Инкарнация (СИ) - Бабчинская Юлия

Адель была так увлечена, что не заметила, как врезалась в человека. Да так сильно, что отскочила и плюхнулась пятой точкой в пушистый снег. Шляпка ее, надетая наспех, слетела с головы, локоны растрепались.

– Несетесь как паровоз! – возмутилась Адель, поднимая голову и успевая краем глаза увидеть, как таинственный поклонник Лили скрывается за соседским домой, совсем немного не доходя до ее собственного. Разочарование ледяной коркой замуровало сердце Адель.

– Не надо прыгать под паровоз, – раздался густой голос над ее головой, и, оторвавшись от своей «жертвы», Адель наконец посмотрела наверх. Холодные голубые глаза, такие равнодушные… черный цилиндр, из-под которого выбивались черные кудри… какой же этот человек высокий… и возмутительно красивый.

Адель впервые в жизни не нашлась что сказать, ловя ртом снежинки. Одна, словно пух, попала в горло, защекотала, заставляя ее выйти из оцепенения.

Мужчина протянул ей руку в кожаной перчатке, и не дождавшись, когда Адель очнется, дотянулся до ее локтя и поднял на ноги. Разве что не за шкирку, вдруг подумалось ей.

– Благодарю… – выдохнула Адель, набрав в легкие воздуха, чтобы сказать что-то еще, но тут заметила возле своего дома неестественно лежащего человека. Пальто так напоминало… мамино.

– Пресвятая королева! – воскликнула Адель, бросившись в направлении неподвижно лежащей матери. В первый раз в жизни она внутренне молилась: пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть все будет хорошо…

Она подбежала к маме, падая на колени. Как же долго она пролежала здесь! Почему никто не помог! Адель приподняла ее, руки затряслись… но мама, она…

– Она дышит, – проговорил за спиной мужчина, сбивший Адель с ног. Он отодвинул ее в сторону и так легко поднял на руки совсем не худенькую леди Белерон. – Это ваш дом?

– Да, – отозвалась Адель, – пойдемте. – И она повела его к крыльцу, благодаря Святой Грааль за то, что мама дышала. И что этот крепкий мужчина решил помочь ей.

Дверь распахнулась, Мира тут же закричала, позвав отца, а когда леди Белерон занесли внутрь и Адель выбежала на крыльцо поблагодарить незнакомца, его уже нигде не было. И только сердце Адель билось будто бы в два раза быстрее.

***

Маму отогрели и напоили травяными отварами, которые всегда хранили на случай простуд – в холодное время года без них не обходилось, а зима с каждым годом будто бы становилась все длиннее. Дочери посменно дежурили у ее кровати, пока отец сокрушался, что оставил ее в таком состоянии и не довел до дома.

Но Адель винила только себя. Она позволила себе мечтать, совсем позабыв про состояние мамы. Стоило быть внимательнее.

Сейчас Адель сидела возле мамы, держа в руках вышивку, которую заливала слезами, и люто ненавидела себя. Как она посмела желать чего-то для себя, когда ее родным так плохо? И в то же время, она прекрасно осознавала, что если ничего не изменится в их жизненном укладе, то всем станет лишь хуже.

Возможно семье все же будет лучше без нее, особенно если она найдет себе применение. Как они смогут ютиться в комнате над магазином впятером?

Пришла Мира и предложила сменить Адель на ее «посту», и хотя та отнекивалась, сестра уговорила ее отдохнуть и немного поспать. Адель и впрямь провалилась в сон, вот только он совершенно не принес ей отдыха.

Во сне ей было тяжело, очень тяжело, каждый шаг вперед давался с таким трудом… и все из-за этих доспехов. Совсем как тот рыцарь на площади, она облачилась в металл, который сиял на солнце золотом. Она шла вперед, к другому источнику света и тепла. Сияние и слезы слепили ее, на руках запеклась кровь, а ступала она по чужим телам. И все же, шаг за шагом, она двигалась дальше. К свету, как к символу надежды. К Граалю… Он звал ее.

Адель очнулась со странным чувством пустоты и до утра проплакала. На рассвете, глянув на свое измученное лицо, она собрала все силы в кулак и заставила себя одеться и причесаться. Нельзя было раскисать. А когда она спустилась приготовить завтрак, то обнаружила на кухне маму.

