Анастасия Медведева - Мир После (СИ)
— Ты глупая, Мира, — тихо произнёс Дамас; я резко рванула из-под него, но мужчина удержал.
— Не называй меня так, — жестко произнесла, впервые проявив к нему не добрые чувства.
Мира — имя девочки, которая выжила в Мире После. Рин — это сокращение от моей фамилии и моё новое имя. Мира была слаба и допускала много ошибок, но именно она встретила однажды Дамаса. Встретила и пошла за ним. Доверилась ему и не прогадала. Дамас научил меня метать кинжалы и драться. Мне тогда было около двадцати двух, а ему — чуть больше тридцати пяти. Мы начали спать друг с другой сразу же, как только поняли, что на наших телах не появляется скверна.
Наверное, мы каким-то образом подходили друг другу. Я не знала. И Дамас не знал.
Но он знал, как мне не нравится вспоминать о том времени, когда я была слабой ни на что не пригодной девчонкой, сбежавшей из Города и выжившей, вопреки логике нового мира.
Дамас склонился над моим лицом и грубо поцеловал в губы — я, как могла, сопротивлялась, но потом сдалась и позволила ему вновь завладеть всем моим существом. Это было нечестно, он знал, что поцелуи были запрещены между нами. И он знал, что мне было сложно противостоять ему — когда моё желание ничуть не уступало его желанию…
Под утро я была не выспавшейся, но полной сил и энергии. Дамас умел заряжать меня на неделю вперёд, но сегодня я почему-то не хотела уходить от него. Я хотела остаться — и это пугало. Я бесшумно встала с кровати и прошла в ванную комнату. Благодаря бойлерам, закреплённым на стенах, здесь было подобие душа, естественно вода была прохладной — но я не прихотлива в вопросах комфорта. Туалет располагался здесь же, и сделан был специально для меня — я не могла рисковать жизнью Дамаса, разгуливая по его лужайке ранним утром.
Заниматься любовью могли только супружеские пары, брак которых был одобрен местным пастором — такая связь была богоугодной и считалась священной. Всё остальное — грех.
И в обычных случаях на телах таких грешников появлялась скверна, словно демонстрируя всему миру — смотрите! Эти люди согрешили!
Похоть. Один из семи смертных грехов.
Я прикрыла глаза и прокрутила вентель — прохладная вода тут же смыла все мысли из моей головы. Все, кроме одной — Дамас почему-то тоже остаётся здоровым. Неужели наша связь считается богоугодной и без согласия пастора?..
Но ведь я точно знала: вся эта пасторская деятельность — не что иное, как фикция. Пребывая в постоянном состоянии страха, люди не будут грешить — вот и вся философия нового времени.
Однако скверна появлялась всегда — это было проверено миллиардами жизней…
Когда тело было высушено чистым полотенцем, я с удовольствием натянула на себя такую же чистую высохшую одежду: где-то в середине ночи Дамас поднялся и выстирал мои вещи, пока я спала. Он всегда так делал. Он заботился обо мне.
На кухне меня встретила недоеденная булка, прикрытая салфеткой и вчерашний квас, а ещё овощи с его личного огорода. Он меня баловал.
— Куда ты теперь? — негромко спросил мужчина, появляясь в проёме двери.
— Думаю устроиться наёмницей здесь в Десятке.
— Тебя не возьмут. Денег не хватит, — усмехнулся мужчина и сел на табурет напротив меня.
— Я попрошу пол суммы, — отозвалась я.
— Зачем тебе это? — под его пристальным взглядом я немного стушевалась, но быстро взяла себя в руки — до тех пор, пока он не произнёс следующие слова: — Оставайся со мной.
— И выйти за тебя замуж? — не глядя на него, спросила я.
— Что в этом плохого? Наша связь итак не поражена скверной. Мы идеальны друг для друга, — без интонаций произнёс мужчина.
— Я не уверена, — коротко ответила я.
Я действительно была не уверена, что это то, что мне необходимо — осесть в одной из деревень до конца своей жизни. Мне слишком дорога была моя свобода.
Но, кажется, Дамас воспринял мои слова иначе. Он потемнел лицом и отвернулся от меня.
— Я пойду, — я поднялась из-за стола и подхватила свою сумку с лавки, — Сообщу тебе, если смогу устроиться в охрану деревни.
— Сегодня я выйду на службу. Найдёшь меня на воротах.
Я вспомнила о небольшой деревянной башне, что возвышалась над стенами, где располагалась смотровая для стражников, и кивнула. А затем вышла из его дома, не говоря больше ни слова.
Деревня только начала просыпаться, потому народу на улице было мало, и я не сразу заметила, как косятся на меня местные жители — для той, что всегда является гостем в небольших поселениях, я стала слишком беспечной…
— Ты видела, откуда она вышла? — шепнули со стороны моего правого плеча.
— Нет, но она свернула с улицы наёмников, — ответили со спины.
— Шлюха?
— Не произноси подобных слов ни про себя, ни вслух! — зашипели с другой стороны небольшой улочки, пока я шла мимо покосившихся, потемневших домов, — Но так и есть — она явно покинула постель одного из тех развратников!
— Откуда ты знаешь, что они развратники?
— Так если спят с женщиной вне брака!
— Она могла занести скверну в наш город!
Я сжала челюсть и прибавила шагу.
Кажется, я, наконец, поняла, о чём говорил Бажен.
Люди здесь боялись своего пастора намного больше, чем собственных грехов.
— А кто вообще такая? Я её здесь не видел! — заявил почти в голос седой дед, провожавший меня взглядом.
Надо было идти огородами. И почему я не подумала?..
— Охранник у ворот сказал, что охотница, и у нас не впервые, — отозвалась девушка почти моего возраста, волосы которой были скрыты под косынкой, как и часть лба.
— Шлюха! — зашипели со всех сторон — Нужно позвать пастыря! Грешники нам в деревне не нужны!
Я остановилась и развернулась к небольшой толпе, образовавшейся за моей спиной.
— Я могу снять с себя всю одежду, и вы увидите — на моём теле нет скверны, — громко сказала им, про себя подумав, что гловы с рук не сниму. Ни в каком из случаев.
Лишиться одежды и выставить себя обнаженной напоказ — не так страшно, как снять с рук кожаные перчатки без пальцев.
— Этого не потребуется, если ты сможешь объяснить, зачем пришла в мой город, — раздался звонкий тенорок со стороны новоприбывших на зрелище людей.
Я развернулась к местному пастору.
— В Твой город? — равнодушно переспросила я, — С каких пор деревни стали переименовываться в города? — я склонила голову, разглядывая худощавого мужчину в пасторской рясе в пол, волосы которого были настолько светлыми, что невероятно контрастировали с чёрным одеянием, — И с каких пор деревни стали принадлежать пастырям?
— Совсем с недавних, — мягко улыбнулся светловолосый.
