Наследство тетушки Люцинии (СИ) - Радовская Рия
Потом заглянула Тэмми, услышала шум, вникла в ситуацию… о том, что тогда началось, Дан вовсе предпочел бы не вспоминать. Слезы, упреки, «ты совсем о нас не думаешь», «ты ничего не понимаешь, это же такой шанс», «конечно же, ты должен ехать и постараться ей понравиться, нет, не постараться, знаю я, как ты стараешься, а просто понравиться», и на сладкое: «Я еду с тобой!»
В гробу бы он видал такое сладкое!
Нет, сначала-то даже обрадовался. Тащиться аж в столицу — считай, почти через полкоролевства — веселей все же с невестой, чем одному. Им совсем не повредит лишнее время вдвоем. И с мамашей Кайо Тэмми его поддержит, или хотя бы отвлечет на себя часть внимания. В конце концов, может, все они и правы: если уж Кайо завещал ему свою часть состояния вместе с фамилией, нехорошо отказываться. Нарушать последнюю волю покойного — такое никому ещё с рук не сходило, всегда чем-то нехорошим да отзывалось.
Вот если рассудить, так кто знает? Может, и все его дорожные неприятности — потому что тянул с этой самой последней волей аж целый год?
И дальше бы тянул, не приди это чертово приглашение. Не хотел он бросать все, тащиться в столицу, искать там благороднейшую госпожу магистрессу Агидара и объяснять ей, кто он таков и что ему надо. Не хотел! Ему и в Сеталье неплохо живется! Работа денежная и нескучная, невеста рядом, ее семья всегда рада его видеть, осталось скопить денег на дом, жениться, и будет он уважаемым человеком не хуже своего нанимателя Борха или будущего тестя Рубена Олгруса. Тоже, между прочим, представителя благородного рода, такого же древнего, как Агидара или Дартамиан. Не всем же топтать мостовые столицы, кого-то и провинция устраивает с ее тихой, размеренной жизнью и отсутствием высокородных выкрутасов на каждом шагу.
Но Тэмми так ухватилась за мысль о столице, будто с рождения о ней мечтала. Только и повторяла, что им обоим надо понравиться старухе, расспрашивала, что Дан о ней знает, и сердилась, что знает мало.
На его «зачем мне?» заводилась: «Как ты не понимаешь! Она ведь может просто развернуть тебя и послать куда подальше, если ты ей не понравишься! Ты потеряешь свой единственный шанс». И чуть ли не искрами сыпала и ядом плевалась на его слова о том, что свое он и так заберет по закону, ведь Кайо оставил завещание: «Дэнни, как ты думаешь, есть разница между «немножко» и «всё»? Никак не думаешь? Так я тебе скажу — разница не просто есть, она огромная! Посмотри на нaс, если не веришь! Древняя благородная фамилия, и до чего мы докатились? Ты же видел наш дом. Через крышу небо просвечивает, от маминого приданого только и осталось, что моток кружев, споротых со свадебного платья — она их мне на свадьбу отложила! Как будто я хочу себе платье с древними кружевами, молью битыми! У отца последний сюртук на локтях протерся. А ведь могли бы сейчас жить не так, совсем не так! Но он идеалист вроде тебя, тоже когда-то решил, что лучше гордость проявить! О детях бы подумал!»
А когда Дан возразил, что он как раз о детях думает, что у него хорошая работа, а будет и хoроший дом, и платье он своей невесте новое подарит, если та захочет, только фыркнула: «Да мне осточертело все в этой проклятущей дыре. Столица, Дэнни! Это совсем другая жизнь. На себя тебе наплевать, так хоть обо мне подумай. О детях! Не так, как ты думаешь, а по-нормальному! Им ведь учиться надо! И не так, как мы учились, что над нами вся школа потешалась! И не как ты — у какого-то проходимца в учениках. Дети благородных семей имеют право на места в Академии! Вот только кроме места нужна ещё куча денег, чтобы в тебя там пальцами не тыкали и нищебродом не дразнили! А ты хочешь так запросто подарить свою законную хорошую жизнь какой-то старой вредной грымзе, которая родного сына из дома турнула? Считаешь, oна больше тебя или меня заслуживает лучшего?»
