Аня Сокол - Первый ученик
— Сюда бы Самарского с его протезом, дорогу нащупывать, — высказался Игрок, когда ширина ступени чуть изменилась, и он едва не свалился на Гроша.
— На фиг он тут нужен? Только мешать будет со своим костылем.
— Я все слышу, — раздался голос сверху, и Леха засмеялся.
— Ты же рвался в герои, вот и наслаждайся, — ответил Макс. — Считай, что охраняешь тылы.
Ход изогнулся, и скудное освещение исчезло полностью. Макс вытянул руку и, касаясь боковой стены, стал спускаться дальше. Ни темнота, ни свет сами по себе не могли помешать движению.
Тук-тук. Звук стал ближе. Через три метра парень стукнулся носком ботинка, потом и коленом о преграду. Пальцы коснулись холодного камня как раз в тот момент, когда раздалось очередное глухое: тук-тук.
— Эй! — крикнул Грош, трогая руками завал из камней. — Там есть кто-нибудь? — парень от души несколько раз пнул препятствие.
Секундное промедление, наполненное тишиной, и тут же яростный, беспорядочный, как удары заходящегося в волнении сердца, ответ: тук-тук-тук-тук.
— Твою… — выругался позади Игроков. — Там что, человек? Ведь это может быть только живой человек!
Макс был полностью согласен. Ни один зверь, ни один механизм не откликнулся бы ни на стук, ни на голос.
— Нужен свет, — потребовал Грош.
В руках Игрока зашуршали, перекатываясь в коробке, спички. Парень чиркнул одной. И подвижный огонек осветил завал из камней впереди.
— Судя по всему, свежий, — Игрок осмотрел преграду. Пламя, танцевавшее на спичке, подобралось вплотную к пальцам, и он уронил ее на пол.
Тук-тук-тук, — продолжал неизвестный. Макс в темноте схватил ближайший камень и откатил в сторону. Звук стал четче.
Тук-тук-тук.
— Давай, ну же, пожалуйста, — услышал он тихий бесплотный голос.
Парень бросился вперед, взбираясь на завал, Леха за спиной снова чиркнул спичкой. Еще один камень вывернулся из-под руки, и, судя по раздавшемуся ругательству, задел Игрока.
— Эй! Есть там кто-нибудь? — закричал Макс.
— Боги, — прошептали с той стороны. — Вы спасатели? Вы нас вытащите?
— Самих бы кто вытащил, — тихо проговорил Игрок и зычно, так, что завибрировали стены рявкнул: — Вы кто? И как там оказались?
— Иван Трифонов, я студент-псионник из лагеря…
— Ванька? — снова заорал Игроков и для Макса добавил: — Я не верю! Мы не спим? Или все-таки нас пристрелили, и это часть загробного мира.
— Хреновый тогда этот мир, — буркнул Грош и тоже закричал: — Где остальные? Где Ильин?
— Там, — послышался неопределенный ответ.
Игроков зажег очередную спичку как раз в тот момент, когда качнулся еще один камень, и в образовавшейся щели показались грязные пальцы с обломанными под корень ногтями. Спичка погасла. Игрок ухватился за следующий булыжник и вытащил из завала.
— Настя Лисицына, — раздался хриплый голос Самарского из темноты. — Настя с вами? Она… — медленно спускающийся по ступеням отличник не смог закончить вопрос.
— Она жива? — спросил Грош и почувствовал, что ответ на этот вопрос совсем не так ему безразличен, как хотелось бы.
— Да, она здесь, — ответил Ванька, и Самарский шумно выдохнул. — Когда будут спасатели? Чуфаровский ранен, Ярцева змея укусила, а у нас в аптечке только антибиотики и йод.
— Это больше, чем есть у нас, — пробормотал Игрок, зажигая очередную спичку.
Они разбирали завал часа три, Игрок и Макс с этой стороны, первая группа — с другой. Ваньку с той стороны сменил Пашка Ильин, и, в отличие от парня, получив в качестве ответа на вопрос о спасателях красноречивое молчание, не стал настаивать. Умный парень этот Ильин.
Неизвестно какой обломок породы оказался опорным, но в какой-то момент завал вздрогнул. Камень стукнул о камень, толкнул, откатился.
— Назад! — заорал Игрок.
И прежде, чем Макс понял, что крик предназначался для тех, кто был снизу, камни, обломки, земля и мусор — все просело и повалилось по ступеням вниз, под испуганные крики и отдавшийся в стенах грохот.
В воздух поднялась песчаная взвесь. Макс протер глаза, однако лучше видеть от этого он не стал. Самарский первым бросился в пыльное облако, нисколько не боясь оступиться и сломать на пару к руке еще и шею. Грош последовал за ним, не дожидаясь, пока Игрок закончит чертыхаться и зажжет спичку.
В пыли мелькнул луч фонаря. Над Трифоновым, лежащим у подножия лестницы, склонился Ильин. Иван тяжело дышал.
— Ну, куда ты полез? — покачал головой лидер первой группы.
— Вы же не верили, что я до чего-нибудь докопаюсь, — прошептал Трифонов. — А я смог!
— Смог, смог, — успокоил часто дышащего парня Пашка, в глазах которого плескалась усталость. — Но это еще не повод бросаться под камни.
— Просто не успел.
— Теперь у тебя наверняка сломаны ребра, — Ильин увидел, что Макс смотрит на фонарь, и пояснил. — Батарейки скоро сядут, берегли для особого случая, — и кисло добавил. — Куда уж особенней.
Ступени, усыпанные крошкой, закончились полукруглым пустым, если не считать камней и людей, залом. Макс отметил слишком гладкий для природного образования пол и борозды рисунка, выглядывающие то тут, то там, когда на них падал круг света.
Луч попал в глаза, и Грош зажмурился. Свет ушел в сторону, на миг скользнув по хрупкой фигурке девушки с короткими курчавыми волосами. Всего миг он смотрел в карие глаза, из которых, оставляя на коже дорожки, текли слезы. Смотрел и не знал, что должен чувствовать. Ильин выключил фонарь, но Макс успел увидеть, как девушка отвернулась и спрятала лицо на груди у отличника. Ее плечи дрожали.
— Давайте выбираться на свет, — предложил Грош и не узнал собственного голоса.
На свет из ушедшего по семнадцатому маршруту десятка выбралось семь человек. И не все из них самостоятельно. Если Матвей Чуфаровский довольно бодро доскакал на одной ноге, то укушенного Серегу Ярцева парням пришлось нести, так как он был без сознания. Рука парня опухла и приобрела красноватый цвет сырого мяса. От него отводили глаза. Все знали, если не ввести противоядие в ближайшие даже не часы, а минуты, то дело обернется плохо. Уже обернулось.
Ванька, несмотря на боль в груди, все-таки встал на ноги и, поддерживаемый Викой, дошел до верхнего зала, где лег на пол под дырой в потолке, с улыбкой глядя на рваный кусок неба.
— Где остальные? Что произошло? — спросил у Ильина Самарский.
Они оба были отличниками, лидерами групп, но за Артемом стояло несколько поколений псионников, а Пашка, как и Макс, был первым в роду. Может быть поэтому, а может почему-то еще никто не усомнился в праве Самарского требовать ответа. Или Ильину, судя по потухшему взгляду и запавшим щекам, было все равно.
