Мэтт Ваймен - Саведжи
— Не уверен, что должен был тебе звонить, — в какой-то момент произнес он. — Но, надеюсь, все в порядке.
Саша была рада, что он решился на звонок. Ральф действительно казался ей искренним парнем. Но в то же время, после того, что у них было с Джеком, поняла, что в данный момент ей нужен в первую очередь друг. Кто-то, решивший идти вместе с ней одной дорогой, и в глазах Ральфа она видела то же самое.
— Итак, как ты справляешься со всеми этими вегетарианскими сложностями?
Ральф поставил кружку на стол.
— Это трудно! — воскликнул он. — В душе я, определенно, веган. Просто временами не могу договориться с собственным желудком.
— Вокруг слишком много бекона?
— Определенно, да.
— У меня тоже, — усмехнулась Саша, глядя прямо ему в глаза. Ральф ответил ей тем же.
— Мне нужно кое-что тебе рассказать, — наконец сказал он. — Время признаний.
— Слушаю.
Ральф крутил в руке пакетик с сахаром.
— Пару раз за прошедшие дни, — начал он, — я поддался искушению.
— О нет! — Саша притворилась, что в ужасе, но затем рассмеялась. — На самом деле, я не удивлюсь, если скоро поступлю так же.
— Правда?
Саша решала, что сказать дальше.
— Ладно, моя очередь, — сказала она. — Иногда я жажду чего-то столь невыразимого, что трудно описать словами.
— Более невыразимого, чем бекон?
— Определенно.
— Попробуешь рассказать мне?
— Нет, — сказала Саша, — но мне лучше оттого, что я тебе сказала. Словно груз с плеч свалился.
Ральф посмотрел ей в глаза и рассмеялся.
— Так почему бы не поддаться искушению? — предложил он. — Оно явно не смертельно.
Какое-то время Саша раздумывала над его словами.
— Полагаю, нет никаких правил, говорящих, что я не могу этого сделать.
— Вот именно, — подтвердил Ральф. — Все эти люди лишь добивают себя тем, что не едят одно или едят другое. Я начинаю думать, что иногда стоит жить так, как тебе хорошо.
Саша улыбнулась, поняв, что она кивает, несмотря на то, что он еще не договорил, и шутливо пригрозила ему пальцем.
— Ты плохо на меня влияешь, — сказала она ему. — Я едва успела привыкнуть.
— Эй, не позволяй мне влиять на твой образ питания. — Ральф поднял руки вверх, все еще улыбаясь. — Я здесь не для того, чтобы судить тебя.
— Рада это слышать, — сказала Саша. — А я здесь не для того, чтобы усложнять твою жизнь беконом. Это лакомство полезно для души всегда и везде.
— Полностью согласен, — заметил Ральф. — Особенно с белым хлебом и кетчупом.
— У всех есть любимые лакомства, — согласилась Саша.
— Рад, что я не один.
Саша уставилась в стол, словно набираясь храбрости, чтобы говорить начистоту.
— Ты не один, — тихо сказала она.
Ральф кивнул, продолжая играть с пакетиком.
— Как и ты.
Какое-то время они молчали. В словах не было нужды. Тишину разорвал звонок Сашиного телефона. Она посмотрела на имя звонившего и тут же сбросила.
— Джек впервые пытается поговорить со мной после того, как хлопнул дверью прямо у меня перед носом, — рассказала Саша. — Интересно, чего он хочет на сей раз?
— Ты должна поговорить с ним.
Саша сунула телефон в карман.
— Поговорю, — пообещала она. — Важно, чтобы хотя бы один из нас поступал правильно.
Вернон Инглиш пришел в себя где-то через час. Вынырнув из дурмана, навеянного парами хлороформа, он первым делом попытался понять что-то еще, помимо того, что все еще жив. Все его тело, кроме головы, в которой адски пульсировало, казалось мертвым грузом. Помутненное сознание Вернона, слышавшего скрип досок и веревок, подсказывало ему, что он находится в трюме корабля, покачивающегося на волнах. В конце концов он собрался с духом и открыл глаза. Благодаря одинокой лампочке под потолком он понял, что находится в подвале без окон и дверей. Был лишь пластиковый стул и высокий стальной настенный шкаф. Когда к нему зрение начало возвращаться, он заметил, что предметы перевернуты вверх ногами. И только тогда частный детектив осознал, что мебель выглядит так, потому что он подвешен за лодыжки к дубовой балке на потолке.
— Гхххгхгх! — прохрипел он, но призыв о помощи был заглушен кляпом во рту. Вернон крутился и брыкался, пытаясь высвободиться из пут, что оказалось не так просто, потому что руки были связаны за спиной. Его ноздри раздувались при дыхании, а глаза были полны ужаса. Закрытый люк в потолке предполагал только один вход и выход, а железные скобы, вбитые в стену, должно быть, служили лестницей. Вернон проследил взглядом за перекладинами. Внизу, возле водостока, он заметил свою кепку. Сильно помятая, она слетела с его головы, отчего он чувствовал себя разоблаченным. — Гхххгхг!
Не прошло и нескольких часов, как Вернон утратил надежду на помощь. Но обнаружил, что не один. В висках горело. И не только от крови, прилившей к голове. Он пытался поднять тревогу, раскачиваясь и ударяясь о стену. Потом бился головой о твердую поверхность, однако достучался лишь до головной боли. С тех пор он просто болтался, тихо рыдая. Слезы стекали по его лбу, и хотя он иногда пытался ослабить веревки, которые его связывали, Вернон Инглиш знал — ему конец. Даже когда люк открылся, он посмотрел на него лишь спустя некоторое время. На него уставились две пары глаз. Несмотря на полумрак, он тут же узнал лысину Титуса Саведжа и напряженный взгляд его сына.
— Он готов? — спросил мальчик.
Титус спустился в подвал. Он отошел от связанного человека, висящего вниз головой, и достал из заднего кармана бумажник. Вернон тут же узнал в нем свой.
— Вернон Рэй Инглиш, сорок четыре года, белый. Частный детектив, не удивительно. Разведен, живет один.
— Это хорошо, — сказал Иван, подбираясь ближе к отцу, — правда же?
— Это значит, что его не скоро хватятся, — сказал Титус, теперь меряющий Вернона взглядом. Он шагнул ближе к охваченной ужасом жертве, которая приглушенно ахнула в момент, когда Титус начал нежно нажимать на его бока и живот. — Печень немного увеличена, наверное, часто пьет, но почки в хорошем состоянии.
— Он выглядит достаточно здоровым, — заметил Иван. — Насколько может быть здоровым такой уставший человек.
Титус похлопал Вернона по левому бедру и отступил назад.
— Его нужно развязать и помыть, — сказал он. — И, конечно же, побрить.
Вернон отвечал на каждое его слово писком и хныканьем.
— Я могу сделать все это, — охотно сказал Иван, поворачиваясь к отцу. — Я могу... все могу.
Какое-то время Титус раздумывал.
— Очень хорошо, — сказал он, но, покачав пальцем, предупредил: — Просто будь молодцом, хорошо? Я позволю тебе сделать это лишь потому, что доверяю тебе, и из уважения к этому джентльмену.
