Лиза Дероше - Персональные демоны
— Эй, что у тебя сейчас? — О, этот сладкий медовый голос у меня за спиной, он так близко, что я чувствую его тепло.
Поворачиваюсь и улыбаюсь Люку, размышляя о том, в каком ужасе Анжелика со своей неземной красотой сейчас от всего происходящего.
ЛюкОна оборачивается, и я чувствую запах ее ярости (черного перца) и имбиря — жажды. Ммм… Отличное начало. Первый шаг. Она ухмыляется Анжелике и говорит:
— История с мистером…
— Сангетти, кабинет двести десять? — прерываю я.
— У тебя тоже?
— Ага. — Я тянусь к ее руке, когда она поворачивается в сторону выхода из коридора, но останавливаю себя, вспоминая, как она вздрогнула, когда я коснулся ее плеча. Я в буквальном смысле слишком горяч для прикосновений.
Я бросаю на Фрэнни косой взгляд, и она опускает глаза вниз.
— Э… ты пойдешь потом на ланч? — спрашивает она.
— Может быть.
— Хочешь сесть с моими друзьями? — Ее голос звучит неуверенно… Без обычной огненной напористости.
— Как бы заманчиво это не звучало, у меня есть дела, которые нужно уладить. Может, в следующий раз. — Вообще-то вся человеческая пища довольно отвратительна, но высококачественная продукция школьной столовой… я физически не смогу пойти на это.
— Неважно, — говорит она, отмахиваясь.
Я улавливаю запах имбиря, и внутри меня все вибрирует, словно кто-то ударил по гитарной струне или молния прошла сквозь мое тело. Она Та Самая. Я уверен. Ее душа будет отмечена, но не забрана… и это хорошо, потому что «собирательство» не входит в мои должностные обязанности. И все же она не так проста. Последние два демона, которых за ней посылали, не смогли найти ее, поэтому прямо сейчас они на самом дне Огненной Бездны. Но они были всего лишь Третьего уровня. Поэтому теперь послали лучшего из лучших, которым, естественно, являюсь я. Мои острые как бритва инстинкты отправили меня туда, где я сейчас и нахожусь — Первый уровень. Они никогда не ошибались с моим назначением. И сейчас они назначили меня в Хайден Хай, встать на правильном пути некой мисс Фрэнни Кавано.
Мы идем на историю, и Фрэнни располагается на своем месте в центре кабинета. Я же направляюсь к мистеру Сангетти, который сидит, качаясь на стуле, закинув ноги на стол. Я улыбаюсь, представляя, как случайно натыкаюсь на его кресло, заставляя учителя завалиться на спину.
— Мистер Сангетти?
Он поднимает взгляд.
— Да.
Я протягиваю свой график, и он закатывает глаза, глубоко вздыхает и демонстративно недовольно убирает ноги со стола, располагая свое средневозрастное тело на стуле должным образом.
— Я так понимаю, нужен бланк допуска?
— Ну, мне так сказали.
Он роется в столе и, наконец, находит измятый желтый листок, затем поворачивается и тянет учебник с книжной полки над письменным столом. Он смотрит в мое расписание еще раз и записывает номер книги напротив моего имени в журнале.
— Садись, куда хочешь, Люцифер, — говорит он, протягивая мне учебник и кивая в сторону класса.
— Зовите меня Люк.
— Ну ладно, Люк. Выбери уже место, — отмахивается он.
Я разворачиваюсь и иду обратно к Фрэнни, садясь справа от нее. Как только я располагаюсь, мистер Сангетти начинает перекличку.
— Хосе Авила. Дженнифер Бартон. — Руки взлетают вверх строго по очереди. — Захария Батлер. Люцифер Каин. — Она тут же обращает на меня свои широко распахнутые глаза. Я просто улыбаюсь. — Мэри Фрэнсис Кавано.
Я чувствую, как моя улыбка становится шире, когда Фрэнни поднимает руку. Мэри Фрэнсис. Вот это да.
Когда мистер Сангетти заканчивает перечислять фамилии, он отправляет нас к странице учебника номер триста восемьдесят, где речь идет о Крестовых походах. Я просто смотрю на Фрэнни… о, простите Мэри Фрэнсис, конечно… и посмеиваюсь про себя.
Примерно половину урока Мэри Фрэнсис поглядывает на меня. А затем свет гаснет, и изображение Иерусалима появляется на электронной доске.
— Что лежало в основе борьбы за Иерусалим? — спрашивает мистер Сангетти.
Несколько рук взлетают вверх, и я слушаю ответы, вспоминая, как это было на самом деле. Будучи непосредственным участником почти всех событий, которые изучают на уроках истории, я получаю действительно немалое удовольствия, слушая забавные интерпретации учеников. Это все равно, что игра в глухой телефон, в которой кто-то что-то шепчет соседу на ухо, а тот передает услышанную информацию далее по цепочке, и в итоге это даже близко не похоже на то, что сказал самый первый человек.
ФрэнниИтак, я продолжаю посматривать на Люка — пристрелите меня, ничего не могу с собой поделать — на протяжении всего урока истории, на его лице играет эта самодовольная ухмылочка. Не знаю почему, но я не могу перестать думать о нем. Может, это и хорошо, что он отказался от совместного ланча. Я не уверена, что готова делить его с Тейлор. Она и Райли считают, что я выбираю только тех парней, свидание с которыми является благотворительностью, в смысле, полунеудачников. Райли предполагает, что это из-за моего желания все контролировать, и, скорее всего, она права. Я не делаю того, чего не хочу, поэтому не могу себе позволить завязывать отношения, которые в итоге давят на меня. И есть еще «фактор Тейлор». С тех пор, как мы познакомились в четвертом классе, наши отношения можно назвать дружеским соперничеством. К несчастью для нее, я всегда лидирую по оценкам. К несчастью для меня, она лидирует по парням. Вот поэтому мне всегда достаются те полунеудачники, просто из-за того, что они не ее формат.
Но глядя на ухмылку Люка, могу сказать со всей ответственностью: его никак нельзя назвать неудачником, и, значит, Тейлор начнет на него охоту.
Так, если мое безумие в ближайшее время не закончится, мне придется приложить все силы, чтобы избавиться от этого бреда. Я все еще смотрю на него. И, конечно, он ловит меня на этом. Когда я вижу, что он не дышит, я понимаю, что со мной то же самое. Делаю глубокий вдох. Он замечает это и тоже вдыхает. И улыбается. И завязывает мои внутренности в один большой узел. Блин…
— Люк, есть мысли? — Мистер Сангетти стоит прямо перед нами. Как, черт возьми, он тут оказался?
Люк откидывается на спинку стула, сплетая пальцы в замок за головой, и выпрямляет, скрещивая, свои длинные ноги под столом. Его взгляд направлен вверх на мистера Сангетти.
— Ну, единственную причину на самом деле выделить нереально. Первый Крестовый поход даже не был религиозной войной. Думаю, Римский Папа Урбан боялся, что Константинополь нападет на него, поэтому искал способ выиграть время и улучшить свое положение.
