Чародейка Поволжья (СИ) - Берестова Елизавета
Рина потянулась за соевым соусом и чуть не выронила бутылку из рук. Первая страница книги разительным образом изменилась. Бумага потемнела и стала больше похожа на высушенную кожу. Пергамент, догадалась девушка. Буквы были витиеватые, слова содержали устаревшие фиту, ять, ер. Правда. Не показалось, не померещилось, не приснилось. Ритуал зова героической души. Есть как-то сразу расхотелось. Рина отодвинула тарелку и погрузилась в изучение текста. Для того, чтобы разобраться в написанном полностью, потребовалось включить ноутбук и переводить некоторые слова и понятия со старославянского.
— Что я творю?! — восклицала Арина, притаскивая в бабушкину спальню серебряный тазик, который бабушка Паша содержала в идеальной чистоте и никогда не позволяла брать, даже для устройства плавательного бассейна для куклы Барби.
Ритуал содержал много пометок, которые были сделаны разными почерками и чернилами разного цвета. Девушка подумала, что их оставили её предки, чтобы последующим поколениям чародеев проще было разобраться. Она сразу узнала аккуратный убористый почерк бабушки. Сильный наклон, длинные хвосты букв и чернила от гелевой японской ручки красного цвета. Для ритуала бабуля советовала откинуть коврик в спальне и воспользоваться набором портновских мелков.
Рина последовала совету. Теперь ей стало понятно, почему Прасковья Григорьевна никогда не позволяла внучке натирать паркет в её спальне. "Чай, не инвалид, пока сама в силах, — смеясь, отвечала бабушка на настойчивые предложения помощи, — справлюсь!" Под ворсистым овальным ковром обнаружился каменный круг, вделанный прямо в пол. Круг был большим, около полутора метров в диаметре, серый камень поверхности носил следы цветного мела, совсем как школьная доска, на которой много писали, а после стёрли влажной губкой. Нашлось объяснение и для набора цветных портновских мелков, которые всегда лежали в ящике бабушкиного комода, хотя сама Прасковья Григорьевна умела разве что пуговицы пришивать. Сверяясь с инструкцией Рина вычертила довольно сложную фигуру из трёх многоугольников, вписанных один в другой. Она хорошо рисовала, да и швейный сантиметр сослужил ей прекрасную службу. Фигура получилась странная, из тех, что словно затягивают взгляд в глубину.
Девушка с опаской поглядела на клонящееся к горизонту солнце и, сверяясь с книгой продолжила приготовления. Так, что у нас там дальше? Наполнить серебряную ёмкость водой земли. С ёмкостью всё понятно — знаменитый бабушкин тазик, а вода земли — должно быть, вода из колодца или родника. Хотя, впрочем, и вода из крана тоже берётся из скважины в земле. Бабушка приписала сбоку: "Воду возьми в холодильнике, что из Окраинного родника".
Междуреченск, расположенный на слиянии рек Алтанки и Сороки, славился на всю губернию прекрасной родниковой водой, которую щедро дарили многочисленные ключи и источники. Какие-то из них были красиво оформлены и обустроены для культурного отдыха, другие просто обложены камнями, а Окраинный, неподалёку от дома Рины, представлял из себя и вовсе ключ в тени старой ивы. Со второго класса, как только маленькая Ариша поселилась у прабабушки, её обязанностью стало приносить из родника воду для питья. В холодильнике обнаружилась бутылка, которую Рина принесла в воскресенье перед отъездом в Саратов.
В воду нужно было поместить маленькие жертвы духам разных стихий. Сам текст ритуала никаких указаний по этому поводу не содержал, предполагалось, наверное, что вызывающий сам должен знать, что делать. Помогла Прасковья Григорьевна. Она советовала воспользоваться для стихии воды — замороженной мойвой из морозилки (в ней же и лёд), земле пожертвовать гальку, привезённую когда-то маленькой Риной из Анапы, а для огня предполагалось срезать прядь волос и сжечь их прямо над тазиком с водой. Ещё требовался воздух и жизнь. "В шкатулке с ракушками возьмёшь перо по своему вкусу, — писала бабушка, — но помни, от твоего выбора будет зависеть, кто откликнется на зов. То же касается и цветка. Слушай своё сердце, и ничего не бойся. Ты — настоящая Воронцова, ты справишься". Рина вздохнула и полезла в шкатулку. Она полагала, что Прасковья Григорьевна хранит там письма покойного мужа или какие-то ещё памятные вещицы, но шкатулка, привезённая из той же Анапы, под завязку была набита птичьими перьями. Каких тут только не было: от белых куриных до странных, серо-чёрных, с серебристыми проблесками, явно принадлежавших какой-то хищной птице. Из всего этого перьевого изобилия внимание девушки почему-то привлекло небольшое светло бежевое перо с коричневыми и чёрными пестринаками. Она знала, это перо неясыти. Перо отозвалось в ладони теплотой, словно погладила кота. Кстати, Прохора она не видела ни вчера, ни сегодня. Ну да ладно, потом с ним разберёмся.
