Наталья Косухина - Синий, хвостатый, влюбленный
Он был прирожденный мучитель живых существ и получал от этого истинное удовольствие. Нет, он не убивал их сам, он доводил несчастных до такого состояния, что они сами накладывали на себя руки, и это доставляло ему особенное удовольствие, наблюдать, как жертва подходит к последней черте. И чем больше существо сопротивлялось, тем ценнее была его смерть в конце. Реалии, которыми он запугивал меня, болью отзывались в душе, но мало меня трогали. Такие страшилки многие женщины в нашем времени придумывали себе на протяжении всей своей жизни, выматывая нервы.
Так же в его сознании я увидела злорадное понимание того, что несмотря на все мучения причиняемые людям, доказать его тире принадлежность к этим случаям будет очень трудно, практически невозможно. Люди так и не сумели полностью взять под контроль тире таланты и аксиома о том, что тире может стать только психологически сильный и устойчивый человек, как оказалось, не всегда была верна. Это чудовище уже наметило себе следующую жертву и это решило все мои сомнения по поводу дальнейших действий. Я начала работать.
Во время проверки, я с ним особенно не церемонилась и все знания, которые могли помочь раскрыть тайну, сбрасывала к себе, даже не просматривая, пусть, потом сами разбираются. Так же скопировала много личного, добравшись даже до самого сокровенного. Единственное что осталось при нем, так это все его извращения. В них я даже не стала копаться. Подсознание было скопировано полностью. Там по моему опыту, хоть и небольшому, бывает противнее всего.
Закончив с основной процедурой, я просмотрела еще раз все закоулки и пришла к выводу что, несмотря на мои бесцеремонные действия, кроме испытанной боли, вреда ему это не принесло.
Какая досада! Вспомнив всех его жертв и боль в сознание Литвинова, мною было принято непростое решение. Что бы никак себя, не скомпрометировать физическим воздействием, я взяла те его эмоции, что доставляли ему наибольшие страдания и, усилив их, стала его мучить, заставляя пережить то, что он заставлял переживать свои жертвы. Потом добавила болезненные воспоминания своей жизни, а после этого брала уже все, что только могла вспомнить и мучила, мучила, мучала… пока его разум не дал трещину, и подсознание не заполнила темнота. Сделав дело, я отключилась от подопытного и, покачиваясь, пошла к мужу в соседнюю комнату, где в углу сидели четыре человека из «пятерки», а пятый пытался успокоить брата. Еще в комнате была охрана.
Увидев меня, муж поспешил мне навстречу.
— Дорогая с тобой все в порядке.
— Да все хорошо, — сказала я, падая вниз.
* * *Очнулась я на кушетке врача, а рядом со мной сидел какой‑то серо — синий Александр и держал меня за руку.
— Как ты себя чувствуешь Муся?
— Со мной все хорошо. И что еще за Муся?
— Раз возмущаешься, значит и правда, в порядке. Скажи мне, он знал о тебе что‑нибудь?
— Да, он много чего обо мне знал.
— Ты побудь здесь немного, а я сейчас отлучусь и через пару часиков тебя заберу.
— Саша, только постарайся, что бы мне ни пришлось платить за тебя залог.
— Не беспокойся. Пожелания есть?
— Пусть хоть компенсацию выплатят.
— Деньги, как я сразу не догадался.
После того как муж ушел, я увидела доктора сидящего в углу.
— О, доктор, простите, я Вас не заметила.
— Ничего страшного Мария, когда Александр рядом ты ничего не замечаешь. Хотя у Уотерстоуна та же проблема.
— Это радует.
— Согласен. Скажи, мне нужно читать морали по поводу твоего безответственного отношения к здоровью?
— Нет. Просто понимаете…
— Не надо объяснять, твой муж мне уже все мне рассказал. И могу тебе сказать, что полетят головы. Александр это так не оставит.
— Да ладно Вам. Информацию обо мне рассказал один из «пятерки», какие головы?
— Не забывай Маша, ты живешь не в свое время. Сейчас тоже многое позволяется, но, тем не менее, есть жесткие границы того, что можно и того, что нельзя, а то, что произошло совершенно недопустимо.
— Посмотрим.
— Еще у меня к тебе разговор.
Я моментально насторожилась. Если твой доктор хочет с тобой поговорить, то ты должен внимательно его выслушать и отнестись к его словам со всей серьезностью, иначе это может быть чревато.
— Плохие новости?
— Да нет. Но ты должна отнестись к моим словам со всей ответственностью.
Обреченно вздохнув, я ответила:
— Хорошо.
— Ты беременна.
Я аж замерла от этой новости.
— Давно?
— Уже три месяца.
Офигеть! Значит с той первой ночи.
— Рассказывайте.
— Все просто. Вы с Александром разной расы и закон генетики в отношении вас утверждает, что протекание твоей беременности будет зависеть от того, какой расы будет твой ребенок.
— И?
— Судя по развитию плода, на данный момент, у тебя будет мальчик, а драги вынашивают свое потомство семь месяцев.
Внимательно посмотрев на доктора, я сказала:
— А теперь давайте плохие новости.
— У женщин драгов, первые три месяца, беременность протекает практически незаметно, но потом начинаются осложнения.
У меня все оборвалось внутри от страха.
— Что за осложнения?
— Токсикоз, невроз, изжога, бессонница. Это только основные симптомы, а есть еще и индивидуальные.
— Ну, это стандартное состояние при беременности.
— Не забывай еще, что ты тире, а предсказать поведение твоего дара, во время беременности, не может никто. Тебе надо хорошо его контролировать.
— Контролировать? О'кей. Знаете, мы с Вами будем часто видеться.
— Я так и понял.
— А Александру?..
— Нет, я ему ничего не говорил.
— Не думаю, что все будет так трудно.
— Возможно и еще одно. Мария, ты не должна, во время беременности, проводить тире процедуры, это может повредить ребенку.
Глава 21
Первое, что я сделала, выйдя от доктора, это столкнулась с мужем. С одной стороны мне хотелось тут же поделиться радостью, но с другой я еще сама не свыклась с этой новостью и была не готова рассказывать.
— Что‑то случилось?
— Да нет Саша, все хорошо, а почему ты спрашиваешь?
— Ты какая‑то странная.
— Со мной все нормально, а что у тебя?
— Пойдем.
Ничего не понимая, я двинулась следом за Александром и через некоторое количество коридоров, меня провели в просторную комнату, где находилась вся «пятерка».
Взглянув на них, я сразу поняла, кто распространил информацию обо мне. Лицо Литвинова было сильно разбито, и смотрел он на меня исподлобья, Фредерик выражал явное неодобрение, а что думали остальные, было непонятно.
