Ошибка Белой Королевы или Кто обидел попаданку? (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна
И с характерной такой, вполне безобидной, хоть и с подсохшими следами крови, полоской. Скорее всего, от жёсткого ремешка.
Её прошиб холодный пот. Точно ли от ремешка?
Она очень надеялась, что голос звучит спокойно и уверенно.
— Дружок, ты просто натёрла лапку в новых босоножках. Ты же сама с вечера пожаловалась на них, забыла?
Ребёнок шмыгнул носом и усиленно закивал. И Даша тоже энергично затрясла головой в ответ, давя в себе желание истерически разрыдаться. Давно уже они научились не плакать просто так. Плач всего лишь от абстрактного страха вытягивает силы, а те могут ещё понадобиться… Впрочем, нет, пусть накапливаются не для борьбы с новым кошмаром, а на что-то другое, полезное!
Хорошо, что тревога ложная. Плохо, что для общего спокойствия надо обняться, а руки дрожат. Заметит доча мамину панику, подумает, что та утешает её выдумками, сочинёнными на ходу, и заведётся…
Даша стиснула зубы.
Вдох. Выдох. Она умеет держать себя в руках. Нельзя пугать ребёнка.
Присела рядышком, обняла. Бестрепетно. Сильно.
— Всё хорошо, солнышко моё. Ты здорова. Просто… помнишь, как нам Татьяна Владимировна говорила? Лечение, такое, как у нас, часто сбивает иммунитет, и сопротивляемость у организма никудышная; любая царапина может воспалиться и долго не заживать. Завтра срежем нафиг эти ремешки. И вообще — чем так мучиться, купим новые босоножки!
Ксю порывисто вздохнула:
— Мам, не надо!
— Что?
— Не надо новые, мне эти нравятся. Я привыкну. Я их размягчу! Погуглю завтра в Интернете, почитаю, как это сделать, и буду носить. Ты прости, что я так… Я просто испугалась.
У Даши словно гора с плеч упала.
— Ничего! — зачастила она сквозь смех. — Подумаешь, ерунда какая! Я же всё равно не спала. Сейчас мы обработаем твою рану перекисью, и всё до свадьбы зажи…
Хлопнула входная дверь. Сильно, будто рассерженно. Мама с дочкой растерянно переглянулись.
— Папа уехал? — наконец спросила Ксюша. — Ой!
«И не попрощался?» — кажется, подумали обе.
— Ты же знаешь, он не любит задерживаться, — засуетилась Даша. — Ему техосмотр перед рейсом, надо пройти, мало ли что… В дорогу я ему всё собрала, дело привычное… Ничего, всё будет хорошо.
Не давая себе умолкнуть, а дочке отвлечься на сетования, что, дескать, из-за её паники папа рассердился на всех, она обработала потёртость перекисью водорода, затем, дав подсохнуть, собралась было нанести слой левомеколя… но вспомнила о настойке, привезённой от бабы Любы. Та хоть и предупреждала, что, дескать, средство это на крайний случай, но доводить до этой самой крайности Даша не собиралась. Мало ли, чем в их случае может обернуться простое повреждение на коже! А потому — достала из холодильника заветную бутыль тёмного стекла, плеснула на дно эмалированного ковшика пахнущей травами жидкости, подогрела… и сноровисто пристроила Ксюше на лодыжку компресс.
Потом, дожидаясь, пока дочь заснёт, и поглядывая на светлеющее сквозь занавески рассветное небо, вытянула из кармана халата мобильник, убрала звук, чтобы буквы не пищали при наборе, и отстучала мужу сообщение:
«Прости, что не проводили. У нас всё в порядке, просто Ксю растёрла ногу ремешком от сандалий и испугалась. Всё ОК. Хорошей дороги!»
Хотела ещё спросить про вторую сумку, явно набитую какими-то шмотками, но передумала. Раньше, чем на первой стоянке, Костик в телефон не глянет и не ответит, что грузить-то… Он и без того в последнее время сам не свой, дёрганный какой-то. Устал. Пандемия ещё эта… Обычно они каждое лето выезжали куда-нибудь отдыхать втроём, и полученного заряда бодрости хватало надолго. Но последние два года всё шло наперекосяк. Время и деньги ушли сперва на Ксюшино лечение, потом на её, Дашино, вовсе неожиданное… Впрочем, можно подумать, болезни и несчастья строго по плану случаются! Но Ксюшу они выхаживали вместе, а вот когда Дашу скрутило, Костик тянул их один, как мог. И спасибо великое всем вышним силам, что послали на выручку бабу Любу. А то ведь мужик или сломался бы тогда, или запил, сам как-то признался.
