Белый Шиповник и Черные Ягуары (СИ) - Консуэло Ольга

Ан Меренья снова повернулся к Инсе и, сочувствеңно посмотрев на нее, сказал:

— Вы, студентка Ларисентсен, можете быть свободны. И не расстраивайтесь так, я надеюсь, что студент Дарсинссо всё же не совсем безнадежен и сумеет не только осознать свою ошибку, но и не повторить её в дальнейшем.

Сдерживая злые слезы, Инса почти бегом отправилась в общежитие бытовиков, опасаясь, что Ρенц бросится за ней. Но донесшаяся до нее следующая фраза преподавателя Инсу успокоила:

— Α вас, студент Дарсинссо, я пока не отпускал, вам следует восстановить учебный макет, если не хотите, чтобы ваш декан получил от меня уже полноценную жалобу, которая может закончиться для вас недопуском к соревнованиям, как неспособного контролировать себя.

К тому моменту, как Инса закрыла за собой дверь комнаты, плакать ей уже расхотелось. Но злость осталась, как и нежелание видеть Ренца и говорить с ним. Поэтому девушка не только отключила звонок магофона, но и отменила допуск Ренца в общежитие бытовиков, поскольку не хотела, чтобы он поджидал её где-нибудь по дороге в столовую или снова стоял под дверью комнаты.

Прикинув, что Кита пробудет на полигоне еще не меньше сорока минут, а Терд, скорее всего, останется её ждать, Инса решила позвонить Икену. С мамой она разговаривала каждый вечер, а вот с братом не общалась нормально уже несколько дней — у него как раз были каникулы, поэтому Икен постоянно был занят и отделывался буквально парой фраз. Но сегодня ей повезло — он был дома и тоже соскучился. Болтая с братом, Инса вспомнила, что ей до сих пор никто так и не рассказал, кто же был виноват в том приступе Икена, вызванном дымом пустынной полыни, и какое наказание понес виновник происшествия. Спросив об этом брата, девушка с удивлением узнала, что это был вовсе не кто-то из парней, которые, как помнила Инса, весьма прохладно восприңяли появление конкурента, перетянувшего на себя внимание большинства одноклассниц. Это оказалась девушка, некая Сита, которая отказалась объяснять учителям причину своего поступка и была отстранена от занятий до конца учебной четверти. Кроме того, если она вновь будет замечена в нарушении дисциплины, её пообещали вообще перевести в специальный интернат для несовершеннолетних, неспособных контролировать дар. Конечно, у Инсы была идея насчет того, почему эта Сита так поступила, но обсуждать её с братом она не стала — Икен не любил, когда заводили разговор о том, что он нравится девочкам. Он почему-то ужасно стеснялся того, чем многие на его месте гордились бы. Однажды Инса всё-таки поинтересовалась — отчего так, и брат объяснил, что ему неприятно внимание девочек, вызванное одной лишь его симпатичной внешностью, как будто бы для них он просто еще одна куколка, а не живой человек. Инса считала, что он не совсем прав, что неправильно считать, что всем девочкам нравится в нем только это, но Икен был в этом вопросе непоколебим и переубеждению не поддавался. Зато это печальное происшествие неожиданно поспособствовало тому, что одноклассники наконец-то приняли новичка в свой круг, потому что «все девчонки — дуры, и нечего на них обращать внимание». Сомнительное утверждение, конечно, зато у Икена появились приятели, общением с которыми он и был так занят в последние дни, что не мог выбрать время, чтобы нормально поговорить с сестрой. Это было действительно здорово, и Инса была очень рада за брата, который не только делал успехи в контроле над даром, но и нашел новых, пусть пока еще не друзей, но тех, кто вполне мог ими стать.

Подробный рассказ Икена занял довольно много времени, так что когда в комнату вернулась Кита, Инса только-только закончила разговор и еще не успела даже чайник вскипятить.

— Ну как всё прошло? — поинтересовалась она у подруги.

— Нормально, моя защита выдержала, — радостно улыбаясь, ответила Кита.

— А у Терда как? И где он, кстати?

— И у Терда всё получилось, хотя с крыши и слетела пара кусков черепицы, ан Меренья тему ему засчитал.

Кита замолчала, и Инса недоуменно переспросила:

— Так где он сам-то?

— Ну, — замялась подруга, — мы решили, что до ужина он побудет у себя.

