Настя Любимка - Алая печать. Страж огня
Права я или нет, станет известно утром, когда мне вновь захочется кушать. А пока…я пытаюсь не свалиться с бревна. Промучившись еще пять минут, пришла к выводу, что лучше я буду чихать и кашлять, нежели спать сидя или не спать вообще, поэтому скорбно сползла на землю.
Но устроиться на холодной земле не успела. За считанные секунды вездесущий хвост стража привлек меня к своему брюху. Даже зажмуриться не успела.
Почувствовав тепло его тела, зевнула и положила руку под щеку.
— Спокойной ночи, — прошептала большому другу, — спасибо.
Мне снилась залитая солнцем поляна с благоухающими цветами и порхающими бабочками. Я шла вдоль тропинки, ведомой лишь мне одной, и радовалась прекрасному пейзажу. Все казалось умиротворенным, гармоничным и волшебным. Будто кто-то невидимый подарил мне капельку счастья и радости.
Я шла, не оглядываясь по сторонам, вдыхала аромат цветов и улыбалась. И продолжала свой путь. Откуда — то мне было известно, что впереди меня ждут. Кто-то отчаянно тоскует по мне.
Шаги стали быстрее, сердце в предвкушении трепетало в груди, а с лица не сходила улыбка. Я не ожидала дурного и когда внезапно хлынул дождь и сгустились тучи, обволакивая поляну тьмой, не могла поверить ни своим глазам, ни своим ощущениям.
Застыла на месте, боясь пошевелиться. Вкруг меня бушевала стихия, молнии то и дело жалили землю и пространство вокруг, безжалостно сжигая цветы и траву. Сминая на своем пути все живое. Мой сладостный сон, превращался в настоящий кошмар, где я была лишь молчаливым свидетелем.
Усиливался зов, поднимая внутри меня волну негодования и безграничного желания бежать вперед, вот только…я все еще не могла пошевелиться.
Заворожено смотрела перед собой и беззвучно плакала. По моим щекам текли не только горячие капли дождя, но и соленые слезы. Жалость и страх смешались во мне. Почему так жестока природа к своим творениям?
Зачем она уничтожает то, что создала сама? Выжигает, оставляя огненную стену, которую даже ливень не может потушить?
Мое тело не чувствовало ни жара огня, ни холода дождя. Я будто окаменела. Приросла к этому проклятому месту.
Также внезапно как началась непогода, так она и закончилась. Вот только я больше не могла сделать и шагу. Я очень хотела, но мое тело больше не слушалось меня. Моя голова не опускалась вниз, руки стали чужими.
С немыслимой скоростью менялся пейзаж. Выжженная поляна из пустыря вновь обрела цветущие краски. Закипела жизнь, появились люди и звери. На месте, где когда-то бушевала стихия, теперь стоял город. Узкие улочки, вереница повозок с лошадками, молодые люди и девушки. И я, неожиданно ставшая объектом поклонения. Мне носили цветы и преклоняли передо мной колени.
Я видела все и не видела ничего. Молодые люди вдруг стали старцами, веселые девушки с румянцем на щеках — старухами.
Сменялись поколения людей, на глазах разрастался город. Только моя роль оставалась прежней — молчаливая статуя в центре города, которой поклоняются люди.
Они никогда не заговаривали со мной. Безмолвно клали цветы у моих ног, кланялись до земли и уходили.
Сколько мысленно я взывала к ним? Сколько просила освободить? Не знаю, мои мысли давно спутались в тугой комок, а место веры и надежды, заняла горечь и отчаяние.
Мне не вернуть себя прежнюю. Я проклята небом и землей.
Неумолимо текло время, не щадя никого. Я видела смерть и боль, голод и разрушение. Я видела тех, кто убивал и тех, кто возрождал свою землю.
И все это раз за разом повторялось. Люди вели себя одинаково. Оправившись от очередной войны или напасти, они вновь окунались в череду страстей и ненависти, что неумолимо вело к разрушениям. Так и мой город, в котором я стояла века, был уничтожен. Руины и пожарища охватили его. Истребив все живое, вытравив саму жизнь.
Но даже тогда я не задавалась вопросом: почему меня не коснулись разрушения? Почему мой камень не пошел трещинами и не рассыпался каменной крошкой на землю.
Я продолжала величественно взирать на округу мертвыми глазами, оставаясь холодной и неприступной. И опустошенной.
Бесконечный бег времени. Очередная мука, восставшего из пепла города. Новые люди и те же проблемы.
Все к чему они приходили, вело к боли и горю, к разрушению и ужасу. И с завидным упорством, они начинали сначала: строили дома, влюблялись и дарили миру людей, продолжая зачем-то поклоняться мне.
Мое тоскливое существование разбавила новая статуя, которую принесли приезжие люди. Выкованный из скалы длинноволосый мужчина, взирал на меня надменными такими же пустыми глазами. Они поставили его напротив меня, так, что захоти отвести взгляд в сторону, я все равно бы видела его. Не в первый, и даже не во второй день, во мне вновь зародилась надежда. Я так хотела верить, что он, застывший в воинствующей позе, был таким же, как и я. Жертвой неба и земли.
Я опять научилась мечтать, храня в своем каменном сердце частичку зарождающейся любви и нежности к этому незнакомцу.
Я представляла себе, что небо сжалиться и дарует нам свободу. И мы, взявшись за руки, как те влюбленные парочки, приносящие уже нам обоим цветы, уйдем подальше от этого места.
Дни летели, их сменяли ночи. Мне чудилось, что я выучила каждую черточку в облике моего невольного напарника. Нет, мне не чудилось, я и правда, выучила все, что было доступно моему безликому взору.
С удивлением, кое прежде было мне недоступно, я начала отмечать перемены в собственном каменном теле и запертой в нем душе.
Не сразу, но понимание ворвалось в мой застывший мозг — я влюблена. Влюблена, как тот мальчишка, приходивший сюда с рыжеволосой красавицей, что с придыханием смотрела на моего каменного чужака, а он, с таким же взглядом смотрел на нее.
Эта парочка росла на наших глазах. Но неизменно любовь жила в их душах. Вот только предназначена она была разным существам.
Мальчик, выросший в красивого мужчину, все также млел от улыбок рыжеволосой, а она, все свое внимание и зародившуюся любовь отдавала каменной статуе. Я усмехалась, глядя на нее. Что может дать тот, кто застыл на века? Ничего.
Именно с них все началось. С этой парочки безумных влюбленных.
Когда девушка впервые пришла одна ночью, я лишь посмеивалась ее излияниям каменной статуе. Она горячо говорила о своих чувствах, о том, что стала бы для него единственной и неповторимой. В округе царила засуха, палящее солнце сжигало урожай, а внутри этой хрупкой фигурки цвела весна, лил дождь, орошая каплями румяные щеки.
Она говорила, а я горько вторила ей. Ее мысли находили отражение в моих. Такой, какой для него хотела стать она, могла быть и я.