В саду отцветали пионы. Их было много. Белые, словно прилепившиеся комья снега, розовые и густо-алые у концов лепестков, а в глубине они прятали благородный оттенок бордо. Именно такой цветок и сорвала Арина.
По вершинам фигуры в каменном кругу она расставила маленькие ароматические свечки в металлических цилиндриках. Бабушка всегда держала их целую коробку. "На случай отключения электричества пригодятся", — поясняла она. Хотя электричество на памяти Рины отключали всего пару раз, да и то из-за сильной грозы, и они с бабулей использовали тогда туристический фонарь с батареей на сутки, но свечи в наличии были всегда.
Затем в указанной последовательности она без всплеска опустила в воду мойву, камень, перо и цветок. После чего отрезала небольшую прядь волос зажгла её и бросила туда же. Последним аккордом стали четыре капли крови. Прасковья Григорьевна советовала обработать спиртовой салфеткой кухонный нож и руку. "Найди точку, где линия жизни соединяется с линией судьбы и уколи резко и достаточно сильно", — писала она. Рина весьма отдалённо представляла себе всю эту хиромантию, но солнце уже почти скрылось за кронами яблонь, а это означало, что времени справится в интернете нет. Девушка ткнула себя в ладонь ножом, накапала крови в тазик и принялась читать довольно длинное и мудрёное заклинание на непонятном языке. Хорошо, что бабуля позаботилась и расставила ударения.
Рине подумалось, что, если бы ещё два дня назад кто-то сказал бы ей, что она будет сидеть на полу и читать абракадабру над тазиком с мороженной мойвой, цветком, камешком и плавающим пером, она посоветовала бы поехавшему кукухой не забывать принимать таблетки. Но вот теперь она сидит и читает. Закат окрасил летнее небо нежными оранжевыми оттенками, а заклятие и не думало кончаться. У Рины зарябило в глазах от незнакомых слов, где-то в глубине в животе встрепенулось знакомое ощущение пузырьков от кока-колы, потом накрыла дурнота, такая, что казалось девушку вывернет прямо в тазик. Следом пришла боль, болело всё, что только может болеть: раскалывалась голова, скрутило живот, по позвоночнику пробегали болевые импульсы, ныли все зубы и кости. Рине подумалось, что вот сейчас она просто умрёт. Над тазом начал подниматься пар, мойва ожила вильнула хвостиком и ввинтилась в дно, словно ушла на глубину. Перо красиво распалось золотистыми искорками, камень неожиданно всплыл, зашипел, словно кусок искусственного льда, а пион вспыхнул розовым пламенем и сгорел. Вода вскипела, повалил пар, однако ж он не разлетался во все стороны, а стоял столбом внутри нарисованной фигуры, словно его удерживали невидимые стены. Преодолевая боль, Рина на чистой силе воли выговорила последнюю фразу и начала терять сознание. Последнее, что на услышала — это всплеск.
— Твою мать! Кипяток! — воскликнул незнакомый мужской голос, прибавив что-то длинное по-французски, судя по экспрессии —ругательство.
Глава 2. ТРИБУН ТРАКТИРНЫЙ
Приходила в себя Арина тяжело. Навалилась дурнота и пульсирующая боль в висках. Она попыталась открыть глаза, но ей что-то не давало этого сделать. Этим чем-то оказалось мокрое полотенце у неё на лбу. Убрав полотенце, девушка поняла, что лежит на кровати в бабушкиной спальне. Взгляд Рины приковал к себе бархатный мужской сюртук насыщенного синего цвета, накинутый на спинку кресла. Сверху лежал шелковый шейный платок. Сам же хозяин этих странных вещей обнаружился на диване с недоеденным куском пиццы в одной руке и рининым телефоном в другой.
