Эй, дьяволица (ЛП) - Мигаллон Хулия Де Ла Фуэнте

Глава 48. И кто, чёрт возьми, этот тип?

Я иду прямо к брату. Он в ванной, чистит зубы. Рука перебинтована, и выглядит он намного лучше, вроде даже что-то поужинал, потому что цвет лица значительно улучшился.

— Как ты, братишка?

Доме обтирает лицо, проводит полотенцем по коже и вздыхает с облегчением.

— Хорошо. На самом деле, хорошо.

Он смотрит на меня, и я вижу в его глазах следы страха. Глаза начинают увлажняться, и мы оба одновременно бросаемся в объятия, как настоящие мужики. Мы не скоординировались, и столкнулись, как два снаряда, пытающихся друг друга сбить, но нам всё равно. Мы крепко держим друг друга, и я чувствую слёзы брата на своём плече.

— Всё нормально, — шепчет он, полное облегчение в голосе.

Отстраняемся и снова смотрим друг на друга.

— Ты её предупредил? — спрашивает он.

Наверное, это было бы не так очевидно, если бы мы не сражались, как мы сражались, с абсолютной слаженностью.

Я киваю. Он тоже. Отводит взгляд, задумывается, а потом снова смотрит на меня.

— Спасибо.

— Хадсон Армандо!

Мама заставляет меня вздрогнуть. Она явно не в восторге. И когда я говорю «не в восторге», я имею в виду, что её зрачки метят огнём, а руки уже стоят на бедрах, готовые разорвать меня на части.

— Я пойду спать. Устал, как собака. — Доме хлопает меня по спине. — Удачи, — шепчет и уходит в свою комнату, предатель. Минус сто очков как старшему брату. Как можно оставить меня с риском неминуемой смерти так спокойно?

Мама ждёт, пока мы не останемся вдвоём в коридоре, и тогда её нервы не выдерживают:

— Сколько ещё надо времени, чтобы загнать гадину в могилу?! — Она ударяет меня по груди.

Я беру её руку и спокойно говорю:

— Мама, я знаю, что ночь была трудной для всех, и ты переживаешь, но мы в порядке, ладно? Мы все живы. И это благодаря той самой гадине, которая спасла твоего сына.

Она вырывает руку и сжимает зубы и кулаки.

— Это ничего не меняет! — шипит она. — Эта чёртова Дьяволица…

— Ты бы еего убила? — перебиваю её. — Если бы Доме превратился.

Мама распахивает глаза. Я думаю о семье Колетт. Они гонятся за ней, пытаются её поймать. Неужели мы бы поступили так?

— Хадсон, зомби — это существо без воли и разума. — В её глазах появляются слёзы, но она не позволяет им политься, сдерживается. — Мы бы должны были это сделать ради твоего брата, ради его памяти и чести, уничтожить это… — она сжимает губы, сдерживая всхлип — изуродованное и проклятое подобие его. — Она втягивает нос и сжимает кулаки. — Он уже не был бы моим сыном.

— А если бы он был вампиром?

Мама замолкает, а я продолжаю давить:

— Если бы этой ночью или завтра Доме умер, и кровь вампира всё ещё была бы в нём, и он вернулся бы, превращённый в вампира, мы бы на него охотились?

Она отворачивает взгляд. По тому, как напряжены её скулы, я понимаю, что она буквально прокусывает свои щеки изнутри. Так сильно, что могу поспорить — она себе прокусила их до крови.

— Ты бы его убила? — настаиваю.

Она заставляет себя встретиться со мной взглядом, полным ярости, и выносит свой приговор:

— Он уже не был бы моим сыном, — повторяет она.

Я отступаю назад, как будто мне дали пощёчину.

— Хадсон. — Она пытается взять меня за лицо руками, но я отстраняюсь, отбиваясь от её прикосновений. — Он не был бы твоим братом. Это было бы просто существо без души, раб своей жажды. Доменико не захотел бы такого.

Я качаю головой. Теперь мои глаза наполняются слезами.

— А если бы в нём была человечность, мама? Если бы он всё ещё был им, но с клыками?

— Это невозможно, Хадсон! — Она взрывается яростью, топая ногой по полу. — Вампир — это испорченный, погибший. Служитель смерти, существующий лишь для убийства и пыток. В них нет ничего, кроме чистого зла.

