Кристи Фихан - Темная симфония
Его тело все еще содрогалось от удовольствия, когда Байрон прикоснулся губами к ее уху и прошептал команду. Его ноготь удлинился, став острым, как бритва, он медленно сделал глубокий надрез у себя на груди. После чего прижал ее рот к своей коже. От первого прикосновения ее губ он задохнулся, разряды молнии затанцевали в его крови. Он слышал слова, бившиеся в его голове. В его сердце. В его душе. Требовавшие, чтобы их сказали вслух. Зверь поднял свою голову, выпустил когти и громко заорал своей паре:
— Ti amo[13]. Если я был невнимателен к тебе, то говорю это сейчас: ti amo, Антониетта, — он сделал глубокий, успокаивающий вдох за них обоих, держась за свой самоконтроль, подавляя приступ безумия. — Я объявляю тебя своей Спутницей жизни, я принадлежу тебе. Я предлагаю тебе свою жизнь. Я даю тебе свою защиту, свою верность, свое сердце, душу и тело. Я обязуюсь хранить то же самое, принадлежащее тебе. Твоя жизнь, счастье и благополучие будут превыше моих. Ты моя Спутница жизни, связанная со мною навечно и всегда находящаяся под моей заботой.
Он почувствовал узы, связавшие их, миллион нитей, соединивших их вместе навсегда. Все внутри него перевернулось и успокоилось. Мир просочился в его сердце и разум. Он нежно остановил ее, чтобы она не взяла крови больше, чем необходимо для истинного обмена. Потом разбудил ее от внушения долгим, опьяняющим поцелуем, забирая туман из ее сознания, вкладывая в свой поцелуй насыщенность испытываемых им эмоций.
Антониетта обхватила руками шею Байрона, возвращая ему поцелуй, наслаждаясь мощью его тела, погруженной глубоко внутрь нее.
— Я никогда не чувствовала ничего подобного за всю свою жизнь. Никогда, — на мгновение она почувствовала странный привкус во рту, не неприятный, но незнакомый, который затем исчез, а вместо него зашипел огонь, горячий и неконтролируемый.
— Ты говоришь так, словно поражена, — Байрон уткнулся носом в ее горло. — Очевидно, ты не ожидала слишком многого.
Она рассмеялась, настоящая радость прозвучала в ее голосе.
— Я возлагала на тебя большие надежды, и ты оправдал их все, — ей хотелось удержать его навсегда. Ее ладони погладили его волосы, нашли его спину, а потом переместились на его грудь, чтобы изучить ее. — Перевернись. Я хочу проверить твою грудь. Я все еще не могу поверить, что ты жив. Я была так уверена, что ты умер. Я тянулась к тебе, снова и снова, но не могла связаться.
Неохотно Байрон вышел из нее, разделив их, и тотчас же почувствовал себя обездоленным.
— Думаю, мне следует снова заняться с тобой любовью, Антониетта.
Кончики ее пальцев нашли рану на его груди.
— Ты должен был быть мертвым.
— Да. Мой родственник спас мне жизнь, дав мне свою кровь. Где Пол? Его допросили?
Она прижалась к ране губами.
— Не при мне. Я не могла разговаривать ни с кем из них. Мне не хотелось слышать его извинения, — она неожиданно вздрогнула. — Понятия не имела, что здесь так холодно. Я даже не замечала, тебе следовало бы сказать мне об этом.
— Я редко простужаюсь. Но сейчас я разведу огонь, и мы сможем посидеть перед ним, — он поднялся одним плавным движением и потянул ее за руку.
— На мне нет никакой одежду. Не могу же я ходить обнаженной, — мысль о нем, глядящим на ее тело, встревожила ее. Впервые в жизни ей захотелось узнать, как она в действительности выглядит.
— Конечно, можешь. Ты совершенно не нуждаешься в одежде, — тихо проговорил он. — Я предпочитаю смотреть на твое тело. Оно красиво. Женщина — это настоящее чудо мягких изгибов. Кроме того, это даст мне возможность дотрагиваться до тебя, когда бы я ни захотел, — его ладонь пробежала по выпуклости ее груди, по небольшому холмику ее живота и на пламенный момент уютно расположилась на темных кудряшках. Его палец скользнул в нее, поддразнивая и лаская до тех пор, пока влажная и горячая она не подалась бедрами ему навстречу, насаживаясь на его руку со вздохом шокирующего удивления. — Я люблю тебя такой, люблю, как быстро ты для меня возбуждаешься.
Она задохнулась, когда оргазм промчался через нее.
— Я всегда наслаждалась сексом, но понятия не имела, что он может быть таким. Серьезно, даже не представляла. Просто пугает, насколько хороши эти ощущения. Пугает и увлекает.
— Отлично, — промолвил он с нескрываемым удовлетворением.
— Я не могу стоять здесь голая, в то время как ты смотришь на меня. Здесь холодно, — ее тело горело, пульсировало жизнью и удовольствием.
Байрон поднес ее пальчики к своим губам.
— Ты замечательна на вкус. Ты знаешь об этом? Я разожгу огонь. Стулья удобные и мы можем прекрасно устроиться на них, пока будем разговаривать. Мне хотелось бы узнать, как дон Джованни воспринял новость, что Пол стрелял не только в меня, но и в тебя, — он взмахнул рукой в сторону огромного камина, который сей же миг ожил, пламя затрещало вокруг поленьев. — Уверен, твоего деда поставили в известность. Ты была ранена. Они должны были вызвать доктора, чтобы тот самым тщательным образом осмотрел тебя.
— Я не нуждалась в лечении. Пуля уже была извлечена из моего плеча, а само оно почти зажило. Ты знал об этом, не так ли?
Он дотронулся до ее плеча, легчайшим прикосновением.
— Я бы никогда не оставил тебя терпеть боль. Я знал, мне потребуется время, чтобы вернуться, но я думал, что твоя семья настоит на визите человеческого врача, чтобы удостовериться.
Антониетта была уверена, что он ни сдвинулся с места, ни нагнулся, чтобы разжечь огонь, однако едва слова вырвались из его рта, как она почувствовала тепло пламени. Вдохнула чудесный ароматный запах.
— Что это?
— Свечи. Мой народ верит в эффект ароматерапии. Мы оба сможем исцелиться и получить заряд энергии, — его пальцы второй раз пробежали по ее обнаженному плечу, слегка обведя ее рану, задержавшись на ней успокаивающим прикосновением. — Твой кузен просто счастливчик, что остался жив, — ему хотелось вырвать Полу глотку всего лишь за то, что тот посмел угрожать Антониетте.
— Мой кузен идиот. Представления не имею, что сделаю с ним.
— Скажи, можно ли прочитать мысли членов твоей семьи так, как ты это делаешь, подслушивая в зале заседаний? Может статься в следующий раз нам следует попытаться сделать это, чтобы узнать его дальнейшие планы.
— Я не подслушиваю, — возразила она. — Я слушаю, в этом все различие. Читать мысли своей семьи? Своих кузенов? Зачем мне это надо? Я знаю, о чем они думают, и об этом даже страшно подумать, не говоря уже о том, чтобы услышать, — улыбка пропала с ее лица, — я верю в личную неприкосновенность, Байрон. Мне не хотелось бы шпионить за сокровенными мыслями членов своей семьи.
