Злата Линник - Мои поцелуи вкуса крови
Не успокоюсь, пока не схожу в тот парк. Сперва хотел просто посидеть в кафешке, коньячку попить, вспомнить старые времена. Так ведь нет — будто в ухо кто шепчет, что не коньяк это на самом деле, а сплошная химия на спирту и что не дело потомку старинного дворянского рода унижать себя низкосортным пойлом… Да какой там дворянский род: маманя, как раньше говорили, пролетарского происхождения, батя так вообще был деревенский. А из меня непонятно откуда такое прет: вилку держать в левой руке, ножик в правой, локти на стол не класть, это вино подходит только к рыбе, а к мясу подавать его даже не моги… Соседи на кухне с меня уже просто хренеют. Говорят, раньше двух слов без мата сказать не мог (бессовестное вранье: я, когда хотел, и раньше мог культурно выражаться), а тут… Смеются, что хорошо мне там, в больнице, мозги прополоскали.
Босопяткина, старая дева, все зазывает чай с вареньем пить и вкручивает про филармонию и итальянское кино. А у самой только и на уме, как меня в кровать к себе затащить. Для этого и мысли читать не надо — и так все на морде написано, то есть на лице. Привязалась не хуже следователя или сотрудника инквизиции. Чтобы отделаться, пришлось прозрачно намекнуть, что мне в больнице не только мозги прочистили…
Одним словом, поперся я в этот парк. Пошатался, у прудика посидел, скормил уткам целый батон. Несолидно как-то, в центре города — и утки, вот у нас в замке в пруду плавала пара лебедей. Думаю, все, пора в лесок до дому. А тут ноги будто сами понесли, пробежал, а напротив детской площадки к месту прирос, как тогда в магазине. Смотреть вроде не на что — ну, горка, скамейки, качели с рекламой Макдоналдса, а я стою и таращусь, как на окна той квартиры, где мы со Светкой зависали целых два месяца. А если вокруг поглядеть — получается то самое место, которое мне приглючилось, разве что кусты немного по-другому посажены, а пригорок, деревья — это один в один.
Тут раньше и были развалины, в которых я жил. То есть не я, а тот безумный ученый, которому псина книги таскала. То есть тогда он был не псом, а временно становился человеком. На этой самой хате меня и грохнули. Вроде бы одна баба ко мне клинья подбивала, а когда я культурно ее послал, сдала меня местному авторитету, который на меня и раньше зубы точил. Быть того не может, я же с четырнадцати лет ни одной не пропускаю, а уж ту, которая сама напрашивается, так вообще за милую душу… Ну разве что если она страшная, как та тетка из женсовета.
* * *— Извините, можно вас на минутку? Скажите, пожалуйста, в этом парке когда-нибудь жилые дома были? Например, где сейчас детская площадка.
— Молодой человек, я вам что, справочное бюро? Каждый подойдет и каждый спросит, а с меня не экскурсии, а чистоту спрашивают. Зарплата крошечная, только чтобы не помереть.
— Тут сто рублей валялось, посмотрите, не ваши?
— Мои, давай сюда! Ох, спину заломило, в мои-то годы метлой махать. Посидеть хоть, отдышаться… Так о чем ты спрашивал-то? Где детская площадка? Дом там стоял, сразу после войны построили, для сотрудников парка. Для начальства, понятно, тогда с жильем тяжело было… Потом жильцов повыселили, а дом сколько лет пустой стоял, после пожара от него только первый этаж и остался, и то не полностью. Стоял и стоял, пить-есть не просит, а потом директор велел снести все до ровного места. Стали разбирать, нашли там чего-то, а что — и не упомню… Еще сто рублей? Мои! И когда я их успела выронить?
Сама ничего не видела, врать не стану, а вот Алевтинин муж как раз там и был, царство ему небесное. Говорит, целую квартиру в подвале нашли, а в ней ценностей полным-полно. Хозяин на кушетке лежал; помер, а похоронить-то и некому. В прежние бы времена надо было милицию вызвать и все государству сдать, тогда строго было… А эти все между собой поделили, и добро бы домой, в семью принести, так им сразу глаза залить надо. Этот хоть ковер домой принес, хороший, хоть и не новый, и картинку еще красивую, они мне ее на юбилей подарили.
— А можно как-нибудь на нее посмотреть?
— Не продам, она мне и самой нравится. Да и пусти в дом чужого человека, потом беды не оберешься! А у меня всего и добра, что комната эта, а в ней, сразу говорю, дочка прописана, а у нее муж в милиции работает… Ну что с тобой поделаешь, пошли! Только у меня к чаю ничего нет, в гости никого не ждала.
— Это не проблема, сейчас зайдем в «Каравай» и пирожков купим. Вам каких, с рыбой и с курагой?
— Ох, ты, как в воду смотрел. Тогда уж и кекса «Невского», который с изюмом.
Снова бизнесмен Антонов
Неужели там, в зеркале, это я?! Быть не может: я — спортивный мужчина и выгляжу достаточно неплохо для своего возраста. К тому же работаю по десять часов в сутки, некогда всякой ерундой заниматься. Какой-то хомяк-альбинос с брюхом едва не до колен, а на лицо и вообще лучше не смотреть — под глазами мешки, физиономия заплывшая.
Вот зачем, спрашивается, дорогая супруга заказала этот шкаф-купе с зеркалом от пола до потолка? Из вредности, не иначе! Намекает на что-то, нет, чтобы прямо сказать, что ее не устраивает.
Самой-то ей зеркала не нужны. Первые несколько лет после свадьбы она говорила, что мои глаза ей вместо зеркала. Как замечательно мы проводили время, все любовные сериалы просто отдыхают. Кто бы раньше сказал, что в жизни такое возможно! Почему все хорошее так быстро заканчивается? Любовная лодка, блин, разбилась о быт. И что же, прикажете с этим смириться? Ща-аз! Смирился уже! Как сказал кто-то из политиков, перестройку начинаем с себя.
— Алло, это фитнес-клуб «Тонус»? Сколько у вас стоит месячный абонемент, если посещать каждый вечер? Нормально, без проблем! Нет, подойду уже сегодня.
* * *Обстановка в комнате бедная, если не сказать убогая. Светло-желтая мебель, которая была популярна годах в 60-х, вышитый ковер, на котором свора собак гонит оленя, повсюду вязаные салфеточки, на телевизоре ваза с выцветшими искусственными цветами. Картина, изображающая солнечный день где-то на юге, резко контрастирует со всем остальным.
— Ну вот, гляди. У нас такие же водопады. Я ведь из-под Краснодара, думала, в Ленинграде выучусь, на работу устроюсь… Небось, с наших мест и срисовано, к нам, как лето, постоянно художники ездят.
— Нет, это «Солнечный вечер в Тиволи», художник неизвестен, предположительно школы… Хотя какое это имеет значение? У вас очень ценная картина, берегите ее. Спасибо, я уже ухожу.
…И чего ради меня сюда понесло? Что надеялся увидеть? Ну, оттуда картина, из подземной квартиры, а толку мне с того? Все, пора завязывать с этим расследованием и жить дальше. Узнать бы только, чего мне там, в больнице, в мозги напихали и зачем. Может, пробовали методы обучения во сне? Вот было бы круто, раз-два, и ты умнее всех. А откуда тогда эти вампирские воспоминания пополам с криминальной хроникой? Может, кто-то из участников эксперимента прикололся, вместо учебника загрузил в меня чернушный роман, да еще и соответствующую бульварную прессу добавил? Нет, не вяжется… Ну и какая, к черту, разница? Главное, что я жив и почти здоров, а все остальное приложится.
