Вероника Мелан - Чейзер. Крутой вираж
– Я все хотел спросить: кто учил тебя водить?
Расположившаяся за столбом из крутящейся пыли девушка перестала кусать мизинец, отняла его от губ и взглянула на механика с загадочной хитрецой:
– Один мастер.
Мастер? Спасибо, хоть не стала врать: «Сама». Самостоятельно такому не учатся, только под чутким руководством. Но все-таки чьим?
– Что за «мастер»? Имя есть?
– Есть, но ты его не знаешь.
Она странно мигнула.
– Я многих знаю.
Он не врал. На четырнадцатом он действительно знал многих – даже большее количество людей, чем хотел бы, – а уж тех, кто прилично гонял по дорогам, знал наперечет.
Теперь Лайза смотрела не в сторону – она смотрела задумчиво и прямо на него.
– Нет, его не знаешь, потому что его здесь больше нет.
Мак удивился:
– Что значит «больше нет»? Умер?
– В каком-то смысле.
– Я тебя не пойму. Если человек умер, то говорят «умер». Если жив, то говорят «жив». Нельзя умереть «в каком-то смысле».
– Можно, – прошептали с кресла так тихо, что он едва расслышал.
Что за загадки одна сложнее другой? Чейзер отложил тряпку, уперся руками в прохладное железо и посмотрел в сторону кресла – гостья теперь выглядела подавленной: взгляд потух, губы поджались, тело съежилось. А на лице – он удивился – будто лежала печать старости и мудрости. Такой не бывает у молодых…
Что за черт? Просто не хочет выдавать имя? Навряд ли. Ведет себя естественно, страдает, не играет – игру бы он распознал.
– Значит, – мозаичные кубики все никак не складывались в его голове, – нет на четырнадцатом уровне того мастера, который тебя учил?
– Нету.
Лайза тихо вздохнула, откинула голову на спинку кресла и принялась смотреть в сторону; говорить на заданную тему ей определенно не хотелось.
«Ладно, сменим. Почти».
– Но гоночные треки ты посещаешь часто. Продолжаешь практиковаться?
– Угу. Просто люблю их… люблю водить.
Да, это он заметил и мысленно хмыкнул: девка, юбка, каблуки, треки – не сходится. Нет, он видел девчонок-гонщиц – не такая уж редкость, – но все они отличались от Лайзы. Обладали мужиковатым нравом и фигурой, а если даже фигуру сохраняли женскую, то уж повадки их менялись точно; шершавыми становились ладони, жесткими – шутки, насмешливым и часто грубым – голос. А эта… Сидит, хлопает синими глазами, говорит загадками и почему-то продолжает терзать его воображение.
«Это все вчерашняя майка. И соски».
Чепуха, соски он видел и раньше, и далеко не все его возбуждали…
Может, все дело – в сочетании то наивных, то хитрых синих глаз и дерзких в меру пухлых губ?
Тьфу ты, он анализирует свой заколебавшийся стрелкой компаса член, как юнец, – подумаешь, воображение повело. Не заниматься же из-за такой мелочи многочасовым самоанализом?
В какой-то момент, бросив взгляд на гостью, Мак заметил, что та уже вернулась в бодрое расположение духа и теперь, снова вставив мизинец в рот, с любопытством наблюдает за его действиями. Теперь к ягодице поджалась правая нога, левая болталась над пыльным полом; обе туфли были на полу сбоку от кресла – одна лежала, другая стояла.
Он принялся изучать замененные кем-то фильтры: заводские убраны, на их место аккуратно поставлены «АирТан2.Х» – кто-то знал, что делал.
– А у тебя есть яхта?
От раздавшегося вопроса Мак едва не поперхнулся. Эта девчонка точно не может вести обычные вежливые беседы о погоде: то задаст вопрос о профессии, то выдумает такой, что и ход ее мыслей не отследишь.
– Нет, яхты у меня нет. С чего бы?
– А тебе бы пошла.
– Что значит «мне бы пошла»?
