Золотые камни (СИ) - Канра Дана

— Посмотрим, — негромко произнес Падший.

И стал наблюдать.

Но одним наблюдением дела не решить. Он пустил в ход любовную магию, а также пустил в ход чары разума и повелел проезжающему неподалеку листару Райтону остановиться в этой местности.

Красавица танлерка по имени Сельма Гринде была хороша.

Смуглая молодая женщина с красивым лицом, пухлыми алыми губами и добрым, чуть печальным взглядом серых глаз, должна была обязательно понравиться Брентору. Иначе и быть не может.

***

Брентор долго не мог оправиться от печали и тоски. Его любимую насильно выдали замуж за императора, а его отослали в Эртвест с мелочными делами. И он теперь не знал, что теперь делать и стоит ли возвращаться домой. Да, столица Ветамия была его домом, пока в ней жила Ольма.

Если он поможет любимой женщине сбежать, придется уносить ноги. Далеко-далеко, где нет жестоких и самодовольных тиранов, и где на плечи не давит тяжелый груз ответственности. Но им никогда нельзя иметь детей. Ребенок Ольмы и Брентора пошатнет своим рождением всю магическую систему. Этого никак нельзя допустить.

А если их поймают, то его казнят. Жизнь Ольмы тогда станет еще мучительнее и страшнее.

Так обреченно думал листар Райтон, направляя коня по перепутанным западным тропам. Ему хотелось побыть одному и хорошенько подумать. Но пока все, что шло в голову, это тяжкая мысль о невозможности их с Ольмой любовного союза. Плачь не плачь, страдай не страдай, а никто не поможет.

Они были глупыми детьми, когда бегали друг за другом и дразнились. Дамоны побери, почему они не поженились до проклятой коронации проклятого императора!

Глухо прорычав сквозь сжатые зубы, Райтон остановил коня.

Он уже собрался спрыгнуть и мчаться, куда глаза глядят, когда взор неожиданно упал на темноволосую печальную красавицу в простом светлом платье. И в голову внезапно ударила спасительная мысль: а что, если он попробует вытеснить Ольму из памяти и полюбить женщину, совсем на нее не похожую? А она привыкнет к императору. Говорят, он добр к своей сестре, значит и к другим женщинам тоже.

Но им лучше бы не встречаться вовсе. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

— Доброго дня, красавица! — обратился Брентор к девушке. — Не подскажешь ли, как доехать до деревни танлеров?

Она медленно повернулась к нему и несмело улыбнулась.

— Вы близко, господин.

***

Черноволосый мужчина в красном одеянии сидел на холме, зло щурил алые глаза и наблюдал, как листар Брентор неспешно шагает по извилистой широкой тропе, ведя коня. А рядом с ним шла Сельма, нежно улыбаясь Повелителю Смерти.

Он знал все, не слыша слов. Например, что в конце короткой прогулки они договорились о новой встрече.

— Вы точно придете, господин листар? — спросила Сельма, коснувшись рукой его загорелой ладони.

— Обязательно! — пылко ответил Брентор.

А потом взлетел в седло и уехал прочь, в полном смятении.

Зато возликовал Падший.

Глава 3. Безумная любовь

Юная девушка, прислуживающая императрице Ольме, была всего на несколько лет ее моложе и немного ниже ростом. Но это совсем не бросалось в глаза. Обе — светловолосые, хрупкие, грациозные и даже похожи друг на друга походкой. Если бы незнакомый человек не смотрел на их разные лица и разную одежду, то рисковал бы спутать императрицу со служанкой. Тем более, что юная Флавия приходилась кому-то из столичной знати незаконнорожденной дочерью. Благородные родители пристроили ее сюда, чтобы скрыть свое бесчестье и дать Флавии шанс на достойное будущее.

Впрочем, до всех этих мелочей Ольме не было никакого дела. Она хотела только одного: вырваться из дворца. Хотя бы ненадолго. Она мечтала увидеть любимого Брентора и грезила только о нем. Славно, что император Сет был постоянно занят государственными делами, не подпуская к ним Ольму.

— Правду говорит листар Анвар, женщине не должно быть дела до политики, — говорил со смехом молодой Ариас, когда Ольма робко спрашивала, как обстоят дела в стране. — Женщина должна быть настолько занята чтением, вышиванием, общением с другими женщинами, да чем угодно, чтобы в ее очаровательную голову даже не приходили такие мысли.

