Как повываешь? (ЛП) - Хайд Жаклин
— Это невозможно. Ты его пара, — говорит он, избавляя меня от необходимости это объяснять.
Она оборачивается ко мне, упрямая и взволнованная.
— Но он будет здесь один, Коннор. Пятьдесят лет, серьезно? Ты не можешь просто так оставить его здесь.
Лахлан начинает смеяться. Я открываю рот, чтобы объяснить, насколько он древний и что пятьдесят лет для нас — это пустяк, особенно для такого старого создания, как он, но Лахлан опережает меня.
— Поверь мне, Уитли, дорогая. Мне здесь вполне комфортно.
Он разводит руки, и его глаза становятся разноцветными. Чешуя начинает сиять, отражая зеленый свет по стенам пещеры, мерцая и переливаясь, когда истинная форма заполняет пространство.
Я сжимаю зубы, когда он нарочно толкает меня своим массивным телом. Он трансформируется в большую форму с огромными рогами на толстой голове — ублюдок.
— Добро пожаловать в мир сверхъестественного. Если этот еще доставит тебе проблемы, приходи навестить мой маленький прудик.
Его голос звучит глубоко, громко и чудовищно. Эхо, отражающееся от камня, делает его еще более зловещим, чем обычно. Он щелкает средним когтем в мою сторону, когда скользит в воду, и я смотрю, как он соскальзывает в темную глубину.
Боги. Наконец он съебался, Лох-Несское чудовище вернулось на свое любимое место во рву, чтобы я мог побыть с ней наедине.
Глава 26Уитли Уитт

Вот это грива!62
Я бездумно смотрю на запотевшую стенку душевой кабины, наблюдая, как по стеклу соревнуются две капли воды, пока на прохладной поверхности не образуются новые капли конденсата. Я делаю глубокий, успокаивающий вдох.
Знаю, что не могу оставаться здесь вечно, но не могу удержаться, чтобы не спрятаться еще ненадолго. Я смиряюсь с необходимостью встретиться с Коннором, шуршащим в соседней комнате. Что еще страннее — я знаю, что это он, потому что чувствую его запах даже сквозь воду. Его аромат повсюду, он пропитал каждый уголок апартаментов, и это заставляет мое тело пульсировать. Даже чертовы соски напряглись по какой-то глупой причине, и я думаю, это как-то связано с пробуждающимся волком внутри меня.
На обратном пути в замок мы почти не разговаривали, и я не стала спорить, когда он предложил мне принять душ в его комнате, особенно после того, как настоял на том, что даст мне уединение.
И вот я здесь — чистая, но все еще не уверенная в своих чувствах. Большая часть меня хочет прыгнуть к нему в объятия — при одной только мысли об этом в животе разливается тепло, — но как мне понять, кому доверять? Тому властному засранцу, которого я встретила в начале, или теперь кажущемуся добрым, но загадочному мужчине-ликану? Как я могу знать, во что ввязываюсь, если он не может объясниться?
Я продолжаю переживать, что он будет уклоняться от ответов, а я в ярости превращусь в волка и снова выпрыгну в окно.
Он, по крайней мере, должен объяснить, что означает вся эта история с парами.
Дрожь быстро превращается в тошноту при одной мысли. Готова ли я вообще к этому? Я расправляю плечи, выпрямляясь, и сжимаю губы, когда в голове начинают крутиться вопросы к нему, как карточки в ролодексе63. Я выхожу из душа и начинаю вытираться, напоминая себе, что как минимум заслуживаю объяснений, но мои мысли обрываются, когда я вижу, как он вскакивает с края кровати с надеждой на лице и разложенной за ним одеждой. Его волосы зачесаны назад, а сам он одет в светло-серые спортивные штаны, кроссовки и куртку на молнии. Следы грязи на его лице исчезли, и очевидно, что он тоже привел себя в порядок, пока я была в душе.
Я заставляю себя отвести взгляд от надежды на его лице, но мое внимание тут же цепляется за одежду, разложенную на синем покрывале.
— Я не знал, что ты захочешь надеть, но подумал, что тебе захочется чего-то комфортного, — говорит он. Он прижимает к груди мои шлепанцы, покрытые кексами, как что-то драгоценное, и его шея и кожа под бородой краснеют от смущения.
