В твой гроб или в мой? (ЛП) - Хайд Жаклин

— Сводить с ума насколько? Как будто ты хочешь переспать с ней?

— Определенно нет. Ты что, не слышал, что я только что сказал?

Уровень враждебности, которую он, похоже, испытывает к этой женщине, вызывает тревогу.

— Может быть, нам следует проконсультироваться с Джекилом? — спрашиваю я.

В свое время Джекилл был единственным врачом, который мог лечить Дойла, особенно когда его превращение делало почти невозможным общение с ним.

Дойл ощетинивается, и волосы у него на затылке встают дыбом, но он качает головой.

— Не нужно. Она не угроза, просто раздражающая и совершенно непрошибаемая. Эта женщина, должно быть, выросла в сарае. За годы работы я встречал десятки поваров, и ни разу у меня не было такой реакции.

— Неважно. Я попрошу Фрэнка поискать причину. Может, он найдет что-нибудь, что ты упустил.

Его рот вытягивается, а глаза темнеют.

— Уже нашел.

Это шокирует. Он вел переговоры с Фрэнком и не подумал сообщить мне — странно.

— И?

— Все подтвердилось. Она рекомендованный специалист. Логика подсказывает, что проблема во мне.

Меня захлестывает раздражение.

— Тогда держи это дерьмо при себе и помоги мне. Мне нужно, чтобы все прошло хорошо, а твое дерьмо делу совсем не помогает. Что, если она узнает, кто я? — говорю я, толкая его к стене. — Кто мы такие. Ты буквально вибрируешь от превращения.

— Я разберусь с этим. Должно быть это полнолуние.

— Дойл, гребаное полнолуние бывает каждый месяц. Мы видели каждое полнолуние, каждый месяц, в течение последних двухсот лет вместе, так что не втирай мне эту ерунду, как будто разговариваешь с Фрэнком. Это так же нелепо, как смотреть видео с прыгающими кошками.

Он хихикает, закатывая на меня глаза.

— О, они потрясающие.

Я морщу нос.

— Абсолютно нелепо. Меня не волнует, насколько сильно пресса их обожает, они явно недостаточно умны, чтобы понять, что кошки хотят доминировать над людьми.

— Абсурд.

— Что абсурдно, так это то, как я разозлюсь, если этот вечер пойдет не по плану.

Он фыркает.

— Ты слышишь себя сейчас?

— Меня волнует только то, чтобы завтра вечером Обри получила то, о чем просила — чтобы занять ее на следующую неделю.

— Ты уже уговорил ее остаться подольше?

— Она останется в моей комнате в качестве гостьи, а остальное — не твоя забота, — многозначительно говорю я, опускаясь на колени и положив руку на нажимную пластину, чтобы сдвинуть камин с места в большом зале.

Он тяжело выдыхает.

— Ты же понимаешь, что, как только Обри напишет о замке или о чем-либо, хоть отдаленно касающемся тебя, ее бывший сделает все еще хуже.

Я окидываю взглядом комнату, отмечая хаос в мебели и коробках, которые вскоре будут приведены в порядок.

— Если ты не заметил, новость стара, но именно поэтому мне нужно, чтобы все было идеально. И я уничтожу этого идиота, если он попытается встать между нами. Это не проблема.

Он вскидывает руки в знак слабой капитуляции.

— Как скажешь. Это определенно не должно стать проблемой.

Так и будет. Ничто не помешает мне завоевать ее. Поле боя, возможно, изменилось, но я бы не стал считать, что это не война.

— Я его слэйну.⁶⁴

Дойл разражается лающим смехом.

— Тебе нужно держаться подальше от социальных сетей. Слэйну? Кто ты вообще такой?

Когда камин сдвинут, в поле зрения появляется Хильда, ее похожая на скелет голова устрашающе поворачивается.

— Уууууу, — жалуется она.

— Я знаю, что ты только что убиралась здесь, Хильда, — отвечаю я, единственный, способный понять ее. — Но нам нужно украсить полуразрушенный замок, и у нас есть на это… пять часов, — говорю я, оттягивая рукав рубашки, чтобы посмотреть на часы. — Мы просто пока складируем здесь мебель.

Они оба стонут.

— Прекратите это, вы оба. Хильда, ты знаешь, что тебе нельзя наверх, так что даже не думай об этом. Ты должна оставаться незамеченной, а ты, — я бросаю взгляд на Дойла, откинувшегося на массивный диван, — иди помоги шеф-повару, или, да поможет мне Бог, я найму для этого людей в набедренных повязках, просто чтобы позлить тебя.

