Злодейка и палач (СИ)
— Родовое имя — Верн, старший сын тотема Повилики.
Следом поднялся Хрисанф. Вместо ладони, он склонил крупную голову, покрытую непослушными завитками, и те зазолотились в свете солнечного фонаря.
— Хрисанф из тотема Цисперуса.
— Никогда не слышал о таком тотеме, — задумчиво сказал Илан. — Не из Астрели?
— Теперича из Астрели, — неспешно произнёс Хрисанф, уставившись на Илана. — Я жеж из молодой поросли, батька мой землепашцем был, и дед был землепашцем.
Ясмин с трудом удержала на лице благожелательные выражение. Внутренний Станиславский обливался слезами гордости за своего истого фолловера.
Новое поколение Бересклета зачарованно уставилось на парня, который назвал себя, а заодно и их, порослью, и не постеснялся заявить, что исходит из рода землепашцев.
— Да не слушайте вы его, — тут же заявил Верн. — Вечно он прикидывается черноземом, а на деле тот ещё умник, и папаше его про соху лучше не напоминать, не то отхватишь люлей на ближайшее столетие.
Он расхохотался, и Айра уставилась на него, как заколдованная. Верн портачил, где умел, но молодое поколение на него только что не молилось. Сходство с Англичанином усиливалось на глазах. То же обаяние, те же барские замашки, те же манящие во взгляде искры.
— Я вот отхватил, — отсмеявшийся сказал он. — По сегодня хожу без титула мастера.
— А я думала из-за меня, — с удивлением сказала Ясмин.
— Ты начала, он закончил, — сказал Верн. — Не бери в голову, там такой клубок, что я лет пять искал, где у ниточки конец.
Хрисанф насупился, но не возразил.
— Тотем Повилики — один из старейших родов в Варде, — медленно сказал Лён. — Повилика служила Бересклету, а теперь служит Спирее. Приятно познакомиться с господином, который однажды станет служить следующему Примулу.
Все произнесенное было очень близко к оскорблению, и Верн механически принял боевую стойку, едва ли успев проанализировать весьма обидное заявление. Ясмин только возвела очи горе. Чего-то подобного она опасалась с той минуты, как Лён подошёл к ним. Когда один очень вспыльчивый человек встречает другого очень вспыльчивого человека, то побеждает дружба. В смысле, бензопила.
— Не сердись на Лёна, — чуть выступил вперёд Илан, и Ясмин вдруг отчётливо поняла, что тот давно покорил уровень мастера и правит своей маленькой, ещё совсем детской империей по праву. — Мы сидим тут, как баклажаны в бочке, на тысячу миль вокруг ни единой живой души, а виноватых нет. Ужасная ситуация, не так ли?
— Не нарушай правил, и жизнь твоя сложится гладко, — прохладно сказал знакомый голос. — Виноватых нет, но они есть.
Абаль шагнул в круг света под старыми вишнями, и Ясмин автоматически развернулась корпусом в его сторону. Они агрессивно вцепились друг в друга взглядами, словно не виделись добрый десяток лет, и теперь жадно отслеживали изменение друг в друге, что появились за время их отсутствия. Ясмин, не успев осознать собственных действий, мгновенно обежала взглядом его фигуру, отмечая бледность, чуть безвольно повисшую правую руку, незнакомую накидку, серебрящуюся легким световым флером. А после поняла, что также подверглась ответной и подробной ревизии со стороны Абаля. За его спиной стояла невеселая, но неожиданно решительная Айрис.
— Виноватых в чем? — имитируя удивление спросил Илан. — В том, что я родился сыном Бересклета?
Абаль безразлично пожал плечами.
— Не требуй с меня ответа. Я стану заботиться о своём сыне, а о тебе пусть позаботится твой отец.
— Разве Примул не должен заботиться обо всей Варде? — тут же спросил Лён.
Он был лишь на год старше Ясмин, но смотрелся сущим мальчишкой. Веселые глаза, задорные тёмные завитки, лёгшие на скулы мазками краски на белый холст. Его приятный облик плохо усваивался в голове вкупе с его беспощадными детскими шутками.
— Обо всей Варде… — Абаль скользнул взглядом по темному саду и снова сосредоточился на Ясмин. — Я, к вящей радости, не Примул.
