Шарлин Харрис - Месть мертвеца
— Здесь люк, — сказал он, и помощник шерифа выругался.
Думаю, он был среди тех, кто обыскивал амбар. Том засмеялся, и я посмотрела на группу напряженных людей в амбаре. Помощник шерифа готов был за здорово живешь пнуть его в голову — это было ясно видно по позе полицейского. Я слышала, как вдалеке приближается «скорая помощь», и хотела открыть люк, прежде чем она сюда доберется и суматоха усилится.
Толливер быстро нашел щеколду. Она была очень крепкой, думаю, чтобы устоять, если в люк начнут колотить снизу.
Чтобы его открыть, нам и вправду понадобилась лопата, и, не спрашивая разрешения, Толливер пересек амбар, чтобы взять лопату Манфреда. Мы просунули лезвие в маленькую щель и использовали лопату как рычаг. После того как Толливер слегка приподнял крышку люка, я держала лопату здоровой рукой, а Толливер тем временем схватился за край крышки люка и распахнул ее. Она была очень тяжелой, и тут же выяснилось почему — ее изнанка была щедро снабжена изоляцией, которая заглушала любой звук, доносившийся снизу.
Я посмотрела вниз, в открывшуюся под люком яму, примерно шесть на шесть футов. Может, в высоту даже восьми футов; в нее можно было спуститься по крутой деревянной лестнице. Труп Чака Алманда лежал у подножия этой лестницы. Глаза его смотрели вверх, на нас. Мальчик выстрелил себе в голову. В первую очередь бросалось в глаза, как изуродована была голова Чака.
За трупом к стене был прикован голый мальчик с заклеенным скотчем ртом. Он скулил через скотч и смотрел через плечо, вверх на нас с выражением, которое я никогда больше не хочу видеть. Он был забрызган кровью Чака и, полагаю, своей — его покрывали порезы, кровь запеклась и стала черной. Порезы опухли, покраснели, воспалились. На нем не было никакой одежды, и он пробыл в яме с трупом всю ночь.
Я выбежала из амбара, и меня вырвало. Один из водителей «скорой помощи» бросился, чтобы проверить, как я, но я просто махнула рукой, показывая на амбар.
Спустя несколько минут вышел Толливер. Я прислонилась к деревянной стене с облезшей краской, желая быть где-нибудь в другом месте.
— Он убил себя, чтобы ты его нашла, — сказал Толливер. — И выяснила бы, что делает его отец.
— Да, чтобы имелся труп, который я могу найти, — откликнулась я. — О господи, он рискнул, имея такой маленький шанс. А если бы я не вернулась?
— Если бы Манфред не решил, что должен снова проверить амбар?
— Как ты думаешь, Том Алманд знал, где находился Чак все это время, с тех пор как сообщил о его исчезновении?
— Нет, но, думаю, у него не было шанса прийти сюда и проверить. Тома вынудило сообщить об исчезновении Чака то, что другой консультант попросил увидеться с мальчиком.
— Никогда больше не хочу видеть ничего подобного, — содрогнулся Толливер.
— Он пожертвовал собой, — прошептала я. Мне никак не удавалось собраться с мыслями. — И почти… почти зря.
— Он не думал здраво, — заметил Толливер, что было огромным преуменьшением. — И ему было всего тринадцать.
Мимо пронесли носилки, сперва с лежащим на них Манфредом — лицо его было бледным как смерть, глаза открытые и пустые.
— Манфред! — окликнула я, просто желая, чтобы он знал — кто-то знакомый рядом. Знал, что он сделал.
Но лицо его не изменилось.
Следом появился Том Алманд с закрытыми глазами, с губами, сложенными в странную улыбку. Теперь он был прикован к носилкам за здоровую руку, раненая рука была забинтована. Я надеялась, что его хорошенько подстрелили. Интересно, и вправду ли шериф Рокуэлл метила в руку? Момент был тревожным, но, с другой стороны, полицейских тренируют попадать в цель.
Может, и к лучшему, что ему попали в руку. Может, выжившие люди, которым он причинил самую страшную боль, смогут извлечь какую-нибудь пользу из суда над ним и приговора. Его, конечно же, будут судить и приговорят. А мы сможем следить за этим по национальным новостям. Средства массовой информации любят следить за процессами над серийными убийцами, гомосексуал ли убийца или гетеросексуал, черный, белый или мулат. В этой области — никакой дискриминации.
Я поняла, что мысли мои сумасшедшие, а еще поняла, что нам тут не место. Но двое агентов Бюро расследований штата бежали по задней дорожке так, будто амбар был охвачен пожаром, а внутри находился ребенок. Они не собирались нас отпускать. Стюарт и Клавин не запыхались, потому что были достойными агентами, и теперь стояли перед нами.
— Вы снова здесь, — сказал агент Стюарт.
На нем были подходящие для такой погоды перчатки, толстая куртка от «Л. Л. Бин»[25] и сверкающие сапоги до середины икр. Разве он не выглядел как маленький альпинист! Клавин выглядел не так блестяще в потрепанной непромокаемой куртке, которая, похоже, служила ему не первый год, и в вязаной шапке с ушами.
— Он убил себя, — сообщила я им.
Они захотят знать.
— Кто?
Я думала, агент Стюарт собирается меня потрясти, так ему не терпелось все выяснить.
— Чак Алманд. Он застрелился из пистолета.
— Кто был в «скорой помощи»? — спросил Клавин.
— Том Алманд и Манфред Бернардо, — ответил Толливер.
Агенты непонимающе переглянулись.
— Отец мальчика и внук медиума, — объяснил Толливер.
— Она умерла прошлой ночью, — добавил Стюарт.
— Да, так и есть. И ее внук едва не погиб сегодня, — сказала я. — Последняя жертва жива.
Агенты исчезли внутри амбара так быстро, что их едва можно было проследить глазами.
— Почему они не вывели его?
Толливер заглянул в амбар, но потом сдался. Он не хотел снова заходить внутрь, и я тоже.
— Может, не могут его отковать, — предположила я.
Толливер кивнул. Это казалось резонным.
— Интересно, кто он? — после долгого молчания произнес Толливер.
Погода, может, и улучшилась, но стоять здесь все еще было холодно, и нам было нечем заняться.
Я повернулась к Толливеру и обняла его. Он обхватил меня руками, и мы стояли там ясным холодным днем, вцепившись друг в друга.
— Мы об этом узнаем, — прошептала я ему в шею. — Об этом расскажут в газетах или в выпусках новостей.
Замученный мальчик, привалившийся к стене, повсюду пятна крови. Бедный мертвый мальчик на полу этой несчастной ямы. Господи Иисусе! Ты не для того создал людей.
Я давно не мыслила категориями христианства и удивилась, что думаю так сейчас. Не была я и мятежницей, мне в голову не приходили мысли вроде: «Зачем, Господи?» Такие мысли были плохими, такие мысли были бессмысленными. Конечно, я еще никогда не натыкалась на подобное зверство, на устрашающее обилие жестокости в расположенных рядом могилах.
