Магия белых ночей (сборник) - Серганова Татьяна

А что? Вполне легально. Уровень Эмилии не дотягивал до необходимого минимума менталиста, но основами она вполне владела и пользовалась. Малые рубежи эмпатии и скромная склонность к трансляции. Всё в рамках закона и приличий, конечно.

– Госпожа Соколова, – несколько побледнел делопроизводитель и вскочил со своего места за бюро, – будьте любезны обождать, я приглашу пристава…

– Эмилия Сергеевна, наш очаровательный адвокат! Какими судьбами? – раздался патетичный возглас, когда через некоторое время вслед за испуганным делопроизводителем в холл вошёл начальник сыскного отделения в чине титулярного советника – Дмитрий Кречетов. По совместительству однокурсник Эмилии и её же самый строгий критик. Он сам-то здесь какими судьбами?! Известное дело, имеет соответствующие полномочия. С поручениями прибыл, не иначе…

Эмилия досадливо поморщилась – делопроизводитель наябедничал, и кому! – но тут же по-светски медоточиво улыбнулась, обратив на самое высокое здешнее начальство свой адвокатский взор.

– Дела, дела, Дмитрий Георгиевич.

– Как же так, голубушка, чуть что – сразу вышестоящими инстанциями угрожаете… – укоризненно поцокал языком Кречетов.

– Так быстрее всего выходит, уж не взыщите, – пожала плечами Эмилия. – В любви и на войне, как говорится, все средства хороши.

– Так у нас что же – война? – всплеснул руками Кречетов, тут же предлагая Эмилии свой локоть.

– Ну не любовь же, – мило улыбнулась она, поднимаясь со стула и принимая любезность.

– Я бы предпочёл любовь… – доверительно понизив голос, поделился он.

– Изживите для начала бюрократию.

– Для вас решительно всё что угодно, дорогая Эмилия Сергеевна.

– Шутки в сторону, Дмитрий Георгиевич. Мне бы частную жалобу подать. Неужто не найдётся кого-то чином скромнее, чем вы?

– Право слово, все заняты – не обманул вас делопроизводитель. Всеволод Корнеевич, позволите воспользоваться вашим кабинетом? – повернулся Кречетов к участковому приставу, тот кивнул и неприятно покосился на Эмилию, после чего быстро оставил их вдвоём. – Что ж, вышестоящая инстанция вам беззаветно внемлет, – объявил он, усаживаясь за массивный дубовый стол местного начальника, не забыв при этом с комфортом разместить в кресле посетительницу.

Эмилия обречённо вздохнула.

– Дмитрий Георгиевич, это совсем не смешно.

– Так я и не смеюсь. Что за жалоба? – оставил наконец шутки и перешёл на деловой тон Кречетов.

– А ещё пианино! Однажды я обмолвилась, что деточке нужно заниматься музыкой. Так он – будьте любезны – достал инструмент. Рабочий, немецкий. Правда, с небольшой трещиной. От топора. На полкрышки! По дешёвке купил, понимаете? – густым баритоном гудела рыжеволосая приземистая женщина, в родословной которой явно преобладали предки гномьего происхождения из северных горняков – народ суровый, основательный, рачительный. – Так вот, о чём я толкую? Это чтоб вы понимали, окромя его бережливости, ничего в этом замужестве я не видала! Скряга несусветный, словом! – в сердцах бухнула немаленьким кулаком по столу она, а Эмилия от неожиданности подпрыгнула на месте.

Странно, конечно, что бережливость мужа гномку возмущала, а не приводила в восторг: сама-то она накануне долго торговалась, чтобы Эмилия сбавила сумму гонорара. Идеальная пара, насколько можно было судить.

– Госпожа Цвергштром, уверена, мы всё уладим, – умиротворительно улыбнулась Эмилия гномке и покосилась на Кречетова, стоящего возле стеллажа.

Дмитрий Георгиевич, будто бы занятый выбором книги, изо всех сил удерживал на лице серьёзное выражение.

Эмилия одарила его холодным взглядом – тот, встретившись с ней глазами, отвернулся к окну и зашёлся в приступе «кашля».

Что тут скажешь? Да, мадам мещанского сословия, не слишком образованна, временами обороты её речи выглядят несколько комично. Как и сама ситуация в принципе… Ворвалась в кабинет, с порога принялась обличать супруга, хотя только вчера обратилась за консультацией по бракоразводному процессу: тогда же от души покостерила своего благоверного и высказала всё, что о нём думает. По крайней мере, вчера казалось, что всё. А сегодня всего лишь требовалось доставить запрошенные для дела документы… И присутствие постороннего мужчины её ни капли не смутило.