– Ну, – Лайза улыбнулась, – мне кажется, что ты любишь море. И что ты был бы рад штурвалу и волнам, что наслаждался бы отдыхом на палубе, плаванием и соленым ветром.
Чейзер мимолетно задумался: кто знает? Может быть.
Отрицать не стал, хмыкнул.
– Любопытно. Что еще тебе кажется?
– Ты правда хочешь знать?
– Конечно.
– Ну… – она почему-то обрадовалась вопросу, как если бы ее спросили о заветной мечте, развернулась в кресле боком, уперлась локтями в подлокотник с одной стороны, а через противоположный перекинула босые ноги и принялась болтать ими в воздухе.
«Блин, что она делает?»
Теперь он старался не смотреть в сторону намеренно – низ его тела уже отреагировал на эту привлекательную картину; пришлось срочно занять внимание очередной промасленной трубкой.
– Ну, исходя из того, что я вижу, – размышляя, Лайза забавлялась видом собственных утопающих в солнечном свете пальчиков, – мне кажется, что такому, как ты, внешне пошла бы вся линейка одежды «Вуперт»: кожаные куртки с высоким воротом и совсем без него, косые двойные замки на одежде, классика, широкие штаны с карманами для ножей, ботинки с треугольной шнуровкой… Как ты думаешь?
– Согласен.
Кое-что из упомянутой линейки уже имелось у него в гардеробе.
– М-м-м, что еще? – Собеседница сделала вид, что задумалась. – Любишь готовить завтрак сам? Думаю, любишь. Что-нибудь типа яичницы с беконом, да? Йогурт – навряд ли, мюсли – терпеть не можешь, а вот поджарить пару сосисок до румяного состояния и добавить в отдельное блюдце горчицу – это да, так я думаю.
Верно. Аллертон усмехнулся.
– Ты еще скажи, что мне идет кухонный фартук.
– Всегда шел.
Он ослышался?
– Я говорю, что, скорее всего, ты был бы в нем неотразим.
«Особенно на голое тело», – улыбались хитрые синие глаза.
На эту провокацию Мак не отреагировал.
– Сосиски – это ладно, их любит каждый мужик, а как насчет музыки?
– Музыки? Легко! Ты любишь рок, но не всякий, а только мелодичный и с четким ритмом; иногда можешь послушать и что-то потяжелее, но недолго; поп терпишь, но не любишь. Думаю, чаще всего ты слушаешь музыку в машине, но никогда дома.
– С чего бы? Может, я, как ты, прыгаю по дому в шортах и пою в швабру?
– В швабру? – она залилась смехом. – Я не пою в швабру. У меня и швабры-то нету!
– Лентяйка?
– Сам лентяйка! У меня есть таз и тряпка.
– Старомодно.
– А твои швабры, поди, и подавно простаивают годами в кладовке. Купил и не пользуешься.
Точно, не пользуется. Потому что два раза в неделю убирать особняк приходит черноглазая и пухленькая мисс Далли.
– Ладно, поймала.
Глаза мисс Дайкин горели веселым огоньком – Аллертона, словно аппетитный кусок вырезки в мясном магазине, она рассматривала с удовольствием.
– Судя по твоим бицепсам, ты ходишь в спортзал. И занимаешься ты в нем часто. Хотя рискну предположить, что занимаешься ты не только в нем, но и где-то еще – твоя работа каким-то образом связана с физической нагрузкой.
«Нетрудно заметить».
– Ты не куришь, от тебя не пахнет табаком, но можешь в охотку затянуться пару раз сигарой – и тебе это идет. Вина почти не пьешь – очень придирчив к ним; предпочитаешь крепкие напитки и только тогда, когда уверен, что не за рулем. Каждое утро ты выстраиваешь себе жесткий график и сам же его ненавидишь, так как он не позволяет тебе проявить тщательно скрываемую от всех черту характера – тягу к безумствам.
![Вероника Мелан - Чейзер [litres]](/uploads/posts/books/484/484.jpg)
