Джесса Слейд - Совращенная тенями
Он посмотрел через плечо, Хаджи исчез в лифте. Он посмотрел в другую сторону.
Он закрыл глаза. Его чувства были разбиты в кровь, как и его тело.
Когда он открыл глаза, то стоял уже не возле своей двери. Постучал.
Он стоял там, слыша, как по его венам течет кровь. Он немного пошатывался, засыпая на ходу. Наконец, дверь открылась.
— Ты не хотела открывать, — сказал он.
— Моя первая реакция, — сказала Сера, блокируя вход одной ногой. — Это было бы правильней?
— Вероятно.
— Я не думала, что ты придешь.
— Вероятно, нет. — Он изучал ее, через полузакрытые глаза. Она была в пижаме, и он не мог сказать, толи она собиралась ложиться, толи только встала с кровати. Его пульс участился, и он остановил себя на размышлениях о ее кровати. — Я могу войти?
— Я предполагаю, что нам не нужны сплетни о том, как ты стоял в дверях моей спальни.
— Технически, это не только спальня. Так, что ничего страшного. И технически, воины не сплетничают, а делятся информацией.
Она отошла.
— Только, надеюсь, эта информация, не заключается в том, что ты трахаешь меня.
Он вздрогнул, поскольку уже зашел внутрь. Внешне комната смотрелась, как гостиная, если бы не плед на кушетке, и груда книг.
— Я пришел, что бы извиниться.
— За то, что не трахнул меня?
— Может ты не, — он сказал с большим достоинством, — не будешь использовать это слово.
Она подняла бровь.
— Брезгливый?
Он приподнял руки, безмолвно показывая пятна.
Она вздохнула.
— Отлично. Хорошее извинение. Иди, набери ванную.
Образы пронеслись через его голову, увеличивая его пульс еще больше.
— Я… вне практики отношений между мужчиной и женщиной. Я не хотел делать тебе больно.
— Между нами было все прекрасно. Вдвойне прекрасно, насколько я помню. И ты не сделал мне больно.
— Я не говорю о физической боли.
Она потерла лоб.
— Когда я принимала твои извинения, которое подразумевало, что мы больше не должны об этом говорить. Я знала, что служебные романы никогда не удаются.
Он нахмурился.
— С тех пор как, зло, весь рабочий день начеку?
Она махнула рукой.
— Наивная молодая ученица западает на своего сексуального наставника. Совращает его. Разрушает всего стремления. Жертвует ее шансом обучения, а потом действует самостоятельно.
Несмотря на замечание сексуального наставника, он пожалел об импульсе, который привел его сюда.
— Ты не пережила бы владения без меня. И я ни какой-нибудь подхалим лиги.
Она скрестила руки, ее жест был типичным для тальяна.
— Правда. Это просто небольшое превышения полномочий.
Он отступил к двери.
— Я должен идти. Я просто хотел, чтобы ты знала, моя невеста — Ленор, не хотела принять меня обратно.
Она позволила своим рукам упасть по обе стороны себя.
— Ты не можешь этого знать, ты не видел ее больше.
В ней ничего не было общего с Ленор. Ленор была веселой брюнеткой, которая ясно дала понять, что она может выйти замуж за сына зажиточного фермера, но никогда не будет ухаживать за цыплятами. В то время, его уход на войну был жутко романтичным для них обоих.
Он только покачал головой и поймал вспышку эмоций, так как брови Серы соединились. Наверно, замешательство, решил он, ведь он сам чувствовал неуверенность.
— Ты бежишь подобно штормовым облакам, — бормотала она. — Иногда я вижу свет, где-то позади тебя, но главным образом его нет. Зима когда-нибудь заканчивается для тебя?
Его лицо было льдом.
— Пока, что нет.
Она покачала головой.
— Я не из-за этого впустила тебя. — Она подняла кулон, висящий на ее шее. — Я хотела сказать, что Букмекер идентифицировал это. Камень — оружие. Колун души.
— Никогда не слышал о таком. — Он дотрагивался носом до него, когда его рот был на ее соске. Он был разбит от этой мысли, наверно, это инстинкт самосохранения. Жар прошел по нему, и он изо всех сил пытался сосредоточиться на камне, а не соблазнительных линиях позади него.
— Ты не мог знать этого. Это — джинн.
От этого он сразу пришел в себя.
Она приподняла свой подбородок с намеком на отчаянные бравады.
— Разве ты не был бы счастлив, если бы я вчера не выжила?
Он уставился на кулон и подошел ближе. Она стояла спокойно, рука за спиной, а во второй лежит серый камень.
— Букмекер думает, что это опасно, — бормотала она. — Возможно, джинн-мужчина знает, что я должна играть в его команде.
— Мы опасны. Но ты не охвачена джинном.
Она поглядела на него глазами орешника, в них был целый водоворот из огней демона: зеленый, коричневый и фиолетовый.
— После того, как ты увидел мой ревен, ты сказал, что неуверен.
— Теперь уверен. — Он отверг ее вопрос, формирующийся на ее губах. — Не волнуйся, твой демон тшува. Ты думаешь, джинн выбрал бы кого-то кого бесит быть злым? Если половина зла в мире происходит от невнимания, то вторая от того, что людям нечем заняться.
— О, у меня есть вопрос, — сказала она пылко. — Как насчет некоторых ответов? Что мне делать дальше?
— Букмекер ничего не говорил?
Она колебалась.
— Не совсем. Если только о предателе.
Арчер сжал руки в кулаки. Камень остался холодным, но ее кожа нагрелась от него.
— Возможно различие между джинном и тшувой, не такие кардинальные к которым мы привыкли.
— То есть один неверный шаг, и я могу оказаться в другой стороне?
— Я говорю, что все относительно. — Как-то странно ее эта мысль успокоила. И поселила в ней желание лучшего.
Надежду.
Он позволил его южному акценту смягчить его слова.
— Если я когда-то отталкивал тебя от себя, Сера Литлджон, я делал это не из-за ненависти, просто я хочу быть один.
Она медленно вздохнула, а ее ключица жаждала его пальцев.
— Я не святая, чтоб предлагать прощение.
— Не святая. Находишся во власти демона. А демоны не перекладывают вину на другого. И еще демоном не нужно прощение.
— Так как мы оба находимся во власти демона, — сказала она. — Возможно, мы просто должны об этом забыть.
Он склонил голову.
— Наивный ученик превосходит своего мастера.
— Я сказала наставника, — напомнила она ему. — Не мастеру.
Он улыбнулся.
— Моя ошибка.
— Ты не будешь больше со мной ошибаться. Зейн преподает мне сегодня первый урок.
Он пробовал выглядеть торжественно.
— Я должен бояться.
Она сузила глаза.
— Разве ты не чувствуешь себя брошенным?
Он отвернулся и ушел.
Несмотря на годы в этой гостинице его комната была более пустой, чем ее. Он вспомнил резкое изменение ее губ и упал на кровать, зловонье разрешения в еле уловимом аромате жимолости.
