Шелли Крейн - Освобожденные
– Сынок, я просто хочу, чтобы ты был готов. Понимаю, разговаривать со мной о таком неловко…
– Неловко… – задумался я. – Типа того, ага.
Он усмехнулся:
– Послушай, я знаю – твое запечатлевшееся тело само поймет, как… и что надо делать. Тем более, в общих чертах ты знаешь. И поговорить я хочу не о том.
– Не о том? – повторил я.
– А о том, что наши тела не позволяют причинить боль своему нареченному. – Отец многозначительно на меня взглянул. – И если причинить боль мы им не можем вообще, то не сможем и в брачную ночь. Ты об этом задумывался?
Ой-ойушки. Об этом я и правда не задумывался.
– И что это значит? Что мне делать?
– Ну, твое тело само о ней позаботится. Она почувствует лишь толику боли – на одно мгновение, а потом твое тело ее исцелит. Я просто хочу, чтобы ты понял: разговоры о пестиках и тычинках – это все, конечно, правда, но для Асов все равно чуть по-другому.
Все-таки хорошо, что мы об этом поговорили, подумал я с облегчением. А то заволновался бы ночью и все испортил.
– Это все?
– Ну, я в курсе, что о Взаимообладании ты знаешь не понаслышке. – Папа на несколько секунд уставился в пол. – Но если делать все… как полагается, будет немного по-другому.
Так мы и поговорили. Я был благодарен отцу. Нам с Мэгги в этом смысле очень повезло с семьями: что бы ни случилось, отец – даже если сомневался в моих решениях – всегда оставался моим отцом и всячески мне помогал. Я надеялся, что однажды стану хотя бы вполовину таким же достойным человеком, как он.
Мэгги отпустила Джима; он кивнул мне и взял Фиону за руку. Они держались непринужденнее всех. Когда Джим и Фиона неторопливо пошли прочь, Биш и Джен тоже попрощались с Мэгги и отправились в свой коттедж.
Мэгги, слабо улыбнувшись, повернулась ко мне. Она потерла руку, и ее звездный браслет зазвенел в тишине. Ветер, дувший с океана, был теплым, но сильным и напористым.
Я протянул руку, и Мэгги с удовольствием за нее ухватилась. Я достал из пикапа нашу сумку и пошел к коттеджу. Это был закрытый коттеджный городок, где домики располагались прямо на пляже. В нашем положении – самое оно: безопасно, уединенно и в то же время романтично. Лучшее из того, что можно снять в последнюю минуту.
Дверь со щелчком отворилась, и Мэгги зажгла свет в маленькой гостиной. Я бросил сумку в прихожей. Спальня была одна – с призывно распахнутой дверью. Я закрыл входную дверь, пытаясь понять, сколько времени мы будем мяться, прежде чем неловко зайти в эту комнату.
Но я недооценивал Мэгги. Она меня до чертиков удивила, потому что даже не глянула в сторону спальни. Она скинула на пороге кеды (свои конверсы), и я, глядя на них, улыбнулся. Она прижалась к моей груди, взяла за ладонь и приложила к собственной щеке.
Я наклонился и поцеловал ее – медленно и нежно. Я обдумывал, как поступить. Пускай Мэгги и спокойна, но действовать нужно осторожно, чтобы ее не спугнуть. Если струсит она – струшу и я. И при одной мысли о том, что она может струсить, я становился сам не свой. Мое запечатленное тело говорило мне, что я должен о ней позаботиться, убедиться, что чувствует она себя прекрасно…
Мэгги коснулась ладонью моего лица и внимательно взглянула в глаза.
– Хватит.
Потом встала на цыпочки и поцеловала меня в губы; я почти беззвучно засмеялся. Да, это я веду себя как настоящая девчонка. Мэгги улыбнулась, не отрываясь от моих губ, и я чуть отстранился, чтобы сказать:
– Я люблю тебя.
Она по-прежнему касалась моего лица. Я сжал ладонями ее бедра. Вечер только начинался…
– Знаю, ты и так все это понимаешь, но если вдруг захочешь, чтобы я что-нибудь сделал или делать перестал – только скажи…
Мэгги кивнула, и я снова стремительно ее поцеловал. Ее ладони у меня на щеках казались холодными. Когда же она под моим натиском раскрыла губы, все мои сомнения сменились решительностью.
Я мягко подтолкнул ее спиной в сторону спальни. Свет мы зажигать не стали, поэтому понятия не имели, какого цвета стены или кровать, – нам было все равно. Когда мы остановились в ногах кровати, я задумался, как лучше снять с Мэгги платье. Я подался вперед и поцеловал ее нагое плечо. Мои руки приняли решение за меня и, подняв подол платья, смяли его пальцами. Я на секунду замер, желая убедиться, не против ли Мэгги. Она подняла руки, и из моего горла вырвался рык. Я не видел в темноте ее лица, но знал, что она улыбается.
Я осторожно стянул ее платье через голову и бросил за спину. Схватив Мэгги за талию, я снова прижался к ее губам. Она опередила меня и принялась расстегивать мою рубашку – я не стал мешать. Я вынул из кармана штанов предмет нашего клана – шестеренку, которую всегда носил с собой, и положил на тумбу у кровати. А потом Мэгги потянулась к пуговице моих черных брюк, и у меня перехватило дыхание. Они упали на пол. Я переступил через них и шагнул к Мэгги.
Я перестал думать и позволил телу, которое знало ее и хотело, действовать по наитию. У меня в груди, рядом с собственным сердцем, уверенно билось и ее. Счастье и наслаждение наполнили все мое существо. Я тонул, умирал, я готов был задохнуться, только бы не отпускать ее губ!..
Мои пальцы двинулись дорожкой от ее живота до спины, мои губы прильнули к ее шее. Мэгги откинула голову, уступая мне свою кожу, и пальцами впилась в мои плечи. Я скользнул губами к ее шее, а потом еще ниже и поцеловал местечко над лифчиком. Если можно судить по дыханию Мэгги, ей невероятно нравилось то, что я делал.
Мы едва начали – а этот день уже стал лучшим в моей жизни.
Пальцы Мэгги подцепили пояс моих боксеров, а мои губы, как магнит, вновь потянулись к ее губам. Поцелуй был глубоким и долгим, и я хотел целовать ее вечно. Почувствовав, как Мэгги сантиметр за сантиметром опускает мои боксеры, я ощутил волну самодовольства: она хочет меня так же отчаянно, как я ее.
Прижав Мэгги к себе, я попытался расстегнуть лифчик, но застежки за ее спиной не обнаружил.
– Спереди, – шепнула Мэгги.
Я сглотнул, мысленно благодаря того, кто надоумил ее надеть этот лифчик. Застежка спереди почему-то показалась мне в сотню раз соблазнительнее.
Глаза мои привыкли к темноте, и теперь я мог различить не только ее силуэт, но и лицо. Снаружи доносился шум волн, и в комнату вместо света фонарей проникал лишь яркий лунный свет. Я поцеловал Мэгги в нос, поцеловал ее невидимые в темноте веснушки.
Я не отрывал от нее взгляда, пока мои умелые пальцы не нащупали застежку, которой предстояло перевернуть мой мир. Глаза любимой пронзали меня насквозь. Щелкнула застежка – но Мэгги даже не дрогнула.
И с этой минуты поцелуи стали особенно значимыми, прикосновения – иными, а ощущения, от которых трепетала и зудела от удовольствия кожа, – еще более томительными.
