Стефани Майер - Сумерки
Я удивленно взглянула на Эдварда.
— Мы поменялись машинами — у Карлайла был полный бак бензина, а мне не хотелось останавливаться. Заходить домой было страшно — Эсми наверняка устроила бы сцену и упросила никуда не ездить. Следующим утром я уже был на Аляске. Два дня провел среди старых знакомых, но очень скучал пo дому. Страшно не хотелось огорчать Эсми и остальных родственников, а чистый горный воздух выветрил последние воспоминания о твоем запахе. Я убедил себя, что убегать глупо. Я ведь и раньше сталкивался с соблазном, однако никогда не уступал! Разве можно позволить простой девчонке, — зло улыбнулся он, — сгонять себя с насиженного места?
Эдвард задумчиво смотрел вдаль, а я молчала. — Прежде чем вернуться в школу, я несколько дней охотился, ел и пил больше, чем обычно. Изо всех сил старался убедить себя, что смогу относиться к тебе как ко всем остальным людям. Судя по всему, я был слишком самонадеян.
Несомненную трудность представляло то, что я не могу читать твои мысли. Пришлось действовать окольными путями: внедряться в сознание Джессики и выискивать то, что хоть как-то связано с тобой. Джессика — девушка недалекая, мыслит примитивно, так что копаться в ее мыслях — занятие не из приятных. Тем более что ты далеко не всегда откровенна. Эдвард поморщился.
— Мне хотелось, чтобы ты поскорее забыла о случившемся в первый день, и я решил сам начать разговор. Нужно было разобраться в твоих мыслях, но ты оказалась гораздо сложнее и интереснее. И снова этот запах, исходящий от твоей кожи и волос… А потом на моих глазах тебя чуть не переехал фургон. Позднее я подумал, что все сложилось как нельзя лучше: если бы я тебя не спас и твоя кровь растеклась по асфальту, не думаю, чтобы смог сдержаться, и тайна нашей семьи была бы раскрыта. Но все это пришло мне в голову потом. Когда я увидел неуправляемый фургон Тайлера Кроули, единственной моей мыслью было: «Только не она!»
Эдвард закрыл глаза, будто признание забрало слишком много сил. Я внимательно слушала, понимая, что мне должно быть страшно. Вместо этого я чувствовала облегчение — наконец-то все встало на свои места — и даже сочувствие — он ведь так страдал и все же нашел в себе силы признаться, что хотел лишить меня жизни.
— А потом мы попали в больницу, — подсказала я.
— Мне было безумно страшно, — признался Каллен. — Ведь я вел себя безответственно и подверг семью риску. А потом я поругался с Розали, Эмметтом и Кэри, когда они заявили, что сейчас самое время… Ссора получилась ужасная, мы столько друг другу наговорили! Зато Карлайл меня поддержал, и Элис тоже. — Назвав имя сестры, Каллен нахмурился. — А Эсми сказала, что я могу делать, что хочу, лишь бы никуда не уезжал!
Весь следующий день я подслушивал мысли твоих собеседников и понял, что ты меня не выдала. Логическому объяснению это не поддавалось! Я понимал, что больше рисковать нельзя и от тебя следует держаться подальше. Но каждый день запах твоих волос, кожи, свежесть дыхания терзали меня так же, как и в первый.
Теплые тигриные глаза смотрели так нежно!
— Но, в конце концов, — продолжал Эдвард, — лучше бы я выдал семью в самый первый день, чем причинить тебе боль сегодня, здесь, когда меня ничто не останавливает.
Любопытная, как все девушки, я не удержалась от вопроса — Почему?
— Изабелла, — Эдвард шутливо взъерошил мои волосы. Я затрепетала от его прикосновения. — Белла, я не смогу жить, если причиню тебе боль. Ты вообразить не можешь, что я чувствую, когда представляю тебя, бледную, холодную, неподвижно лежащую на земле… — Каллен пристыженно опустил глаза. — Не видеть твоего румянца, блеска в глазах, когда ты разгадываешь глубинный смысл моих слов… Ради чего тогда жить? — В печальных глазах застыл вопрос. — На всем свете для меня нет никого дороже тебя. Отныне и навсегда.
У меня голова шла кругом. От невинного обсуждения моей гибели мы плавно перешли к взаимным признаниям. Эдвард ждал, и я, трусливо разглядывая руки, понимала, что он ждет моего ответа.
— Мои чувства тебе прекрасно известны. Ну… в общем, я лучше умру, чем соглашусь жить без тебя. Знаю, я идиотка!
— Ты правда идиотка! — рассмеялся он. Наши глаза встретились, и я тоже рассмеялась. Ну и ситуация, мы оба смеемся над моей глупостью.
— Значит, пума, или в моем случае, лев, влюбился в бедную овечку! — радовался Эдвард, а мне стало не по себе.
— Какая глупая овечка! — вздохнула я.
— а лев — ненормальный мазохист! — поддержал Эдвард и снова рассмеялся. Интересно, о чем он сейчас думает?
— Почему?.. — начала я, не зная, как продолжать.
— Что почему? — улыбнулся Каллен.
— Объясни, почему ты раньше убегал от меня?
— Ты знаешь, почему. — Радостная улыбка погасла.
— Просто хочу понять, что именно я делала не так. Нужно же мне знать, что можно, а что нельзя ни при каких обстоятельствах.
— Белла, мне не в чем тебя упрекнуть, — снова улыбнулся Эдвард. — Все недоразумения произошли по моей вине.
— Но я же хочу помочь, чтобы тебе было легче.
— Ну, — нерешительно начал Эдвард, — мне не по себе, когда ты подходишь слишком близко. Люди стараются держаться от нас подальше, инстинктивно чувствуя опасность… Когда ты совсем рядом, я чувствую запах твоего горла, — выпалил он, напряженно вглядываясь в мое лицо.
— Тогда ясно, — легкомысленно произнесла я, пытаясь разрядить обстановку. — Горло больше не показываю!
— Да нет, все не так страшно, — рассмеялся Эдвард. — Просто меня удивили собственные ощущения.
Он поднял руку и осторожно положил мне на шею. Я не шелохнулась, и ничего похожего на страх не испытала.
— Видишь, какая гладкая и нежная…
Кровь бешено неслась по жилам, и мне бы очень хотелось как-нибудь замедлить ее бег. Ведь Эдвард, очевидно, слышал, как стучит мое сердце.
— Румянец тебе идет, — вкрадчиво проговорил он и, нежно коснувшись щеки, взял мое лицо обеими руками, бережно, словно хрустальную вазу.
— Не двигайся, — попросил Эдвард.
Очень медленно, не сводя с меня глаз, он наклонился ко мне. Резкое движение, и холодная щека легла на мою яремную впадину. Пошевелиться я не могла, даже если бы очень захотела. Я застыла, слушая легкий звук его дыхания, наблюдая, как солнечные лучи играют на бронзовых кудрях.
Медленно, очень медленно его руки скользили вниз по затылку. Эдвард затаил дыхание и остановился, лишь опустив ладони мне на плечи. Холодное лицо скользнуло по ключице и прижалось к груди. Он слушал, как стучит мое сердце. Как долго мы сидели без движения, я не знала; возможно, несколько часов. Постепенно сердце забилось спокойнее, я не шевелилась и молчала, пока Эдвард держал меня в объятиях. Я понимала, что могу умереть в любую минуту, так быстро, что и заметить не успею. Почему же мне не было страшно?