Более того, – Эмилия почти не сомневалась, – господина Кречетова прежде всего, веселил сам факт, что комичная мадам Цвергштром удобно устроилась ей в клиентки и госпожа адвокат будет теперь на манер исповедника осведомлена обо всех захватывающих событиях жизни означенной гномьей четы.

Зато гномка аккуратно уплатила оговорённую сумму гонорара, сполна и золотом. Эта мысль утешала Эмилию и несколько смягчала страдания, придавая им вид лёгкой грусти по утраченному спокойствию.

– И ведь каков тиран, – не желала униматься гномка, решившая, похоже, выговориться в объёме вложенных средств до копейки, – дочурку-то пианиной этой теперь третирует: чего, дескать, не стараешься? А у неё ж пальчики махонькие, не достаёт…

И так полчаса кряду…

– Как гномье дело? – с иронической улыбкой поинтересовался Кречетов, когда госпожа Цвергштром, получив очередную порцию задушевных заверений, покинула адвокатскую контору.

Эмилия не ответила, разместив на лице отрепетированную за годы нейтрально-вежливую улыбку с чуточкой светского участия.

– Вижу, продвигается, – с напускной серьёзностью покивал он, так и не дождавшись реакции.

– Вашими молитвами, Дмитрий Георгиевич, вашими молитвами, – отозвалась Эмилия.

Кречетов хмыкнул.

– Впрочем, неважно. Я вот с чем, – он прошёлся по кабинету, задержался возле окна и наконец сел напротив Эмилии в клиентское кресло, совершенно переменившись в лице на глубокомыслие. Закинул ногу на ногу, отбросил волнистую тёмную прядь со лба и пристально посмотрел Эмилии в глаза. Выдерживать адские значительные паузы он умел и любил – профессия обязывала.

Эмилия с достоинством выстояла: привыкла к кречетовским психоаналитическим штучкам.

Ну хорошо: почти привыкла.

– Слышали, нынче премьера случилась в синематографе «Пикадор», что на Невском?.. – начал Кречетов.

– Боже, как увлекательно. Быть может, вернёмся к делу?

– Так я о деле. Неподражаемая мадмуазель Савель в главной роли.

– И?..

– И аккурат после фильмы следующим же утром в Фонтанке ниже по течению было найдено тело коллежского регистратора Посудина Эвклида Федотовича. Утоп, как можно догадаться, – безжалостно закончил Кречетов.

Эмилия тихо ахнула и прикрыла рот ладошкой.

– Вы успели взять с него объяснения по поводу жалобы? – совладав с собой, вымолвила наконец Эмилия.

Кречетов качнул головой.

– На вызов не явился. Я собирался сегодня к нему на службу отправить Жеребцова, а тут такое.

– Полагаю, вы почтили меня своим присутствием не для того, что принести это прискорбное известие, – высказала подозрение Эмилия, подталкивая Кречетова к главному.

– Отчего же, как раз для того. Но и не только. Когда вы виделись последний раз с госпожой Савельевой?

– В прошлый четверг. Она заходила узнать, дали ли движение жалобе.

– Три дня назад, стало быть.

– Она пропала? Неужели он её…

– Просто не застали дома. Вчера была жива-здорова – не нужно паники. Эмилия Сергеевна, прошу вас передать ей, что её ждут в сыскном отделении. Для беседы. В случае если она у вас объявится.

– Конечно, – кивнула Эмилия.

Известие о гибели Посудина Эмилию взволновало изрядно, однако, кроме обдумывания сложившейся ситуации, планы на вечер уже имелись: госпожу адвоката ждала роспись приданого мещанки Оливии Генриховны Цвергштром, в девичестве Шварц. Бумаги представляли собою сложносочинённый перечень имущества на тридцати пяти листах, аккуратно удостоверенный нотариусом Веслянского уезда Псковской губернии. Не роспись, а меморандум какой-то!

Эмилия сокрушённо вздохнула и погрузилась в чтение: шансы на благополучный исход дела стоило оценивать только после разбора сего опуса и занесения необходимых положений в цитатник. Нередко становление на путь исправления провинившегося супруга обеспечивалось лишь угрозой развода с перспективой возврата приданого. А этим воспользоваться имело смысл: супруги со схожими взглядами вполне могли пойти на примирение на почве скупердяйства.