Наталья Павлищева - Тезей и Ариадна. Нить любви
– Тезей.
Царь стонал, схватившись за голову. Ему было невыносимо сознавать, что, обретя сына, да еще какого, он почти сразу лишился его. И дело не в том, что Паллантиды завтра же нападут на Эгея и захватят власть, а в том, что единственная надежда его жизни рухнула. Без Тезея Эгею жизнь не нужна.
Царь сделал шаг, и его тело, словно птица, полетело вниз на острые скалы!
В воду он упал уже мертвым.
Сзади закричал раб, потом второй, третий. Они представить не могли, что царь бросится со скалы.
Мимо мыса Сунион, держась на расстоянии, чтобы не налететь на скалы, скользил корабль с черными парусами. Его гребцы очень торопились добраться до дома.
Царь Тезей
Он был царем уже третий месяц.
Когда приплыли в Пирей, поразились встрече, вернувшихся домой счастливых беглецов встречали с траурным видом.
– Что у вас случилось, где царь? Или вы нас не узнали?
Один из советников царя Леонт кивнул Тезею на парус:
– Это у вас что случилось? Мы думали, ты погиб…
У вернувшихся афинян вырвался единый крик – парус на их мачте был черным!
– Мы плыли под пурпурным парусом царя Миноса…
Встреча получилась странной, им верили и не верили, многих родные просто не узнавали. Рассказывать о том, что произошло в Кноссе, а потом на Тире и Наксосе не хотелось.
– Где царь Эгей? – пытался выпытать Тезей.
Леон нехотя ответил:
– На мысе Сунион, где же еще? Он и царство забросил, все дни там проводит.
– Идас, ты не видел, какого цвета был наш парус, когда мы шли мимо мыса?
– Нет, я смотрел только чтобы не налететь на камни, вы все время гребли криво.
Сердце у Тезея сжало дурное предчувствие, он бросился сам в сторону мыса. Дойти не успел, навстречу спешили старые рабы отца. Увидев сына Эгея, замерли, словно каменные изваяния.
– Что случилось, где отец?!
– Царь… господин, мы ничего не успели сделать?
– Да что с ним?!
– Царь Эгей увидел черный парус над кораблем и прыгнул вниз с мыса Сунион…
Тезей схватился за голову.
Тело царя Эгея так и не нашли, в его честь море назвали Эгейским, хотя нашлись, кто твердил, что это от криков гребцов: «Эгей!».
Через день к Тезею пришел Леон с придворными:
– Ты теперь царь, приказывай, что делать.
– Какой я царь?
– Настоящий.
Пришел и Антий:
– Тезей, не твоя вина, что цвет парусов изменился, это колдовство. Но ты царь и должен помнить об этом, иначе Паллантиды быстро захватят власть в Афинах.
– Я не царь. Я вернусь в Трезен. Только сначала на Наксос забрать Ариадну. Понимаешь, это наказание за то, что оставил там Ариадну одну.
Если она жива, то увезу в Трезен. Дед и мать поймут и помогут.
– А нас оставишь Паллантидам? Они же уничтожат всех, кто был вместе с Эгеем и тобой.
– Поплыли со мной в Трезен, дед всех приютит.
– Тезей, послушай меня. Тот, кто сменил цвет парусов, не оставит ни тебя, ни нас в покое, неважно где мы будем, в Трезене или здесь. Уйти с тобой смогут немногие, даже если позовешь, у всех родные и близкие люди в Афинах или около. К тому же ты так хотел применить в Афинах то, что видел в Кноссе и на Тире. Неужели все эти мечты пустое только потому, что у тебя больше нет поддержки старого Эгея? А мы, те, кто все это видел и столько перенес с тобой вместе? Мы готовы поддержать тебя. Не только мы, все афиняне поддержат.
Тезею спросить бы, откуда кузнец знает, что именно он видел на Тире, но новому царю оказалось не до вопросов. Только один задал:
– Как забрать с Наксоса Ариадну?
– Заберем, когда придет время, – заберем, клянусь тебе.
Кузнец разговаривал с молодым царем так, словно сам был царем или хотя бы его наставником. Но Тезею была нужна в тот миг именно такая поддержка.
Афины требовали правителя, и Тезей начал править.
С Крита уже который месяц не приплывали суда. Зато пираты, временами приплывавшие в Пирей под видом мирных торговцев, рассказывали небывалые вещи.
Тира действительно почти вся ушла под воду, а то, что осталось, засыпано пемзой и залито расплавленными камнями. Афиняне не верили таким россказням, разве камни могут плавиться? Тезею очень хотелось сказать, что вполне могут в Тартаре, но он держал язык за зубами, ни к чему пугать людей раньше времени.
А еще говорили, что очень пострадал Крит, все города и поселения на побережье смыла огромная волна, Кносский дворец почти разрушен, а флота… знаменитого, самого сильного в мире флота царя Миноса больше не существовало! Корабли либо выбросили на берег, либо потопили волны невиданной высоты.
– Тезей, другой возможности захватить Крит и Кносс у нас не будет, – внушали ему окружающие. – Собирай флот.
Но кораблей у афинян было мало, пришлось приглашать к себе других царей, договариваться, самому отправляться в поднимающиеся Микены к царю Агамемнону… Ехать в Спарту, в Арголиду, к деду в Трезен, в Коринф, в Иолк, в Мегару…
Царские заботы почти не оставляли ему времени для друзей, Тезей даже с Идасом и Перибеей виделся нечасто. Никто из бывших товарищей по несчастью не настаивал на близости к царю, все понимали – Тезей теперь правитель. Кое-что, увиденное в Кноссе и на Тире, Тезей попытался ввести сразу, многое не получилось, Афины еще не были тем огромным городом, каким стали позже, – еще было далеко до афинского Акрополя – и пока не нуждались ни в разветвленной сети канализации, ни даже в городском водопроводе. Афины еще только начинались…
Если честно, то Тезей, Идас и Перибея не стремились общаться друг с другом, словно боялись вспомнить оставленную на Наксосе Ариадну. Тезей боялся, что сам не заметит, как проговорится о Тифоне и Зевсе в пещере.
Шли дни, складываясь в месяцы, они вернулись с Крита осенью, но прошла зима, а Тезей так и не собрался на Наксос, как намеревался в первые дни своего правления. Каждодневные мелкие дела затягивают сильней редких, но важных. Спрашивал об Ариадне у Идаса, но тот ничего не знал, Идас был весь захвачен идеей постройки нового флота Афин, а потому пропадал в Пирее безвылазно. Узнавать у Перибеи не поворачивался язык, Тезей еще не забыл о жгучей ревности подруги к дочери Миноса.
Перибея сначала тосковала, но потом смирилась, она ведь всегда понимала, что для Тезея всего лишь подруга, а если возлюбленная, то временная. Любил ли он Ариадну? Наверное, но когда пришлось выбирать между остальным миром и своей любовью, Тезей выбрал спокойствие многих других людей. Может, любовь не была такой сильной?
Перибея тренировала руку, бросая дротик в мишень. Заканчивалась весна, было жарко, высоко в небе висела крошечная птичка, что-то выглядывая в траве с высоты. Привычно шумело вдали море, вжикал раскрученный ремень дротика и свистел выпущенный камень… Привычные звуки, привычные дела.