Я поднимаю бровь — его явное волнение заставляет мое сердце немного дрогнуть. Пальцы крепче сжимают полотенце, когда я прикасаюсь к укороченному свитеру глубокого розового цвета. Материал невероятно мягкий на ощупь, и я сразу понимаю, что это будет самая удобная вещь, которая когда-либо касалась моей кожи.
— Когда ты это купил? — спрашиваю я.
Он кивает головой в направлении позади меня, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть стопку коробок, такую высокую, что они почти достигают моего бедра по другую сторону его кровати. Я моргаю, гадая, как долго он покупает мне вещи.
— Я заказал все несколько недель назад, когда заметил, что у тебя мало одежды. Вещи только сейчас начали прибывать в замок, — он запускает пальцы в волосы сбоку и чешет голову. — Признаюсь, возможно, я перегнул палку, — добавляет он.
В животе вспыхивают бабочки от того, как мило, что он это сделал, и меня захлестывает не только облегчение, но и надежда. Между нами все еще неловкость, но я хочу, чтобы это казалось нормальным. Что-то росло между нами до того, как произошли все эти странности, и я хочу вернуться к этому.
К тому, как мы подшучивали друг над другом на публике, и ни один человек не знал, что происходит.
Я хочу довериться ему хотя бы раз, потому что мне все еще так страшно, и я знаю, что не справлюсь с этим одна.
Мои плечи опускаются, и я с осторожностью смотрю на шлепанцы в его руках, чувствуя, как уголок моих губ поднимается в слабой, но искренней улыбке.
— И с каких это пор кексодрама закончилась?
Лицо Коннора озаряется широкой улыбкой, делая его моложе и счастливее.
— Почему бы тебе не одеться, а потом мы прогуляемся? Я хочу тебе кое-что показать и смогу ответить на любые вопросы.
Я снова смотрю на одежду и прищуриваюсь, переводя взгляд на него.
— Ладно, но лучше бы ты ответил на все до конца этой ночи, приятель, — говорю я.
Я хватаю одежду и ухожу переодеться подальше от любопытных голубых глаз и тепла в них, которое грозит заставить меня сдаться.
Десять минут спустя мои шлепанцы шлепают по булыжной мостовой, которой я раньше не видела. Деревья с этой стороны замка разрослись настолько, что закрывают даже верхние башни, и я едва могу разглядеть окна, которые, как я знаю, там есть.
— Где мы сейчас? — спрашиваю я, раздраженно отмечая, как шерсть снова начинает пробиваться на руках, когда поднимается ветер.
Я заставляю себя расслабиться, с облегчением замечая, как кожа снова становится гладкой в районе живота, пока я запихиваю руки в карманы нового пальто, которое Коннор, кажется, достал из ниоткуда. Мне срочно нужно научиться контролировать это.
Мы идем по тропинке, и я начинаю узнавать местность — мы приближаемся к лабиринту. Лунный свет пробивается сквозь деревья, как раз в тот момент, когда Коннор тянет меня за руку, утаскивая в скрытый боковой вход. До ушей доносится слабый звук текущей воды.
— Это место, где мы обернемся, и ты сможешь встретиться со своим волком. Нам нужно будет ее выпустить.
Я резко поворачиваю голову и смотрю на него во все глаза.
— Что значит «ее»?
Я читала пару книг, где оборотни имели внутренние сущности, с которыми могли разговаривать, но если я начну слышать голоса, это уже будет совсем не круто. Мне и так едва удается не сойти с ума, нет, спасибо.
Он обнимает меня за талию и мягко подталкивает к еще одной тропинке в лабиринте, в которую я бы никогда не пошла одна.
— Под «ее» я имею в виду тебя. Центр лабиринта скрыт со всех сторон. Ты сможешь там обратиться, и никто не увидит твою новую сущность.
Журчание воды становится все громче, и, когда мы сворачиваем на очередную дорожку, перед нами предстает великолепный фонтан из белого мрамора.
— Это потрясающе, — говорю я, глядя на статую в центре.
В фонтане сидит огромная женщина из мрамора — завораживающая и эфемерная, особенно в свете луны, отражающейся в воде и заливающей ее мягким сиянием. Что меня поражает, так это ее округлые бедра и живот, а также пышные груди — нечто совершенно непривычное, кроме как на картинах эпохи Ренессанса. Ее руки вытянуты в явном жесте мольбы, а голова склонена. Я смотрю на нее, замечая сходство между нами.