Наталья Мазуркевич - Право на свободу, право на любовь
— Члены императорской семьи обладают расширенным списком. К примеру, у меня в дворцовом списке лишь те, кого я лично знаю и они по той или иной причине сейчас во дворце. У вас же, если мое предположение верно, должен быть весь список гостей и слуг, кто находится на обозначенной территории.
— И маги?
— Маги, стража, слуги, рабы. У вас должны быть обозначены все.
— Значит, мне проще самой найти ребят?
— Нет, у вас слишком много людей. А я уже нашел. Поэтому нам следует немножко подкорректировать маршрут.
И мы пошли в противоположную сторону. Опять стража, маги в одежде гвардии. Выход из императорской части дворца больше походил на пересечение государственной границы. У дверей жались придворные, желающие подать прошение или же засвидетельствовать уважение его величеству или гостившему наследнику. Были здесь и леди от мала до велика, в дорогих платьях, с высокими прическами и грудью на изготовку. Рядом с некоторыми из них стояли почтенного возраста господа, вероятно родители или временно исполняющие их обязанности.
— Узнали, что император вновь свободен, — тихо пояснил Актор, притягивая меня к себе. Как оказалось, такое неподобающее поведение было продиктовано вовсе не желание оказаться поближе, а понятиями элементарной безопасности, ибо в такой толпе можно было запросто потеряться или получить пару колотых ран каблуком, или веером.
Я уже было решила спрятаться за спиной своего стража, когда один из магов резко вышел вперед и объявил:
— Ее светлость Кириниса, герцогиня Таргонская.
Вкупе с моим цветом волос и хоть какими-то знаниями географии и линий наследования… Да, теснить нас перестали мгновенно и начали подобострастно кланяться. Актор хмыкнул и быстро протянул меня через образовавшийся живой коридор.
— Хм, значит, уже всем объявили, — себе под нос сказал юноша, дождался, пока я отдышусь после гонки, и поинтересовался: — Сколько вы будете гостить во дворце?
— У нас есть еще шесть дней до представления своей постановки, — уклончиво ответила я. Сказать что-либо более точно, я не видела возможности, ведь теперь мое время принадлежало вовсе не мне. — У вас какие-то соображения?
— Вас должны представить подданным. Не только столице, но и секторам. Поскольку у вас всего шесть дней… Вероятно, в школу вы вернетесь с опозданием. Проекты уже успеют сдать.
— Но…
— Я не закончил, — прервал юноша. — Скорее всего, для поддержания репутации ваше выступление поставят во дворце, и покажут некоторые моменты из него по секторам. Плюс конференция. Но здесь можете не переживать, все вопросы вам предоставят заранее. С ответами, разумеется. Вам останется только выучить их.
— Это все? — с облегчением выдохнула я, но как оказалось слишком рано.
— Его высочество Хельдеран посещал военные базы империи. Солдаты должны знать за кого умирают. В вашем случае, вероятно, будет иметь место посещение Военной Академии. Если позволите, я проведу вам там экскурсию и познакомлю с подчиненными мне ребятами.
— Если одобрит император.
— Думаю, его величество не станет возражать. Это только укрепит позиции вашей семьи и поддержит репутацию.
— Это все?
— Предположу, что да. Но… как решит император.
— Как решит его величество, — тихо повторила я. Да уж, сейчас воспоминания трехмесячной давности казались из разряда фантастики. Тогда мне казалось, что я несвободна. Теперь же я понимаю, насколько широко простирались мои крылья.
Не знаю, то ли мы шли кружными путями, то ли все собрались у дверей в императорскую часть дворца, но коридоры были пусты. Я слышала, как привычно чеканит шаг мой спутник, как откуда-нибудь доносится стихающий лязг стали гвардейцев, как уронили вазу, и она разлетелась осколками.
В этом весь дворец. В нем кто-то есть, и ты слышишь его присутствие, но и в нем пусто, как будто все обитатели стали тенями, бестелесными и глухими к течению жизни. Как будто и ты призрак, скованный призвавшим тебя заклятием, без права покинуть свою темницу.
Чтобы войти, пришлось прикладывать браслет. Анализатор пискнул и открыл двери, заставив меня еще раз взглянуть на собственный индентификатор. Теперь он универсальный ключ?
— Во дворце вы можете зайти к кому пожелаете, — пояснил Актор. — Высший уровень доступа.
Я не ответила: все же дверь уже была открыта, а там, если верить браслету, располагались покои Кристины. Идти утром и без приглашения к Дэйну и Тордаку я не решилась.
Кристина была у себя. Девушка стояла перед зеркалом и кривлялась, разминая мышцы лица. Дальше, на диване, оккупировав стол и расстелив на нем ватман, сидели юноши и что-то тихо, но ожесточенно обсуждали.
— Доброе утро, — поздоровалась я, хотя от утра уже почти ничего не осталось. Солнце уже нещадно пекло, в меру своих возможностей.
— Кирин? — Тордак был слишком удивлен, чтобы сказать что-либо еще.
Удивление читалось и на лице Дэйна, который едва не выронил карандаш. Кристина была более спокойна: девушка просто отвлеклась от зеркала и, скрестив на груди руки, подошла к ребятам, присела на подлокотник.
— Вы не рады меня видеть? — почему-то мне именно так и показалось. Как будто я теперь была изгоем.
— Мы… не ожидали, — дипломатично пояснил Дэйн, поднимаясь, но смотрел он не на меня. Пристального внимания со стороны юноши удостоился Актор. Вот только внимание Дэйна было никак не положительным. Мой новый страж юноше не нравился. Очень не нравился, судя по прищуру и поджатым губам. Хотя… такое чувство, что во дворце нет ни единого человека, который бы нравился всем без исключения. Разве что… император. За признание в безразличии или антипатии следовало наказание. Поэтому…
— Не ожидали?
— К нам уже заходил один из секретарей его величества и объяснял важность твоего пребывания во дворце. Проект нам обещали засчитать заочно. Более того, уже засчитали. Можешь проверить отметки в списке школы.
Я так и сделала. В графе оценки стоял высший балл. Высший балл за происхождение? То есть и учеба превращается в фарс. Никто же не поставит императорской фамилии меньше чем отлично. Инстинкт самосохранения не позволит. А если ходатайство от самого императора…
Говорят, добиться успеха может каждый. И с каждым прожитым днем во дворце, в школе для избранных, в окружении обличенных властью, я понимала, как это все-таки идея. Только идея, ведь ей никогда не стать реальностью. Не допустят. Потому что все уже определенно.
— А чем вы занимаетесь? — я кивнула на бумагу, испещренную, как оказалось при ближайшем рассмотрении, чертежами и набросками.