Илан, судя по сжатому в нить рту, очень хотел заткнуть Лёна, но ситуация и без того была нехороша. Не хватало только раздора в семейных рядах.
Каким-то странным образом накал страстей мгновенно упал до минимума, хотя Абаль не сделал ничего особенного. Никакой тебе дипломатии, ни демонстрации силы мастера, ни даже чистого и несокрушимого обаяния, как в случае с Верном. То есть, обаяние у него, конечно, было, но, скорее, сногсшибательное, чем мягкое, как летний полдень.
Ясмин чувствовала себя очень странно. Возможно, потому что Абаль забыл перевести взгляд на Илана, как требовали нормы вежливости между собеседниками, и продолжал смотреть на нее. Она кусала губы и молчала. Она чувствовала себя самым наистраннейшим образом, потому что половина ее сердца горела огнём, а вторая тонула, как раненный Титаник.
Центр внимания автоматически сместился на Абаля, но та беззаботная атмосфера, созданная Верном, безвозвратно ушла. Абаль был старше и намного опытнее их всех, хотя чисто внешне он трактовался, как их соуровнец. Айра тут же перевела взгляд на него, изменив первоначальной симпатии.
— Неужто тебя выпустили, узник? — весело поинтересовался Мечтатель. — Отец весь вечер стерёг тебя, как дракон свой жемчуг.
Кахол стоял за спиной Лёна, и Ясмин увидела его только сейчас, хотя он был самым высоким из них. Возможно, выше Хрисанфа, хотя и втрое уже.
— Мой очаровательный конвоир позволил мне прогуляться до забора, — со старинной и откровенно едкой вежливостью, сказал Абаль.
На сад давно упала ночь, и не было видно не то, что забора, невозможно было разглядеть собственную руку, вытянув ее перед собой. Видимым был лишь маленький круг, очерченный фонарным светом. Они толклись у фонаря в руках Илана, все в светлых одеждах, как весенние мотыльки.
Ясмин бы засмеялась, если бы могла. Но она смотрела только на Абаля, и сердце бесновалось в груди.
— Я не конвоир, — с достоинством возразила Айрис. — А вы, разумеется, не заключённый, но если вам нравится воображать себя жертвой, то я не стану препятствовать.
— Замечательно, — тут же согласился Абаль. — Тогда я прогуляюсь у забора с мастером Ясмин, которая бессердечно бросила меня в казематы и исчезла в неизвестном направлении.
Ясмин подавила желание бросить его прямо сейчас. Да как следует. Сердце, нежно сходившее с ума, тут же насторожилось. Нарочно или нет, но Абаль сделал ее центром внимания, и Ясмин давилась сотней сигналов, невольно посылаемых ее окружением. Она просто не успевала их считывать. Возмущение Верна, откровенная ненависть Лёна, глухой протест Хрисанфа, дружелюбный интерес от Илана. Неприязнь от Айрис.
Последнее было обидно. Она понравилась Ясмин и интуитивно хотелось понравится ей в ответ.
— Конечно, — она шагнула навстречу Абалю и царственно подала ему руку. — Я пригляжу за ним.
Последнее она сказала Айрис и прошла мимо в сторону чайного садика, который, судя по угрозам Мечтателя, давно сбежал.
Ясмин расслабилась только, когда световой круг, в котором горели белым огнём лица любопытной родни, остался далеко позади, и она уже не могла найти его взглядом. Абаль шёл рядом — темный и бесшумный, но она чувствовала тепло его руки, потому что их рукава тесно соприкасались. Тропинка между рядами флоксов, слившихся в высокие каменистые-серые громады, была слишком узкой, чтобы можно было соблюсти требуемое этикетом расстояние.
Интуитивно Ясмин понимала, что все, что она собиралась сделать, нужно сделать сейчас. Другого момента может не быть, нужно опередить главу Астера прежде, чем он открыто силой крови запретит ей любые попытки вывести сына Примула из-под прицела. Она уже совсем собралась с духом, когда налетела на садовый камень. Выпал, наверное, из ограждения. Автоматически сжалась в предчувствии падения, но буквально повисла в воздухе.
Абаль легонько дернул ее на себя, и она с облегчением приникла к нему, как к единственной оси координат, узаконенной в этом пространстве.
— Мастер такая неловкая, — шепнул он.
