Айя Линг - Ужасная сводная сестра (ЛП)
— Хорошо, — на его лице читается явное облегчение. — Гален рассказал мне, что ты выступила в мою защиту, когда леди Фрермонт нелестно обо мне отзывалась.
Я в смущении отворачиваюсь.
— Не стоит об этом упоминать. Я просто не могла согласиться с её точкой зрения.
— Что я всего лишь украшение? — его тон слегка удивлённый. — А мне казалось, что ты — единственная девушка в королевстве, которую не волнует моя внешность.
— Я была бы лицемеркой, если бы утверждала обратное.
— Так ты находишь меня привлекательным?
Я вспыхиваю. Он опять флиртует. Мне нужно положить этому конец.
— Слушай, не знаю, может быть, я объясняю недостаточно понятно, но если ты немедленно не перестанешь, я врежу тебе по носу. Обещаю, что тогда ты станешь менее привлекательным.
Он смеётся глубоким, богатым, чертовски сексуальным смехом, который поднимается в его груди и посылает вибрации по всему моему телу. Неохотно обнаруживаю, что смеюсь вместе с ним.
Парень медленно поднимается, опираясь одной рукой о пол, а вторую прижимает к моей спине, удерживая меня. Когда мы оба садимся прямо, он протягивает руку и прикасается к розе в моих волосах. Каким-то чудом она не выпала, во время моего полета с лестницы.
— Она из моего сада?
— Да, — говорю я, и мое сердце бьётся. — Хотя она и великовата.
— Она тебе идёт.
Я встречаюсь с ним взглядом, и на секунду время замирает. Он проводит рукой по моей щеке, убирая волосы с лица, и заправляет длинную прядь мне за ухо. От его пальцев исходит жар, и по моему телу проходит дрожь от нежных прикосновений. Внезапно, меня беспокоит то, что я сижу у него на коленях, с обнажёнными плечами, мои юбки запутались в его брюках, а руки прижаты к его груди, в то время как его лицо находится лишь в паре дюймов от моего.
Тревожный сигнал. Загипнотизированная его взглядом и прикосновениями, я застываю на месте. Краем глаза замечаю Крю, парящего в воздухе с широкой улыбкой на лице. Он выглядит как репортёр, который только что застал знаменитость за изменой жене.
Я отталкиваю принца и поднимаюсь на ноги. Каким-то образом, мне удается держаться одной рукой за перила, в то время как второй расправляю юбку. Бросаю на Эдварда быстрый взгляд, лицо которого пустое и бесстрастное. Если он и обиделся, то не показывает этого.
— Ну, — прочищаю горло. — Мне лучше подняться и забрать свою шаль. — Я отворачиваюсь, но какая-то тяжесть ложится мне на плечи.
— Не снимай его, пока не окажешься дома, — говорит принц, его голос твёрдый и повелительный. — У меня нет никакого желания думать о том, что кто-нибудь наткнётся на тебя в таком виде.
Сомневаюсь, что надевать его пальто — верное решение, но не смею с ним спорить. Голова всё ещё кружится, мысли в беспорядке. Эдвард собирался поцеловать меня! Но он же не может, ради Бога, я же одна из ужасных сводных сестер! Принц НЕ ДОЛЖЕН влюбляться в сводную сестру! Это так НЕПРАВИЛЬНО! Как мне тогда вообще вернуться в современный мир?
Глава 23
Мы возвращаемся в библиотеку. Я мёртвой хваткой держусь за перила, пока мы поднимаемся по лестнице, хотя в этом нет такой уж необходимости. Крю исчез, слава Богу, вероятно потому, что шоу закончилось.
Из-за того, что переносить тишину дальше невозможно, предпринимаю храбрую попытку заговорить.
— Теперь твоя очередь объяснять. Как ты здесь оказался?
Эдвард искоса смотрит на меня.
— Ты уже знаешь, что законопроект отклонили. Так что мы с Генри пытаемся придумать, как сделать так, чтобы его приняли в следующий раз.
Слава Богу, сейчас он снова становится обычным и серьёзным.
— И какого рода попытки вы предпринимаете?
— Генри опрашивает своих знакомых медиков, могут ли они сотрудничать и дать свидетельства того, что двенадцатичасовой рабочий день принципиально вреден для детского здоровья.
Я чуть не фыркаю.
— В парламенте сидят совсем дураки? Им нужен доклад врачей о том, что работать двенадцать часов вредно для здоровья?
— Как всегда оскорбляешь правящую партию, не так ли? — он хмыкает, но его лицо снова становится серьёзным. — Веришь или нет, но существуют недобросовестные врачи, которые утверждают, что нынешний режим не приносит никакого вреда. Я лично слышал это несколько раз. Один хотя бы, ради приличия сказал: "Поскольку я не осматривал этих детей, то не могу высказывать свое мнение", — его выражение лица мрачное, а голос напряжённый. — Но есть и другой, который на вопрос, будет ли зависеть здоровье восьмилетнего ребенка от четырнадцатичасового рабочего дня ответил: «Думаю, что нет».
У меня отвисает челюсть.
— Он сумасшедший.
Эдвард прикусывает нижнюю губу.
— Заверяю тебя — это его точные слова.
Я вижу свою шаль на диване перед камином, и, скидывая пальто Эдварда, накидываю её на плечи, застегивая брошь.
— А вы обсуждали это с мистером Уэллсли? — спрашиваю я.
Он слегка приподнимает брови.
— Ты беспокоишься о том, что мистер Уэллсли также работает с нами?
Я чуть вздёргиваю подбородок, ощущая лёгкий прилив гордости.
— Не только мистер Уэллсли, но также и другие рабочие с фабрик. Они собирают людей вместе, чтобы протестовать против несправедливости.
Теперь Эдвард кажется встревоженным.
— Что именно ты знаешь? А ты... ты присоединилась к ним?
Только не это! Чувствую, назревает лекция. Может быть не настолько презрительная, как от Конского Хвоста Годфри, но определённо, поощрений не будет.
— А что ты скажешь, если так и есть?
Он расслабляется.
— Они тебе не позволили. Я должен был знать, что у них хватит порядочности не позволять леди появляться на публике.
Во мне поднимается раздражение. Итак, он не так уж сильно отличается от Конского Хвоста Годфри.
— Значит ты считаешь, что леди должна оставаться дома и ходить на вечеринки, пока не найдёт себе мужа?
— Я верю, что положение леди не настолько двойственно, как тебе это представляется. Ты определённо не обязана посвящать себя домашним делам, но также и не должна ходить на митинги в компании рабочих.
— А как насчёт моих визитов к семье Эллы? Если бы я тогда не появилась, её мама могла бы и не поправиться.
Эдвард поджимает губы.
— Это другой вопрос, Кэт. Не сомневаюсь, что ты увлечена этим вопросом, и это даже... очаровывает. Но если говорить серьёзно, ты не так уж сильно можешь помочь.
Моё сердце пропускает удар на слове "очаровывает". Но потом я начинаю негодовать.
— Что это значит — я не сильно могу помочь? Ты считаешь, что я могу служить только украшением?