Он театрально вскакивает на ноги и подбегает к Хильде, хватая ее костлявые пальцы в свои ладони.

— Мужчины в набедренных повязках в замке? О боже! Что же нам делать?

— Ох, блядь.

— Хильда, он сошел с ума, безумнее обычного. Хочешь помочь мне похоронить его на столетие или около того? — драматично говорит Дойл. — Держу пари, Обри тоже понравились бы мужчины в набедренных повязках. Джорджу понадобится нагрудник, чтобы он пускал на него слюни. Я понятия не имею, что Бьянка думает о набедренных повязках, разве что только кто-то из грузчиков богат.

Моя верхняя губа презрительно приподнимается, и я складываю руки на груди.

— Ты высказал свою точку зрения.

Хильда фыркает, вырывая костлявые пальцы из его рук, ее челюсти зловеще клацают. Метелка из перьев, которую она держит, трясется.

— Ууууууу.

— Нет, старая пердунья, мне не нужны пакеты с кровью — я в отчаянии зажимаю переносицу. — Иди поищи что-нибудь еще, что можно прибрать в склепе.

— Уууууу.

— Тогда пойди почисти его еще раз, — восклицаю я, недоверчиво убирая руку. — Еще неделя, Хильда, дорогая, и ты сможешь почистить любую часть замка, какую пожелаешь. Я клянусь тебе.

Хильда машет своим приспособлением для уборки так быстро, что ветер свистит у меня над ухом при этом движении. Она на столетия старше меня, лишь немного слабее, и у меня действительно нет времени играть в ее маленькие игры.

— Ууууу.

— Прекрасно. Через неделю ты сможешь даже привести в порядок старый собор. Но оставь алтарь в покое — эта паутина была там с тех пор, как дедушка решил удариться в религию, — говорю я, закатывая манжеты белой рубашки до локтей, когда она уходит.

— Она вела себя более странно, чем обычно, — замечает Дойл.

— Ты знаешь, что она тебя слышит. Оставь ее в покое.

— Я знаю, кто она, но, похоже, ты забыл. Ей, наверное, скучно. Видит Бог, я бы тоже заскучал, если бы из развлечений была только уборка.

Мои губы неодобрительно кривятся.

— Ты ничего не знаешь о Хильде. А теперь иди и делай, что я говорю.

— Вот, на что я иду ради дружбы, — ворчит он себе под нос.

Качая головой, я рассматриваю все эти безделушки, оставшиеся с прошлых веков. Что за гребаный беспорядок.

— Ты предупреждал всех о том, что от грузчиков может быть шумно, да?

— Да. А что?

Используя телекинез, я подбрасываю стул в воздух и смеюсь, когда он прячется за странного вида диван. Его глаза расширяются от настоящего страха.

Подняв руку, он пытается остановить меня.

— Не надо, Влад. Не смей. Только не снова.

— Не сметь что? — говорю я, наклоняя голову в его сторону. — Удар мебелью может вызвать у тебя желание помочь. Кроме того, прошла целая вечность с тех пор, как я мог поднять что-либо такого размера. Это будет весело.

— Я просто не хочу, чтобы ты переусердствовал, старик, — говорит он, посмеиваясь, как будто не верит, что я доведу дело до конца. Только из-за этого я заставлю его ловить мебель, пока он не упадет от усталости.

— Дойл… поиграй в мячик.

При этих словах его глаза вспыхивают желтым, и он выходит из себя.

— Отвали, сукин сын, — затем его глаза расширяются при виде мебели, парящей над его головой. — Черт! Нет, нет, нет, — радужка светится. — Прекрати. Это не смешно.

Я смотрю, как он бежит с поднятыми руками. Злая усмешка появляется на моих губах при виде этого.

— Черт возьми, Влад, — стонет он, ловя антикварный шкаф, прежде чем тот врезается в его красивое лицо. Он кряхтит под весом от скорости, с которой я швырнул мебель. — Ладно, этого достаточно.

— Не совсем. Надеюсь, ты справишься, Дойл. Давай украсим здесь все, а?

— Эти штаны стоят пять тысяч фунтов! — кричит он, когда к нему подлетает только что поднявшийся наверх диван.

— Вот что ты получишь за то, что превратился в гребаного павлина, пока я отсутствовал.