— Понятно, — вздохнула Инса, — вы подумали, что я тут рыдаю.

— А ты не рыдала? — заинтересованно спросила подруга.

— Представь себе, нет. Когда уходила с полигона, действительно чуть не расплакалась, но потом плакать мне как-то расхотелось. А вот злость на этого самовлюбленного паршивца никуда не делась. Всё-то всегда он должен повернуть по-своему! Всё-то всегда должно быть так, как их великолепие Корренц Дарсинссо пожелает! Всегда-то и везде он должен быть на первом месте! Знаешь, мне надоело. Не хочу его больше ни видеть, ни слышать, ни вообще знать!

— Ну, — осторожно начала Кита, — мне кажется, что ты всё-таки несколько преувеличиваешь.

— Разве? А по-моему, я наконец-то окончательно поняла настоящую цену этому типу и его разговорам о высоких чувствах.

— А он говорил о чувствах? — не сдержала любопытства Кита.

— Вот именно — говорил. Он, знаешь ли, много чего мне уже наговорил. Вот только его поступки говорят куда громче слов, и притом говорят они совершенно другое.

— Нет, ну всё-таки, может быть, зря ты так разозлилась? Ну, не сдержался он сегодня, азарт его взял, забылся.

— Ты правда веришь, что этот расчетливый парень, который даже знакомство со мной продумывал, как будто это военная операция, забылся, поддавшись азарту? Прости, но я в это ни за что не поверю. Ан Меренья прав — Ρенца просто задело, что я, всего лишь девушка, да ещё и со слабым даром, сумела сделать в магии что-то, с чем он не смог справиться. Ущемленное самолюбие и оголтелый шовинизм — вот что им двигало, а вовсе не безобидный азарт!

— Мне всё-таки кажется, что ан Меренья зря так сказал, да и вообще, я думаю, он специально тебя провоцировал на ссору с Ренцем.

— Да ладно! Ты еще скажи, что ан Меренья в меня влюблен без памяти и ревнует!

— Нет, конечно, — сразу же отказалась от такой идеи Кита, — но обычно он так себя не ведет и личных замечаний студентам не делает.

— Тут ты, пожалуй, права, — была вынуждена согласиться Инса. — Но мы ведь раньше не видели, как он со стихмагами общается. Не исключаю, что он их терпеть не может, благо, есть за что, вот и цепляется к ним по малейшему поводу. Но это нисколько не отменяет того, что Ренц поступил со мной просто гадко. И знаешь, Кита, это было по-настоящему больно. Не так, как тогда, когда он вытащил меня из катакомб, тогда я просто злилась и всё. А сейчас он сделал мне больно. По-настоящему, понимаешь? Когда я думаю об этом, у меня вот здесь, в центре груди, появляется такая тянущая боль, будто там дыра, такая ноющая рана, и всё внутри сжимается. И я чувствую себя как беспомощная маленькая собачка, которую пнули ни за что, просто безо всякой причины. Когда любят, так не поступают, Кита. Только не так. Не пинают походя, не задумываясь о том, какую боль могут этим причинить!

— Я понимаю, но, может, он всё-таки, ну, как-то нечаянно?

— Да он всё время так! — надрывно выкрикнула Инса. — Вчера мы не пошли в катакомбы, потому что ему, видите ли, надо было позаниматься, сегодня вот это, а что будет дальше, а? И ведь он знал, прекрасно знал, как меня выматывают эти сны, я говорила ему, не один раз, и он вроде бы всё понимал, но как дошло до дела, мои переживания оказались менее важными, чем его подготовка к занятиям!

— Ну, мы с Тердом ведь тоже не пошли, — справедливости ради вставила Кита.

— А вы, в отличие от него, и не знали, насколько мне тяжело даются эти полусны-полувидения. А если бы знали, я думаю, не отказались бы разок не подготовиться к занятиям, чтобы пойти со мной. Я не люблю жаловаться, поэтому и не стала вам всё в красках расписывать. Α ему рассказала, понимаешь?! Доверилась ему, рассказала о своих слабостях. И что он сделал? Он наплевал на это. Это же несерьезно, это же всё женские глупости, высосанные из пальца проблемы. Не стоит о таком и беспокоиться! Это же не ему больно! И знаешь что? Если это у него такая любовь, то в Темную бездну его вместе с его любовью!