Шеррилин Кеньон - Ночные удовольствия
Кириан сузил глаза, но ничего не ответил.
Валериус приложил каленое железо к внутренней поверхности его бедра.
Аманда потеряла счет ранам, пока Валериус пытал Кириана. Час за часом, день за днем, с непоколебимым упорством.
Она и понятия не имела, что человек мог вытерпеть так много и продолжать жить.
Девушка сдавленно вздохнула, когда в лицо Кириана полетела вода.
— Даже не думай, что можешь потерять сознание, чтобы избавится от меня. Или голодать, пока я этого не захочу.
Валериус схватил Кириана за волосы и яростно дернул его голову, а потом начал лить бульон ему в горло. Кириан зашипел, когда соленая жидкость зажгла огнем порезы на его лице и губах. Он захлебывался, но Валериус продолжал вливать отвар ему в рот.
— Пей, черт бы тебя побрал, — зарычал римлянин, — Пей!
Кириан вновь потерял сознание, и снова ледяная вода вернула его в действительность.
Дни и ночи перемешались, пока Валериус продолжал мучить его, снова и снова. Всегда задавая один и тот же вопрос.
— Где твоя армия?
Кириан не проронил ни единого слова. Ни разу не закричал. Он так плотно сжимал челюсти, что Валериусу приходилось раздирать их силой, чтобы накормить его.
— Генерал Валериус, — обратился воин, входя в комнату, когда римлянин вновь натягивал лебедку на руках и ногах Кириана. — Простите, что прерываю вас, мой господин, но посланник из Фракии ожидает встречи с вами.
Сердце Кириана перестало биться. Первый раз за несколько недель появился хотя бы небольшой лучик надежды, переполняя его радостью.
Его отец…
Валериус с любопытством приподнял бровь.
— Это должно быть весьма интересно. Веди его сюда, во что бы то ни стало.
Воин исчез.
Через несколько минут, пожилой, хорошо одетый мужчина вошел в комнату под конвоем двух солдат. Он был так похож на Кириана, что на мгновение Аманда решила, что это его отец.
Как только мужчина приблизился настолько, чтобы разглядеть искалеченное, окровавленное тело Кириана, он резко выдохнул.
Позабыв про чувство собственного достоинства, его дядя подбежал к нему.
— Кириан? — с недоверием выдохнул он, осторожно касаясь сломанной руки Кириана. Его голубые глаза были наполнены болью и заботой. — Милостивый Зевс, что же они с тобой сделали?
Она ощутила чувство стыда и горя, заполнившие Кириана, когда тот увидел печаль дяди. Аманда почувствовала, как хотел бы Кириан облегчить вину, отражавшуюся в глазах Зетеса и умолять дядю попросить отца о прощении.
Когда Кириан открыл рот, чтобы заговорить, все, что он смог — это выдавить хриплый каркающий звук. Его мучила такая боль, что его разомкнутые зубы стучали от тяжести физических страданий.
Горло Кириана саднило и жгло так, что он задыхался, и лишь невероятным усилием воли, он, наконец, смог выговорить дрожащими губами.
— Дядя.
— Как такое может быть, он даже умеет разговаривать, — произнес Валериус, присоединившись к ним. — Он не сказал ничего за четыре недели. Ничего кроме этого…
Римлянин снова приложил раскаленный прут к бедру Кириана.
Стиснув зубы, Кириан дернулся и зашипел.
— Назад! — заорал Зетес, отталкивая Валериуса от племянника.
Он нежно обхватил израненное лицо Кириана ладонями. Слезы катились по щекам Зетеса, когда тот пытался стереть кровь с распухших губ мужчины.
Зетес взглянул на Валериуса.
— Я привез десять повозок золота и драгоценных камней. Его отец обещает даже больше, если вы отпустите его. Я наделен властью сдать вам Фракию. А его сестра, принцесса Алтея, предлагает себя в качестве рабыни. Все, что тебе нужно сделать, это позволить мне забрать его домой.
Нет! Аманда услышала внутренний крик Кириана, но слова застряли в его горящем горле.
— Возможно. Я позволю тебе забрать его домой…После того, как он будет казнен.
— Нет! — возразил Зетес. — Он принц, и ты…
— Он не принц. Все знают, что он лишен права наследования. Его отец заявил об этом во всеуслышание.
— И он отрекся от этих слов, — настаивал Зетес. Он вновь взглянул на Кириана, с добротой и утешением. — Он хотел, чтобы я сказал тебе, что он не имел ввиду то, что сказал тогда. Он был глуп и слеп, когда должен был поверить и прислушаться к тебе. Отец любит тебя, Кириан. Все, чего он хочет, это чтобы ты вернулся домой, где он сможет принять тебя и Теоне в свои объятия. Он умоляет тебя о прошении.
Эти последние слова обожгли Кириана сильнее, чем каленое железо Валериуса. Не отец должен был извиняться. Это не он был глупцом.
Это Кириан жестоко обидел человека, от которого не видел ничего, кроме любви. Мучительная боль снова захватила его.
Да пожалеют боги их обоих, потому что отец был прав во всем.
Зетес бросил взгляд на Валериуса.
— Он отдаст все, что угодно за жизнь сына. Все!
— Все что угодно, — повторил Валериус. — Очень соблазнительно, но насколько глупым я должен быть, чтобы отпустить человека, подошедшего так близко к тому, чтобы разгромить нас? — Он взглянул на Зетеса. — Никогда.
Валериус вытащил кинжал из-за ремня. Он грубо схватил три длинных, тонких генеральских косички на виске Кириана и отрезал их под корень.
— Вот, — сказал римлянин, протягивая их Зетесу, — Отнеси это его отцу и передай, что это все от сына, что он может получить.
— Нет!
— Охрана, проследите, чтобы его Величество вывели отсюда.
Кириан наблюдал, как его дядю схватили и утащили из комнаты.
— Кириан!
Кириан сражался с веревками, но его тело было настолько изранено и изломано, что все, что он мог — это навредить себе еще больше.
Он хотел позвать Зетеса назад. Хотел сказать ему, насколько сожалел о словах, брошенных своим родителям.
Не дай мне умереть, не сказав им.
— Ты не можешь этого сделать! — заорал Зетес за мгновение до того, как, обрывая его, захлопнулись двери.
Валериус повернулся к слугу.
— Приведи мою любовницу.
Как только слуга ушел, он вернулся к Кириану. Он вздохнул так, как будто был разочарован.
— Кажется, наше время подошло к концу. Если твои отец так отчаянно хочет твоего возвращения, тогда это лишь вопрос времени, пока он не выдвинет против меня свои войска. Я же не могу дать ему шанс действительно спасти тебя. Так ведь?
Кириан закрыл глаза и отвернулся от ухмылки Валериуса, светившейся триумфом. Мысленно, он снова видел отца в тот последний, судьбоносный день, когда они оба стояли, друг напротив друга, посреди тронного зала. Юлиан окрестил этот день Битвой Титанов. Потому что ни он, ни отец не желали слушать или уступать.
