Вера Чиркова - Маг для бастарда
— Вон он… — пробормотала Мэлин, и, даже не открывая доступ ее эмоциям, я расслышал в голосе ведьмочки неуверенность, волнение, надежду и страх.
— Если не хочешь, поедем в гостиницу, — предложил я тихо, догадываясь, какую боль она может сейчас испытывать, — знаешь, иногда лучше ничего не знать.
— В жизни много вещей, которые не стоит делать, — как- то по- старушечьи вздохнула она, и покосилась на меня, но ни спорить, ни, тем более, смеяться, мне не хотелось.
Когда Мэлин становилась вот такой, пожившей на болоте и хлебнувшей невзгод ведьмочкой я чувствовал себя едва ли не младше и никак не умнее. И потому предпочитал, чтоб она оставалась ершистым подростком.
— Кто звонить будет? — глядя, как бастарда ловко останавливает коляску у калитки, ворчливо поинтересовался я, незаметно проверяя защиту на ограде и засовах.
— Я сама, — девчонка держалась спокойно, но руки чуть дрожали, когда она хваталась за шнурок колокольчика.
Бросить бы на нее заклятье невозмутимости, да она что- то тайком выпила из своих запасов. И хотя ее кошель с зельями проверял Ренгиус, и ничего запретного там нет, одновременно зелья и заклятья на одаренных людях лучше не использовать.
Мой обострившийся слух расслышал как с той стороны калитки прошуршали легкие шаги, и стихли на долгие секунды. Хитрюга, усмехнулся я про себя, сразу не отзывается, пока не проверит, кто пришел. И чтоб не давать ведьме преимуществ, чуть сдвинул невидимую шапочку.
— Кому еще там по праздникам неймется? — голос вроде спокойный и даже недовольный, но что это творится с ее эмоциями?
Женщины, чувствующие подобное, должны, на мой неискушенный взгляд, одновременно плакать и смеяться, падать в обморок и вытворять нечто немыслимое. Да и Мэлин, хотя хлебнула, судя по всему, успокаивающую настойку, испытывает не меньшее волнение. Вот как, призадумался я, возвращая шапочку на место, вы оказывается, хорошие актеры, госпожи ведьмы, и тогда нужно не верить ни одному вашему слову. Да и на ночлег не стоит тут останавливаться, хорошо, что я приказал Агану снять две комнаты.
— Мы за советом, мыши одолели, камнегрызки, — не оглядываясь на меня, пролепетала бастарда явно тайную фразу, и калитка тут же распахнулась.
Ведьма, возникшая в ней, как в раме, действительно была молода, но далеко не девчонка. И смотрела на меня так проницательно, словно я и есть эта самая мышь. Даже захотелось пошутить и строго сообщить, что она ошиблась, я — дракон. Хотя и песчаный.
— Ну, тогда проходите в дом, травок дам, ловушки делать научу… — она хмурится и говорит что- то отвлеченное, а сама исподтишка рассматривает Мэлин, и пытается спрятать взволнованный блеск глаз.
Я спокойно прошел в калитку, не оборачиваясь на оставленную коляску, на ней сейчас столько защит, что не сунется ни один жулик.
Небольшой одноэтажный домик встретил нас ароматом трав и настоев, бульканьем котелков на очаге и огромным черным котом, непременным ведьминским атрибутом. Иначе кто же из селян поверит, что она ведьма, а не самозванка?!
Все, до чего дотянулись в доме мои поисковички, я обследовал с самого порога. Запер пару простых ловушек, проверил содержимое кувшинов, стоящих на полке, едко посмеялся про себя над точным соответствием цвета намалеванных на них букетиков и содержимым, выяснил, что в котелках вывариваются салфетки и соль, а в чучеле жабы сделан тайник.
И только после этого сел на один из стульев, выбрав его по своему усмотрению.
— Ну, так что же вам дать от мышей… — ведьма сделала вид, что задумалась, и я вздохнул с откровенной досадой.
— Мэлин, объясни уважаемой госпоже Орисье, что мы просто пришли ее проведать… как подругу твоей бабушки, и сейчас поедем в гостиницу, — сухо приказал я воспитаннице, и уставился на ведьм с ехидным интересом.
Ну и как вы будете выкручиваться, интриганки болотные?
— Да, что вы говорите! — С почти натуральным изумлением воскликнула ведьма, и всплеснула руками, — Мэлин! То- то я думаю, глаза знакомые! Ну, тогда иди сюда, девочка, я тебя хоть обниму!
И она стиснула бастарду с подлинным жаром. Да и та в ответ вцепилась в нее не менее истово. Все, похоже я разгадал одну тайну… моя воспитанница провела меня, как обычного человека. И к тому же изобрела метод, как улизнуть от брака с дроу.
Или это не она изобрела?
— Мне уже начинать плакать от умиления или смеяться над собственной доверчивостью? — С сарказмом произнес я, и мысленно сдвинул шапочку.
Интересно же узнать, что они еще приготовили.
— Ир, не нужно так, — укоризненно сказала бастарда, и я изумленно поднял бровь, а с каких это пор я позволял ей называть себя так?
Или у нас сейчас особо опасная ситуация? Тогда я на всякий случай замотаю обеих ведьм в ментальную липучку.
— А можно мне узнать, откуда вы меня знаете, господин Ир? — Чуть прищурилась Орисья, и огромный кот вдруг проснулся, сел на лавке, протянул лапы и, выпуская довольно крупные острые коготки, поскреб стену.
— Господин Тадор, — с нажимом произнес я, небрежно положил на край стола руку и выпустил свои блеснувшие сталью когти, — а ты быстро снимай кокон, паршивец. Хочу посмотреть, стоит ли пачкать об тебя руки.
— Но… — возмутилась ведьма и попыталась незаметно бросить в котелок дурман.
Хитро. Но бесполезно и даже смешно. Я огорченно погасил в очаге огонь и попутно заморозил в котелках воду.
— Мэлин! Долго ты будешь стоять столбом?! Объясни все своей родственнице, чтоб не суетилась понапрасну.
— Иридос… — в душе бастарды вдруг словно струна оборвалась и ударила меня отзвуком острой боли. А девчонка резко опустилась на колени и прижала руки к груди, — отпусти меня, пожалуйста. Я тебя умоляю… ведь никто не знает, что мы смогли уйти от оборотня?! Аган с Мартом не выдадут… а Ганика можно спрятать подальше. Ну не могу я выходить замуж за этого дроу, и жить в их стране не хочу… там ни люди, ни ведьмы не живут, только изгои. Я ведь давно знала… куда она решила меня отправить, потому и вела себя как дурочка и злыдня- сумасбродка. Мы уйдем… прямо сейчас, и тебе не придется отвечать… скажешь что потерял меня еще в горах.
Мне еще никогда в жизни не было так паршиво, как сейчас. Даже в тот момент, когда я обнаружил, что меня, как мальчишку провела королева. Даже когда я проснулся уже не совсем человеком, и тогда я не чувствовал такого отвращения к этим землям, к проклятой практике, обстоятельствам и даже к самому себе.
И я с большим удовольствием сбежал бы, и бросил ко всем проклятым пентаграммам эту страну, королевский контракт и разом все их планы и интриги. Но точно знал, что это невозможно. Никто не позволит мне так поступить потому, что если не захочет проходить практику и исполнять контракт один, тут же найдется второй, третий и сотый. И все мы это прекрасно понимаем и даем клятву, уходя с родины, во что бы то ни стало выдержать испытание. Даже если нужно будет переступить через самого себя. Но этого я не имел права ей сказать, а молчать тоже было глупо… и жестоко.
