Лэйни Тейлор - Дни Крови и Звездного Света
И умер.
«Так вот каково это», — подумала она, когда ее отвага переросла в дрожь. Ощущение было ужасным. Нож был скользким, а к горлу подступала съеденная ею пища. Саразал схватила ее за плечо:
— Сви, пойдем!
Настойчиво. А потом они плыли сквозь тени, все они. Тени разворачивались, сплетались. Над головой появились еще ангелы. Свева откинула голову назад.
Еще больше ангелов.
Рат взревел. Свева посмотрела на сестру, на Лель, на Нур с ее раскинутыми руками, пытающуюся добраться до своего ребенка. Посмотрела на всех Капринов и пожилую пару Харткиндов. Она вцепилась в свой клинок и показала на каменные пальцы.
— Бежим! — прокричала она. И они побежали.
Она осталась стоять рядом с Ратом.
«Посмотри на меня», — подумала она со странной холодной надменностью. Все было пронзительным и несомненным. Терзания были ужасными, она никогда не поверила бы, что будет стоять, когда есть возможность бежать. Свева любила бегать. Но и просто стоять тоже было неплохо. Она посмотрела на Рата. Тот взглянул на нее. Она подумала, что он мог бы прогнать ее, настояв на том, чтобы она ушла, но он не сделал этого. Может быть, Рат просто считал, что в этом нет смысла, что там тоже небезопасно, но, может быть... может быть, он просто не любил быть один. В конце концов, он был всего лишь мальчишкой.
Свева улыбнулась ему, и они продолжили стоять. Стоять так близко к окончанию своего путешествия, что почти ощущали водную пыль от водопадов. Они были в тени, отбрасываемой ангелами, и вряд ли смогли бы из нее выйти невредимыми.
Если, конечно, опять не случится чудо.
Когда фигуры пересекли линию деревьев, Свева едва ли могла в это поверить. Если бы она не видела их раньше, она испугалась бы их куда больше, чем ангелов. Они были гораздо страшнее серафимов.
Это были призраки. Воскресшие. Химеры.
Спасители. Это было так похоже на ту ночь, когда шел караван рабов, но сейчас был день, и она могла очень четко их рассмотреть. Она узнала некоторых из них: вот грифон, который открыл ее кандалы, бык-кентавр, который раскрутил металлическую скобу, связывавшую Саразал. Свева искала еще одного — рогатого красавца, который вложил ей в руку этот нож, — но его она не видела.
Повстанцев было пятеро, втрое меньше, чем ангелов, но они прорвались сквозь серафимов, словно их погибель.
После первого столкновения и звука первых падающих тел (тел врагов), Рат обернулся к Свеве и настоятельно попросил ее уйти. Его глаза горели.
— Я знал, что они вернутся, — сказал он горячо. — Я знал, что они не бросят нас. Иди, Свева. Догони остальных. Позаботься о них и попрощайся с ними от меня. — Он положил огромную когтистую лапу ей на плечо. — Счастливо.
— А как же ты?
— Как я уже говорил, я искал повстанцев, — Рат был счастлив. Свева поняла, что именно этого он и желал все это время. — Я собираюсь присоединиться к ним, — сказал он.
Так он и сделал. Когда Свева убежала, Рат остался и бросился в бой вместе с мятежниками.
И погиб вместе с ними там, у подножия горы.
Его бросили вместе со всеми в большую кучу.
И сожгли.
42
ВЕЗУНЧИК ЗИРИ
— Пойдем, — сказал Азаил. — Мы ничего больше не можем сделать.
Больше? Как будто они что-то сделали. У них просто не было возможности. Слишком много Доминионов, слишком открытые земли. Акива покачал головой и ничего не сказал. Может быть, его ночные полеты и заставили народ покидать свои края, может быть, то, что он был так близко, заставило их все-таки схорониться в оврагах и подземных ходах, убегая от ангелов. Этого он никогда не узнает. Он все сейчас видел перед собой.
Небо было голубым, как бывает весной, а горы чистыми. Первозданными. Здесь и там дым все еще поднимался столбами. С этой высокой скалы мир казался кружевом из вершин деревьев и лугов. Рукава рек в солнечных лучах казались венами из чистого света, своими изгибами обрисовывающими контуры холмов. Горы и небо, дерево и речные потоки. А еще искры от крыльев, когда эскадрильи Доминиона двигались с места на место, разнося огонь. Но там было сыро, все заросло папоротником: пелена тумана и водопады. Его нелегко будет сжечь.
В подобном месте, с таким видом, сложно было представить и принять то, что произошло здесь сегодня. Кровавые мазки.
Их было так много. Стервятники могли учуять кровь за многие мили отсюда. Судя по их количеству (и по их рвению, когда они нарезали свои привычные спирали), сегодня в воздухе их было очень много.
— А там наши птички, — сказал Акива.
Азаилу было понятно, о чем он.
— Уверен, кому-нибудь удалось спастись, — сказал он. Прошло время прежде, чем Акива понял, что он сказал это в присутствии Лираз. Она смотрела на них. Он же ждал, что она что-то скажет, но Лираз просто отвернулась и посмотрела на вершины.
— Поговаривают, что ты там летать не можешь, — сказала она. — Ветер очень силен. Только штормовики на это способны.
— Мне интересно, что же по другую сторону, — сказал Азаил.
— Может быть, та сторона — это зеркало этой и по ту стороны серафимы загнали своих химер в туннели. Они встретятся где-то посередине, в темноте и поймут, что безопасного места не существует во всем мире. И нет счастливого конца.
— Или, — выпалил Азаил рьяно, — может быть, по ту сторону нет никаких серафимов. И есть счастливый конец. Не для нас.
Она резко отвернулась от вершин. Ее любопытный тон стал жестким:
— Ты не хочешь, чтобы мы существовали, да? — взгляд ее метался от одного к другому. — Думаете, я этого не замечаю?
Азаил, поджав губы, взглянул на Акиву:
— Я все-таки хочу, чтобы мы существовали, — сказал он.
— Так же как и я, — сказал Акива. — Всегда хотел.
Его мысли опять вернулись в то небо в другом мире, когда он остановил их, преследующих Кару, чтобы заставить себя сказать им (наконец-то) правду. Сказать, что он полюбил химеру, мечтал о другой жизни. Он рискнул и поставил на то, что его сестра нечто большее, чем просто оружие Императора. Что, если она и не примет мысль о возможной гармонии, то не отвернется от него. Неужели он думал, что был единственным, кто устал от смертей? Посмотри на Азаила. А сколько еще таких же?
— Но лишь лучшие из нас.
— Лучшие из нас? — спросила Лираз. — Посмотри на нас, Акива, — она подняла свою руку, чтобы продемонстрировать татуировку: — Мы не можем притворяться. Мы отмечены тем, что сотворили.
— Лишь убийства. Ни одной метки во имя милосердия.
— Даже, если бы и была, я не стала бы ее носить, — сказала она. Акива встретился с ней взглядом и увидел в ее глазах нечто, похожее на муку.
