Эприлинн Пайк - Миражи
Мистера Робисона не было уже пять минут, и до последнего звонка оставался час.
«Интересно, он вернется сегодня?» — подумал Тамани.
— Знаешь, ты ведь добиваешься невозможного, — сказал он вслух.
Как он и предполагал, Дэвид хранил упорное молчание.
— Феи и люди не могут быть вместе. Ты приложил немало усилий, и, по правде говоря, я рад, что ты был с ней, когда я не мог. И все-таки у тебя нет шансов. Ты другой. Пусть мы и похожи внешне, у фей мало общего с людьми.
Молчание.
— У вас не может быть детей.
Дэвид повернулся и посмотрел на Тамани. За все время их «наказания» это была его первая реакция. Он даже открыл рот, как будто собирался ответить, но тут же сжал губы и снова отвел глаза.
— Ну давай, скажи. Мы ведь должны уладить разногласия, верно? — хохотнул Тамани. — Правда, о настоящих разногласиях никто не догадывается.
Дэвид пялился на Тамани, не реагируя на подколку.
Неожиданно Тамани осознал, каким юным выглядит Дэвид. Порой он забывал, что Лорел и ее друзья младше, а в чем-то гораздо младше его. Хотя Тамани изображал школьника, на самом деле он был офицером охраны и знал свое место и свою роль в мире более определенно, чем многие люди узнают за всю жизнь. Свобода, которой обладают человеческие дети, наверняка парализует. Неудивительно, что они взрослеют так долго.
— Я просто хотел помочь тебе разобраться, вот и все, — сказал Тамани.
— Мне не нужна твоя помощь.
Тамани кивнул. Он недолюбливал Дэвида, но теперь, когда тот перестал быть препятствием, уже не испытывал к нему ненависти, а во многом даже симпатизировал. По крайней мере, у парня превосходный вкус.
В полной тишине прошло четверть часа. Затем полчаса. Тамани уже подумывал улизнуть, когда Дэвид наконец заговорил:
— Многие люди не могут иметь детей — например, родители Лорел.
Тамани уже и забыл, что говорил о детях. Забавно: после двух дней игры в молчанку Дэвид откликнулся именно на эту тему.
— Само собой, но…
— Тогда они усыновляют кого-нибудь. Или просто живут вдвоем. Необязательно иметь детей, чтобы быть счастливым.
— Может, и так, — согласился Тамани. — Зато она переживет тебя на сотню лет. Ты правда хочешь, чтобы она смотрела, как ты умираешь? Хочешь усыновить детей, которые умрут на ее глазах, состарившись, когда она будет выглядеть на сорок?
— По-твоему, я об этом не подумал? Такова жизнь. Не для вас, конечно. У вас есть всякие чудодейственные снадобья. — Последние слова он произнес с издевкой, и Тамани разозлился. Разве Дэвид сам не выжил благодаря волшебному эликсиру? — А у нас так. Ты не знаешь, умрешь через месяц, через неделю или через восемьдесят лет.
— Это риск, но он стоит того, когда любишь по-настоящему.
— Иногда одной любви недостаточно.
— Самовнушение. — Дэвид посмотрел Тамани в лицо. — Только так ты можешь быть уверен, что выиграешь.
Укол попал в цель. Тамани действительно говорил это себе не раз за последние несколько лет.
— Я всегда был уверен, что выиграю, — тихо сказал он. — Только хотел знать когда.
Дэвид презрительно хмыкнул и отвернулся.
— Помнишь, что я рассказывал про Ланцелота?
— Он был телохранителем Гвиневеры, — сказал Дэвид, — по крайней мере, в твоей версии.
Тамани вздохнул. С Дэвидом непросто, но он хотя бы слушает.
— Фер-глейи в самом деле означает «телохранитель», но не совсем в том смысле, как ты думаешь. Фер-глейи — еще и недремлющий страж. Ланцелот должен был защищать не только жизнь Гвиневеры, но и Авалон — сделать все возможное, чтобы Гвиневера исполнила свою миссию. Проследить, чтобы она не отступила.
— А ты — фер-глейи Лорел.
— Может, Лорел тебе и не говорила, но я был с ней знаком… раньше. Со дня, когда она покинула Авалон, я изо всех сил стремился стать ее телохранителем. Все решения, которые я принимал — каждая минута обучения, — были нацелены на то, чтобы занять это место. Я не хотел уступать Лорел какому-нибудь безразличному исполнителю. Кто может лучше направлять и оберегать ее, чем тот, чья любовь равна моей?
Дэвид мрачно покачал головой и попытался заговорить.
Тамани оборвал его:
— Я ошибался.
Во взгляде Дэвида мелькнуло любопытство.
— То есть?
— Любовь лишила меня здравого смысла. Я знал, как Лорел ценит уединение, и, хотя она не догадывалась, что за ней наблюдают, я потерял бдительность и прозевал ее переезд. Пока она не вернулась, я думал, что предал Лорел и Авалон. Мы поставили тут стражей, и я тоже хотел приехать — мечтал быть рядом с Лорел не меньше, чем защищать ее, а может, и больше. Поэтому я и сдержался — решил не приезжать из ложных соображений и убедил себя, что ложные соображения подталкивают к неудачному выбору. А теперь я здесь, и, признаюсь, видеть ее с тобой было мучительно. Любовь мешает мне работать. Как в ту ночь с троллями. Нужно было бежать за ними, а я не мог бросить Лорел.
— А если бы за углом ждали еще тролли? Что, если первый набег был с целью отвлечь тебя?
Тамани покачал головой.
— Я должен был доверять стражам. Не пойми меня неправильно, я все так же предан своему делу, только сейчас уже не верю в фальшивые идеалы. Я был готов умереть за Лорел и думал, это делает меня особенным. На самом деле многие стражи отдадут за нее жизнь. И иногда мне кажется, что Лорел была бы в большей безопасности с другим фер-глейи.
— Так почему не уйдешь? — спросил Дэвид.
Тамани рассмеялся и покачал головой.
— Не могу.
— Нет, правда! Если для нее так лучше, разве ты не обязан уйти?
— Не выйдет. Я дал клятву, которая связывает меня с Лорел на всю жизнь, и должен служить ей до самой смерти.
— Вечно?
Тамани кивнул.
— Когда Лорел находится за пределами Авалона, я за нее отвечаю. И если она останется с тобой и вы поступите в колледж, угадай, кто поедет следом? — Тамани ткнул пальцем в потолок, затем в себя.
— Что?
— Так или иначе, я буду наблюдать за ней на расстоянии. Тайно, если понадобится. И неважно, сколько ты проживешь, — я буду рядом, когда тебя не станет. Я проведу жизнь вместе с Лорел или наблюдая за ней, если она будет с другим. Блаженство или мука — третьего не дано.
— Уж извини, но, надеюсь, тебе выпадет мука, — криво усмехнулся Дэвид.
— Понимаю, — сказал Тамани, — И я не в обиде. Но все это время, стремясь стать ее фер-глейи, я не представлял, что мои чувства к Лорел сделают из меня плохого защитника. Иногда они побеждают, и я поступаю не так, как следует. — Он помолчал. — Например, бью невинных, чтобы мне полегчало. Это было очень непрофессионально, и я прошу прощения.