Так Дан, конечно, не считал. Но и напор Тэмми… не то чтобы пугал, нет. Но напрягал. Поначалу. А чем дальше, тем становился неприятнее. В Тэм словно бес вселился, с таким упорством она тянула его вперед. Торопила, будто каждая секунда промедления оплачена звонким золотом из ее кармана. Не дала помочь старому Томазо, ещё на выезде из Сетальи: там всего-то и дел было — разгрузить телегу да колесо заменить, подумаешь, пару часов потеряли бы. Или даже полдня — разве страшно? Но нет, за руку его оттащила, как маленького. Потом ещё настояла купить места на почтовом дилижансе, втрое дороже пассажирского. Место нашлось только одно, для нее, но Дан договорился с кучером и пристроился на крыше, среди мешков с багажом. Пожалуй, это было бы даже интересно — едешь себе, по сторонам глазеешь, и никто над ухом не зудит! Если бы на полпути не пошел дождь.
А ещё лезли в голову всякие странные воспоминания. Раньше внимания не oбращал, а теперь дергало. Ведь, пока в Сеталье не появился Кайо и Дан был всего лишь безродным приемышем старой Магдалы, ничего не знал о своих настоящих родителях, Тэм была другой. Дан с детства дружил с ее братьями, не всеми, кoнечно, старшим была неинтересна детская возня, а со средним, Сэнсом, и ровесником Дана, Риком. И «малышка Тэмми» бегала вместе с братьями и дружила с Даном ровно так же, как и с ними. И даже обижалась, когда их в шутку называли женихом и невестой! А когда перестала обижаться? Не тогда ли, когда стала известна, благодаря Кайо, его настоящая фамилия? Или даже позже, когда Кайо его усыновил и назвал своим наследником?
Неприятные это были мысли. От них становилось не по cебе, неловко и стыдно, как будто, задумываясь о таком, он предавал Тэмми.
Но гораздо хуже стало, когда Тэм пропала и на ее месте оказалась наглая, высокомерная фифа, избалованная папашина дочурка. Хуже — потому что вдруг поймал себя на странном облегчении. Как будто его волокли куда-нибудь в тюрьму, если даже не на казнь, и вдруг отпустили и сказали: «Вали, куда пожелаешь!» — да ещё и пинком под зад проводили. И можно было снова решать самому — то ли, как и хотел поначалу, взять то, чтo ему причиталось как наследнику Кайо, и свалить обратно в Сеталью, от души хлопнув дверью напоследок, то ли и правда присмотреться к «старой кошелке» и ее шансу. Подумать. И сделать так, как покажется лучше ему самому, а не кому-то другому, даже если этот «кто-то» — его невеста.
Эта, новая, тоже упoминала о шансе, который нельзя упускать. Но упоминала как-то иначе. Дан никак не мог понять, в чем же разница, но улавливал ее, слышал в интонациях, видел в выражении лица. Эта, новая, не думала о деньгах, когда говорила, что «старой кошелке» нужно понравиться. А вот о чем она думала? Это было интересно. И сам по себе интерес тоже напрягал, как будто и им тоже Дан предавал Тэмми. Менял свою — на чужую.
А потом в него прилетел сверток с золотом. Который она даже не развернула, хотя — Дан видел — прекрасно поняла, что в нем. А он, дурак, уверен был, что у Тэмми ни монетки с собой нет. Странно, на самом деле. Разве бы он отказался за нее платить, если бы знал об этих деньгах? Он — мужчина, а мужчина обязан заботиться о своей женщине, или девушке, или, тем более, невесте. Но эти деньги могли бы здорово помочь как минимум несколько раз.
Хотя… вон, новая первым делом заговорила о приличной одежде, так может, и Тэмми отложила для того же? Он бы сам и не подумал переодеться во что-то другое ради старой грымзы, а девушки — они лучше в таком понимают. И, конечно, хотят выглядеть нарядно. Но все равно непонятно, почему не сказала? Разве он возражал бы?
— Ну что ты застыл? — нетерпеливо спросила эта… а как, кстати, ее называть? Не Тэмми же? — Где здесь продают приличную одежду? Только такую, чтобы нам вот этих денег на все хватило, а то меня ещё ни разу не выставляли с позором из лавок. Не хочется получить новый травмирующий опыт. Веди.
Вот когда Дан сказал спасибо Кайо. Сам он тихо ненавидел ходить по лавкам, особенно по лавкам с модной одеждой и всякими к ней причиндалами. Нет бы оружейные или артефактные! А то «пусть молодой гoсподин повернется так, повернется сяк, подставит лицо под это освещение, а теперь под вот это, а теперь все то же самое, но с другим образцом ткани», тьфу! Но Кайо объяснял, что наследник благороднейшего рода может, конечно, одеваться во что пожелает, но должен уметь выбрать и то, в чем ему пристало появляться по особым случаям или в особом обществе.