– Что ты здесь делаешь, ма? Срочно ложись в постель! – Адель взяла маму под руку, желая увести с кухни.

– Ох милая, самое страшное миновало. Ночью меня сильно лихорадило, но потом… внезапно мне стало гораздо лучше. И как видишь, сейчас все в порядке. Сама не знаю, в какой момент я потеряла сознание на улице, но спасибо тебе и твоему знакомому, вы подоспели вовремя.

Адель еле сдержала слезы.

– Ну что ты такое говоришь…

– Все-все, перестань, поверь, мне уже лучше. Кстати, кто этот мужчина?

– Так, случайный прохожий,– отмахнулась Адель.

– Есть же на свете добрые люди!

Адель вспомнила о незнакомце, и к ней вернулось ощущение очарованности: этот мужчина приковывал к себе взгляд, а его голос так странно воздействовал на Адель, будто… управлял ею.

После завтрака, когда на сердце у Адель немного полегчало, она вышла на улицу и осмотрелась, стараясь припомнить события вчерашнего дня. Тот человек, который вручил Лили цветок и письмо, куда он пошел? Нужно с этим разобраться. Снег сегодня смилостивился над жителями Монсальважа, решив взять выходной. День выдался ясный, холодное небо раскинулось над городом синим полотном, без единой белой ниточки.

– Так, я вышла с переулка Круссан на нашу улицу… – шепотом проговорила Адель, восстанавливая свой маршрут. – А значит тот человек…он пошел…

Она спустилась с крыльца и вернулась по улице, заглядывая в переулок между домами, где скрылся незнакомец с гвоздиками. И только сейчас Адель осознала, чей это был дом: семейства Таргюсонов.

– О Королева! – простонала Адель, вспоминая свою бывшую «лучшую подругу», которая здесь жила, но отступать не собиралась.

Она юркнула в переулок, подходя к дорожке, что вела на задний двор их дома. Оттуда можно было пройти на кухню. Раньше Адель была здесь частой гостьей, пока ее не заподозрили в воровстве: леди Таргюсон оговорила Адель, обвинив в том, что она украла брошь ее дочери Николетт. В тот момент Адель жалела лишь об одном – что действительно не украла чёртову брошь! Хотя бы клевета не была напрасной. Целый год Адель вынашивала план мести, но та растаяла как дым, и сейчас не осталось ничего ни от той дружбы, ни от той злости.

– Ну, была ни была, – подбодрила себя Адель и засеменила вперед. Никто не обращал на нее особого внимания – еще одна хорошенькая девушка из множества других.

На подходе к двери черного входа Адель помедлила: она не знала, что скажет, встретив обитателей дома, да и вообще, ворваться в чужое жилище, даже по-соседски это перебор. Но что еще ей оставалось? Если отбор в королевы уже сегодня в полночь, у нее совсем мало времени. А потом… потом на Грааль и бархатный трон можно будет не расчитывать. Если только стать кем-то вроде Канцлера и править всеми исподтишка? Но разве ей этого хотелось? Скрываться в тенях? Или же блистать на балах среди сверкания хрустальных ламп и свечей?

Адель решительно взялась за ручку, тихонько приоткрыла дверь, которая – о чудо – даже не скрипнула, и заглянула внутрь. К ее счастью, никого внутри не оказалось, тогда Адель распахнула дверь шире и зашла внутрь. Сразу же на глаза ей попалась вазочка, в которой стояла… синяя гвоздика! Вот так удача!

Тогда Адель и услышала шорохи. Очень недвусмысленные. Нет, это вовсе были не мыши, подумала она с легкой ухмылкой и, оторвав взгляд от гвоздики, медленно двинулась в сторону кладовой, откуда и шли тихие всхлипы и возгласы. Какой знакомый голосок, подумала Адель, вслушиваясь в причитания девушки, молившей пощадить ее.

– Анри… Анри… сжалься надо мной… я не смогу и дня без тебя…

– И я… mon amie… и я…

Вот так, средь бела дня! Адель прикрыла рот рукой, сдерживая смешок. Николетт оказалась не такой уж и тихоней! А еще за последние пару лет она заметно похорошела, расцвела, и на их улице у Адель появилась очевидная соперница. Вот только Адель не собиралась приманивать местных женихов, и особенно не таким способом! В чулане! Неужели не добрались до спальни? Вот так пыл!