— Колетт не такая…

— Колетт?! — Мама округляет глаза от удивления и гнева. Два шага вперёд, и её выражение лица становится настолько зловещим, что мне уже хочется зажмуриться. Видимо, она согласна со мной, что это слишком личная информация, чтобы просто так делиться с человеком, который, как предполагается, должен был бы убить тебя. — С какого чёрта у неё есть имя?

Я закрываю глаза и сжимаю челюсти, перекрещиваю руки.

— Назови меня пророком, но думаю, с того момента, как она родилась. — Пожимаю плечами. — В общем, странности бывают у людей.

Мама грозит мне пальцем, сжимая губы в ухмылке, словно она только что загремела в тюрьму за убийство и теперь готовится встретить меня на судебном процессе.

— Не морочь мне голову, Хадсон Армандо. Клянусь святой Деве Пресвятой Провиденции, что…

Папин громкий кашель прерывает её речь.

— У нас гости.

Он отходит в сторону, показывая старика. На руках два кольца с печатью Альянса, строгий костюм, дорогие часы и блестящие, только что отполированные туфли.

Он держится прямо, его лицо строгое — видно, что его тело тренировано, а дух крепок. Особенно ярко это читается в его взгляде, который меня исследует, как будто хочет вырвать все мои секреты.

Хотя на вид ему около семидесяти, я бы сказал, что он гораздо старше — в районе девяноста. Охотники стареют красиво. Особенно те, кто в активной службе; это сразу видно по тому, как в его глазах сверкает жажда мести. И инстинктивно его пальцы несколько раз сжимаются около пояса, как будто он ищет оружие.

— Это господин…

— Достаточно просто Питер, — прерывает он отца, делая шаг вперёд и предлагая мне руку. — Ты, наверное, тот парень, который убил анзу. Про тебя ходят слухи. Для такого молодого, как ты, это кажется немалой победой… — его глаза вновь скользят по мне через стекло золотых очков. Чувствую, как он меня оценивает, и не нравится ему то, что он видит. — Молодого.

Он не решается назвать меня «татуированным громилой» в лицо.

Я отвечаю самой напряжённой и малоприятной улыбкой.

— Спасибо.

Он поворачивается к чёрной узкой сумке, которую принёс с собой.

— Думаю, ты сможешь использовать свою силу, чтобы помочь этому старику добраться до его комнаты.

Это больше похоже на приказ, чем на просьбу, несмотря на его попытку смягчить слова.

Я обменяюсь взглядом с папой, и он кивает. Тогда я сдерживаю вдох и снова улыбаюсь, как если бы меня кто-то укусил за яйца.

— Конечно.

Беру его сумку и веду его в гостевую комнату. Наш дом принадлежит Альянсу, и всё, что принадлежит Альянсу, доступно всем охотникам. Мы никогда не отказываем в приюте или помощи. Плюс он явно из тех, кто в Альянсе на высоком уровне.

Если вы думаете, что это может быть инфильтрированный зомби… Защитные системы на территории сожгли бы его. Никакое темное существо не может войти сюда самостоятельно.

Так что это просто старый охотник, который приехал выедать мне мозги. Он не ожидал встретить меня. Ну что ж, извините, старик.

Хотя в чём-то он прав: я не убивал анзу один. Я бы не смог.

— Демон льда… Сложная добыча, да? — настаивает он, шагая за мной. — И не только это… Слышал, ты так же убил вампира. Одного из крупных. Старого и могущественного.

Я оставляю его багаж в комнате и поворачиваюсь, чтобы сказать ему, что если на этом всё, он может засунуть голову себе в задницу и насладиться своим отдыхом в нашей роскошной гостевой комнате, предназначенной для самых почитаемых гостей.

Он подходит ко мне и снова вонзает свои маленькие охотничьи глаза, пытаясь выцарапать ответы на вопросы, которых ещё не задал.

— Странно, что такой вампир ходит один. Разве он не был… с кем-то?

Я расправляю плечи.

— Если бы у него была компания, она тоже была бы мертва, сэр.

— Конечно. Конечно. — Он скользит взглядом по шипам на моей руке. Не нужно ничего говорить, чтобы понять, что их для него мало. — Ты усердный мальчишка.

Если его «мальчишка» и было подколом, то я это понял. Это был удар по яйцам коленом.