А ещё — долго и молча переживал, когда на курс дорогих лекарств для дочери пришлось разорить его личную заначку. Берёг для поездки в Испанию. Мечтал. Учил язык. Прокладывал маршруты… Здоровье ребёнка — это, конечно, святое, Костик не дрогнул, мечту заветную отодвигая надолго, может быть, навсегда. Но с тех пор в глазах его… Не отчуждение, но намёк на него нет-нет, да и проглядывал.
За последние спокойные полгода Даша так и не смогла, как загадывала после выписки, взять подработку, чтобы залатать брешь в семейном бюджете. Вот не смогла. Как-то жутко ослабла, и… Дело, в общем, не только в злосчастном аппендиците, а в том, что силы, моральные и душевные, были отданы на спасение дочки. Даше казалось, что она вычерпала себя до донышка. Спасибо бабе Любе, тётке Костика, что выходила их, двух болезных, и на ноги поставила. На ногу, которую Ксю грозились, в случае некроза, вообще… Нет, не будет она о такой жути вспоминать.
И без того Костик сам в себе замкнулся, сама Ксю на нервах, над малейшей царапиной рыдает… Им нужны только светлые эмоции. Только позитив. И тогда они дотянут как-нибудь до лета и… отдохнут, наконец. В этом году вряд ли удастся куда-то выбраться, с Ксюшиным-то никудышным иммунитетом на море, где людно и тесно, лучше не соваться. А вот к следующему лету, или хотя бы к зиме, наберут они как-нибудь на вояж в Испанию. Хотя бы на двоих: она, Даша дома посидит, на хозяйстве, ничего страшного, а папу с дочей отправит в путешествие. Зимой туристов почти нет, да и цены ниже…
Пискнул мобильник.
«Даша, я не в дороге. Вернее, не в той, что ты думаешь».
Встряхнув головой, прогоняя остатки дремоты, она вчитывалась, не понимая смысла.
«Я ушёл. Насовсем».
Задрожав, она села на кровати, слепо зашарила по дочкиному одеялу, не соображая, что, собственно, ищет. Прикусив сжатый кулак, подавила всхлип.
Нет. Это… Нет. Невозможно, её просто глючит со сна.
Сползла с кровати. На цыпочках прошла в кухню, прикрыла застеклённую дверь и рухнула на табуретку, страшась вновь посмотреть на экран и лелея надежду, что показалось, что буквы не так сложились со сна. Сообщений прибавилось. Но Даша тупо, слово за словом, перечитывала первые. И всё не могла поверить.
Ничего не изменилось. Только буквы отчего-то прыгали и расплывались на белом, режущем глаза фоне.
«Даша, я не в дороге. Вернее, не в той, что ты думаешь».
И острое, как гвоздь в крышку гроба:
«Я ушёл. Насовсем».
Что-то ещё. Что-то там ещё…
«Устал жить в вечном лазарете. Знаю, что подлец и сволочь, но ничего не могу с собой поделать. Я с вами задыхаюсь. Прости».
И опять:
«Прости».
Будто извинение смягчит удар. «Ах, дорогая, я только что убил тебя? Ну, прости, пожалуйста. Я ведь извинился, теперь я хороший, а ты успокоилась, да?»
Она попыталась набрать что-то в ответ, но левая рука — Даша была левшой — мелко и противно тряслась, светлое пятно экрана прыгало перед глазами, пальцы не попадали на нужные буквы… и, в пятый или седьмой раз затерев послание, она поняла, что закончить его не сможет. Да и ни к чему уже. Костик ушёл. Уехал навсегда на своей огромной «Скании». Бросил их с Ксюшей наедине с болезнью, которая затаилась где-то в параллельном измерении и наверняка только и ждёт, чтобы выскочить и нанести удар. Как вот он только что ударил.
Даша не металась по дому с всхлипами: «Нет, неправда, не верю…» И не потому, что давно приучилась сдерживаться. Просто всё это время, эти полгода затишья подсознательно ждала плюхи от судьбы. Не с её-то везением…
Она поморщилась от боли, обручем стянувшей голову. Отбросила на стол погасший мобильник и прихватила правой рукой левую, трясущуюся. Спокойно. Спокойно. Главное — с Ксюшей всё в порядке. Ей она скажет, что папа задерживается в командировке: типа, внезапный карантин… сообразит, что сказать. Костю ведь могло просто перемкнуть. Мужчины бывают слабы, не все справляются со сложностями в семье. Отсидится на стороне, подумает и…
