Шеррилин Кеньон - Воин из снов
Я самый распоследний глупец.
Но не смотря на вопли его сознания, он не жалел о том, что сделал. Именно это она старалась объяснить ему, и только испытав все сам, он, наконец, понял.
Его мать ошибалась. Ненависть не была самой сильной эмоцией. То, что он чувствовал к Дельфине, придало ему больше мужества и больше решимости, чем вся ненависть, которая его развратила. Ради этого стоило жить.
Не ради мести и, определенно, не ради ненависти.
Он жил ради ее любви.
Дельфина, вздыхая, склонилась к нему. Она положила голову ему на грудь, и пока тело успокаивалось, слушала биение его сердца. Руки Джерико крепко обнимали ее, позволяя чувствовать себя защищенной и, как ни странно… любимой. Она была не настолько глупа, чтобы надеяться, что его это интересовало.
Он думал о любви, как о слабости, которую с презрением отвергал. Если бы только она могла заставить его понять, что чувствует к нему.
Но этому не суждено сбыться. Она могла лишь мечтать о том, чтобы Джерико любил ее так же, как ее родители любили друг друга. Даже теперь она помнила, как рыдала ее мать, когда умер отец.
Ей было тринадцать, когда он подхватил заразу и мучился несколько недель, в то время как ее мать изо всех сил старалась его вылечить.
Отец угас в середине ночи. Утром она была разбужена криками матери. Потребовалось трое мужчин, чтобы оторвать ее от тела супруга, и ничто не могло ее утешить.
Мать прожила всего лишь полгода, перед тем как сама поддалась болезни. Во всяком случае, так сказали Дельфине. Но она знала правду. Ее мать сама пожелала умереть, не в силах жить без любимого мужа. Что бы Дельфина ни делала, мать оставалась безутешной.
«Однажды ты найдешь любовь, дочка. И тогда поймешь. Я только надеюсь, что когда она придет к тебе, вы проживете вместе много десятилетий и вместе состаритесь». Это были последние слова, сказанные ей матерью.
Арик забрал ее спустя три дня.
Со дня прибытия на Исчезающий Остров Дельфина потеряла надежду понять то, что так отчаянно старалась объяснить ей мать.
И когда, наконец, это случилось, она нашла любовь в самом неожиданном из всех мест. В объятиях бога ненависти…
Кто бы мог представить?
Она подперла голову рукой и посмотрела в его красивые глаза:
— Это было невероятно.
Он мягко усмехнулся и пальцами расчесал ее спутанные волосы.
— Я почти уверен, что ты меня вывела из строя.
Она резко поднялась, обеспокоенная тем, что он подразумевал.
— Что? Я тебя ранила?
— Нет, просто я слишком удовлетворен, чтобы двигаться.
Она вернула ему улыбку.
— Ты неисправим.
Руки Джерико обвились вокруг нее и стиснули так крепко, что Дельфина запротестовала. Никогда он не чувствовал себя так, как сейчас, находясь рядом с другим существом.
Не существовало ни ярости, ни боли.
Только она.
По крайней мере, до того, как за дверью что-то загрохотало. Он услышал разгневанные голоса и звук, похожий на звон разбитого стекла.
Вспышка злости разрушила его с трудом завоеванный мир.
— Мне бы следовало знать, что я слишком быстро успокоился, — проворчал он, одеваясь.
— Давай хотя бы надеяться, что это не галлу.
Он бросил на нее сердитый взгляд. Тон голоса Дельфины говорил, что по ее представлению, только это могло быть самым худшим.
— Почему? Они не все такие плохие, вонючие и мерзкие, чтобы их вот так сразу убивать.
— Точно, это мой пунктик. — Она оделась и встала рядом с ним у кровати.
Джерико взял ее за руку и вывел из комнаты, прикрывая собой от возможной угрозы.
Когда они добрались до зала, то увидели, что три онероя удерживают Зета, а М'Адок отчищает одежду. Все выглядело так, словно Зет на него напал.
Но М'Адок, по крайней мере, выглядел лучше. Некоторые из синяков рассосались, и он не казался таким бледным, как ранее.
— Я жажду вырвать у него сердце, — рычал Зет.
М'Адок ответил ему снисходительным взглядом:
— Так же, как и все мы. Но Азмодея сейчас для нас закрыта. Лучшее, что мы можем делать — это готовиться к сражению, пока не найдем туда дорогу.
Зет старался вырваться из хватки державших его мужчин. Он испустил боевой клич, эхом отразившийся от окружавших их стен.
— Полегче, тигр, — произнес Джерико, отпуская Дельфину, и присоединяясь к их небольшой группе. — Я не хочу, чтобы подобное дерьмо звенело у меня в ушах. Если это будет продолжаться, у тебя появятся проблемы похуже Нуара. Я разберусь с тобой лично.
Зет стряхнул Онероев, выпрямился и быстро окинул Джерико оценивающим взглядом, в котором засветилось узнавание:
— Я тебя помню. Ты пытался пробиться сквозь дурман, чтобы поговорить со мной.
Джерико кивнул головой:
— Ты тогда явно был вне игры. — Он оглянулся на Скоти и Онероев… и вспомнил времена, когда эти две группы совсем нечасто взаимодействовали друг с другом. — Ну как, парни, теперь вы в порядке?
М'Адок пожал плечами.
— Как посмотреть. Теперь, когда у нас опять есть эмоции, некоторые скрывают неприязнь и возмущение. — Он многозначительно посмотрел на Зета. — В то время как другие хотят только убивать, поскольку не могут сдержать свой гнев.
Джерико усмехнулся:
— Для меня это звучит, как обычная прогулка в парке.
М'Адок саркастически рассмеялся:
— Мы пытаемся изменить список наших обязанностей, и некоторые из нас находятся в разногласии по вопросу о том, кто должен стать новым лидером.
Губы Зета презрительно искривились:
— Скоти нужен собственный представитель. Мы не доверяем твоим кретинам. Слишком много веков вы преследовали и убивали нас.
М'Адок издал низкий горловой рык:
— Что? Именно вы провоцировали нас. Ни один из вас не мог вести себя, как следует, и вы находились в шаге от того, чтобы обрушить гнев Зевса на всех нас. Я — один из тех, кого он мучил с рождения, и могу сказать, что мы будем к вам добрее, чем он был к нам.
Зет закатил глаза.
— Все равно.
Взгляд Джерико обратился к Дельфине, которую, казалось, их спор поразил так же, как и его. Не говоря уже о том, что он был сильно возмущен, что его вырвали из ее объятий по столь глупому поводу. Им повезло, что сейчас он чувствовал себя слегка расслабленным.
Дельфина оглядела собравшихся в комнате Онероев и Скоти:
— Сейчас вы все кажетесь более разумными, чем были ранее. Что еще вы решили?
М'Адок указал на нескольких Онероев, стоявших рядом с ним:
— Мы избавляемся от классификации, которую навязал нам Зевс.
Джерико нахмурился в непонимании:
— Что?
