Бри Деспейн - Темное божество
Я заставила себя встать с кровати и отправиться в душ.
Я стояла в потоке горячей воды, и позволять уколам высокой температуры смыть онемение под моей кожей, смыть шок. Именно тогда, слезы хлынули из моих глаз.
Я никогда не плакала. Даже тогда, когда я была ребенком, согласно моей матери. Слезы никогда ничего не исправляли. Но когда слезы начали катиться по моему лицу, смешивающемуся с дождем из душа, я не могла сдержать это больше. Я рыдала в пар, надеясь, что никто не услышит меня, из-за шума воды. Это походило на то, что я, наконец, освобождала каждую слезинку, которую я когда-либо сдерживала в себе. Я плакала за то время, когда Дон Муни держал свой серебряный нож у горла моего отца. Я плакала за то время, когда слышала отца Даниэля, избивающего его. За то, что его мать забрала его у нас. За то, что Черити и меня отослали к нашей бабушке и дедушке на три недели без всяких объяснений. Я плакала из-за смерти Мэриэнн, из-за Джеймса, пропадающего без вести, из-за Джуда.
Но главным образом я рыдала из-за того, что теперь я все о себе знала.
Я чувствовала себя подобно мошеннику. Мой отец сказал мне, что мое имя означает благодать, помощь, и руководство. Но он был неправ. Все Божественное предназначение, натыкалось на неумелое вмешательство и разочарование. Все к чему я прикасалась — все, что я пыталась исправить — разваливалось, и ускользала сквозь пальцы.
Почему я, зная проблему, остаюсь такой невежественной? Почему не могу вернуться и остановить все?
Если бы я просто занималась своими делами в течение всех этих лет, было бы все, как раньше? Был бы Даниэль все еще мальчиком с белокурыми волосами по соседству, если бы я ничего никому не сказала о его отце? Даниэль и Джуд все еще были бы лучшими друзьями? Был бы мой брат сейчас целым и невредимым? Даниэль был бы человечен?
Но как я, могла ничего не делать? Даниэль по-прежнему жил бы жизнью полной боли и пыток — он мог бы вообще уже не жить. И как я могла не помочь ему, когда он вернулся? Он по-прежнему так много значил для меня, даже после того, когда я знаю всю правду.
Но я не могла поверить, что моя потребность в Даниэле выше моего собственного брата. Я видела боль в лице Джуда, когда впервые упомянула имя Даниэля на обеде. Я смотрела прямо в глаза Джуда, и обещала, что оставлю его в покое, что я буду держаться в стороне от его тайн, но вместо этого я пошла и привела единственного человека, который когда-либо в жизни, причинил ему боль. Мои чувства к Даниэлю вызывали боль, страх, и гнев, которые медленно занимали место моего брата.
"Я ненавижу тебя," сказала я в воду, я ударила мокрым кулаком по стене душа. "Я ненавижу тебя, ненавижу тебя, ненавижу тебя," сказала я, словно говоря с Даниэлем,
Но была проблема — это не так. Я не ненавидела Даниэля, а я знала, что должна.
Я предала своего брата еще раз.
Я стояла в душе, пока не стало холодно. А затем я стояла еще дольше, позволяя ледяной воде бить мою кожу, только чтобы почувствовать что-нибудь другое, чем свою вину. Я вылезла из душа, дрожа и сжимая свой живот. Меня тяжело вырвало в туалет, избавляя мой желудок от остатков жидкости, которые были в моем теле. Я почувствовала слабость и истощение, я еле доползла назад в кровать, все еще обернутая в мокрое полотенце.
Дом был тих. Все остальные должны уехать в течение дня. Тишина нажала на меня, от чего моя голова стала еще тяжелее. Я закрыла свои горящие глаза и позволила тишине окутать тело. Я спала, пытаясь восполнить слишком много бессонных ночей. Но каждый раз, когда я просыпалась, я чувствовала себя еще более истощенной, чем прежде.
Я осталась в кровати в течение двух дней.
В СРЕДУ
Моя семья оставила меня в покое. Я была потрясена — но благодарна — что мама не пыталась заставить меня идти в школу. Время от времени она посылала ко мне Черити с едой. Черити оставляла еду, уставившись на меня, как будто у меня была чума. Я задавалась вопросом, действительно ли моя семья думала, что я была больна, но я боялась, что они знали то, что я сделала — что им также стыдно за меня, как мне самой. Как я могу оказываться перед своим братом снова, зная какую боль я ему причинила? Как я могу показать свое лицо любому из них?
Это была середина дня в среду, когда я услышала своего отца в его кабинете ниже меня. Я подумала, что он делает дома. Среда, был один из его самых занятых дней в приходе, и Джуд будет там для своего независимого исследования. Я подумала о папе, окруженном своими книгами, он казалось, потерялся в них в течение многих недель. Что он делал?
Но затем я поняла. Это внезапно щелкнуло у меня в голове. Я не была единственным человеком, виновным в этом.
ВНИЗ В КАБИНЕТ
"Ты знал," сказала я с порога. Папа оторвался от своей книги.
Я влетела в комнату, прямо к его столу. "Ты знал, кто он такой, и ты все равно привел его к нам!" Я схватила одну из его книг. Оборотень. "Вот, для чего эти книги. Ты помогаешь ему."
Мои родители были такими лицемерами! Все это дерьмо, которому они нас учили о не хранении тайн, и здесь мой отец держал самый большой из всех секретов.
Я бросила книгу на стол. Она скользнула по дереву и свалила лампу. "Ты тот, кто все это начал. Не я."
Папа поправил свои очки на переносице. Он закрыл свою книгу и положил ее сверху стопки. Он выглядел полностью невозмутимым. От этого мне захотелось кричать на него еще больше.
"Я все ждал, когда ты придешь ко мне," сказал он. "Я надеялся, что если мы оставим тебя в покое, то в конечном итоге ты придешь". Он походил на прекрасного пастора, имеющего дело с обеспокоенным прихожанином. "Закрой дверь и садись".
Я испытывала зуд, чтобы не слушаться его, но я сделала то, что он просил. Как только я села, я подняла еще одну книга. Слова и буквы были все незнакомы, как арабский язык.
"Итак, ты хочешь знать, почему я помогаю Даниэлю," сказал папа. "Ответ прост, Грэйс. Он попросил меня".
"Когда?"
"Даниэль связался со мной приблизительно шесть недель назад. Я сделал приготовления для его возвращения".
"Но почему он хотел вернуться сюда?"
"Он не сказал тебе?"
Я листала страницы книги, пока не наткнулась на иллюстрацию. Это была гравюра, что-то вроде человека превращающегося в волка. Полная луна висела на заднем плане. "Он сказал что-то о художественной школе. Он нуждался в Святой Троице, чтобы поступить в Трентон. Но это было только прикрытие, правильно? Это не имеет никакого отношения к художественной школе, не так ли?"
Даниэль просто использовал это, чтобы заставить меня сочувствовать ему--чувствовать себя связанной с ним в наших целях.
"Это было на обложке журнала, который мы выдумали," сказал папа. "Но это не означает, что Даниэль не хочет поступить в Трентон. Он хочет исправить свою жизнь". Папа наклонился вперед, скрестив руки на столе. "Грэйс, причина, по которой Даниэль вернулся, он ищет