А потом целовал ее в лоб и уходил в общество четырех листаров, приехавших в Ветамию до конца осени.

Эти слова не радовали Ольму, а царапали изнутри.

Она стала императрицей, украшением подле императора и сосудом для его будущих детей. Вот и все. Надо быть честной с самой собой — здесь ей счастья не видать. Тоска, тяжесть бесконечных беременностей, которым подвергнет ее Сет, безысходность, самая смерть. Во дворце, где нет ни одного доброго человека, где сплетники и сплетницы шепчутся за спиной и смеются в глаза, ей не выжить.

А если суждено погибнуть в этих стенах, то перед смертью хотя бы увидеть Брентора. После этого и умирать будет не страшно, не больно.

Но остаток лета Ольма вела себя примерно. Улыбалась листарским женам, покорно склоняла голову перед императором и старалась привлекать как можно меньше внимания. Если Сет Ариас будет думать, что его жена стала тихой и доброй, это усыпит его бдительность. Ведь он же не дурак и понимает, что Ольме совсем не по нраву навязанное замужество.

Два последних месяца императрица ждала женских дней с замиранием сердца. Она так боялась, что однажды они не наступят и тогда придется вынашивать императорского наследника! Но пока это зло обходило Ольму стороной, и все-таки она понимала, что долго это не продлится. Сет раз в неделю навещал ее в покоях. Значит, однажды случится непоправимое.

— Флавия, — молвила она однажды служанке, когда та принесла обед в ее покои, потому что супруг обедал в компании листаров, — будь добра, принеси мне траву от зачатия.

Бедная девушка вздрогнула, опустила на стол тяжелый поднос и посмотрела на Ольму круглыми глазами.

— Ваше Величество… Но так ведь нельзя… невозможно…

Такое поведение не соответствовало безропотному характеру служанки. Будь Ольма старше и злее, она прикрикнула бы на нее, а то и замахнулась, приказывая немедленно выполнить свою волю. Но сейчас она предпочитала быть милой и обходительной, поэтому слабо улыбнулась Флавии.

— Дорогая, меня насильно выдали замуж. Разлучили с родными краями. Я живу среди чужих людей. Мой живот пытаются набить ребенком нелюбимого мной человека.

— Не говорите так! — пискнула Флавия, в ужасе прикрыв рот маленькой ладонью, и быстро оглянулась на приоткрытую дверь обеденной.

Ольма пропустила этот возглас слабой девчонки мимо ушей.

— Я спасаю умирающих младенцев и исцеляю больных людей одним прикосновением руки, — добавила она. — Как ты думаешь, дорогая, есть ли что-нибудь невозможное для меня, Повелительницы Жизни?

Потупившись, Флавия промолчала.

— Отыщи мне травы для бесплодия. Они продаются в восточном квартале Ветамии. Жители Донгмина — отличные умельцы.

— Нет!.. — прошептала Флавия. — Простите, Ваше Величество. Я не ввяжусь в этот страшный грех…

Ольма горько усмехнулась и отвернулась от нее. В душе заклубилась серыми пыльными завитками злость.

— Страшный грех, говоришь? — глухо произнесла она, кусая губы от боли. — А ты никогда не думала, моя дорогая Флавия, что тринадцать лет назад твоя мать в панике металась по восточному кварталу и искала эти травы?

Нежно-розовые щеки девушки резко побелели, глаза мгновенно наполнились слезами. Она отшатнулась от Ольмы, словно от прокаженной, сгорбилась и медленно поплелась к двери. На миг Повелительницу Жизни охватило знакомое чувство стыда и сожаления, но потом она собралась с духом.

— Куда это ты, Флавия? Ты должна мне прислуживать, — ровно сказала императрица. — Ты забыла принести к обеду розовую воду. Ступай и не медли.

Девочка вздрогнула, поклонилась и опрометью кинулась из покоев, закрывая лицо руками.

Ольма села за стол и принялась за трапезу. На обед подали рыбу, крылышки куропатки, зелень, фрукты и молодое вино. Она решила разделить пищу с Флавией, когда вернется, чтобы искупить свою жестокость. И, когда понурая служанка несмело вошла в обеденную комнату, неся чашу с розовой водой, Ольма ласково ей улыбнулась.