым, как вид ее широко раздвинутых ног и ее маленькой ручки, работающей меж ними.
Те сладкие, гребаные звуки, которые она издавала предрешили ее судьбу. Они преследовали меня, когда я оставил ее, и не исчезали пока не просеялся обратно к ней на следующий день в надежде, что она сделает это снова.
В конце концов, я заставил ее возбудиться; наполнив воздух афродизиаком Фейри, лишь для того, чтобы наблюдать за ней, пока она не заснула, удовлетворенная собственной рукой.
Как какой-то долбаный, сраный, слабый извращенец я смотрел на нее, не в силах уйти. Я никогда не хотел людей. Я придерживался строгого кодекса, пока не встретил Син.
На самом деле, однажды я поддался искушению и поцеловал ее, и Син проснулась. Она не помнит этого. Я стер этот поцелуй из ее памяти.
Грёбаный поцелуй! Я – монстр, и единственное, чего желал – это ощутить вкус этих красных проклятых губ на своих. Она проснулась в замешательстве, соображая, кто я.
Я почти занялся с ней любовью и заставил Син думать, что это сон. Но себя заставить не мог. Я желал, чтобы она выкрикивала мое имя, когда я буду трахать ее упругое лоно. Нуждаясь в этом, как в гребаном воздухе.
Я не мог взять у нее то, что бесчисленные женщины предлагали мне. Я даже не мог трахаться с кем-то еще, без застрявших в моей голове, самых милых сиреневых с цветом электрик глаз.
Когда я спал, мне снилась Син, милая и дерзкая, умоляющая нагнуть ее и жадно кормится. И я трахал ее во снах. Каждый. Проклятый. Раз.
Я пытался дать ей уйти. Позволил уйти из страны фейри, и от меня. Я послал охрану, скрыто наблюдать и оберегать ее. Все время я боролся за контроль со зверем, а когда засыпал, хотел встретиться с ней во сне.
Зарук даже приводил женщин, раздевал и трахал их при мне, как делал миллион раз до этого. Парни даже ввели новинку, трахаться групповухой.
В конечном счете они сдались. Раньше меня возбуждал вид женщин, просящих быть наполненными, теперь же крик единственной женщины, который я хотел услышать даже не находился в том же гребаном мире, в каком был я.
Я хотел вернуться сюда и стереть ее из своей памяти, а себя из ее. Легче сказать, чем сделать.
Не слышать, как она возбужденно произносит мое имя, равносильно смерти. Ненавижу, что хочу ее, что не могу выкинуть из головы.
