Принцесса Намонаки (СИ) - Сакрытина Мария

Ха-ха. Править мне не грозит, это и ежу понятно. Последний бедняк в этой империи наверняка это знает.

Так что плевать я хотела на народ, а идея с тюфяком-принцем на троне вызвала у меня истеричный хохот. Но государи сказали: «Надо». Значит, надо.

Меня, как куклу, сначала искупали. «Ваше высочество, какая нежная у вас кожа! Ах, какие прекрасные волосы! Вы чудесны, ваше высочество!» — щебетали служанки, пытаясь поднять мне настроение. Я их почти не слышала.

Потом над моей нежной кожей долго колдовали — она же была бледная, и её требовалось оживить. Помню, лицо покрывали белком яйца, а потом, когда он стал стягивать кожу, его смыли цветочной водой. Другие служанки в это время окуривали дымом мои одежды, а особенно прозрачную верхнюю, из золотой парчи. Здесь ароматный дым вместо духов. Кстати, и правда стойко держится…

Часа два надо мной издевались, в результате я стала похожа на куклу и внешне, а не только в душе. Фарфоровая хрупкая куколка, сверкающая на солнце, как снег. Меня посадили в открытый золотой паланкин и раздали распоряжение моей (то есть маминой, конечно) свите — танцорам, певцам, актёрам… Ну и солдатам, конечно. Королева привезла их с собой в огромном количестве. Её кортеж был невероятно огромен и богат, я им не восхищалась лишь из-за упадка духа.

Итак, посадили меня в паланкин, украсили цветами и подняли высоко в воздух — унылую и равнодушную. Королева Рё-Ка на меня посмотрела-посмотрела… и позвала угодливого Ванхи. Что-то ему приказала, меня отпустили, увели обратно в шатёр, где Ванхи быстренько напоил меня чем-то покрепче, чем водка.

Убойная оказалась дрянь — так меня шибанула, никогда ещё такого не было, даже за прошлую жизнь отвечаю. Горькая, жгучая — самогон, не иначе. Но Ванхи её пил весело, много, я тоже. И уже где-то через час хихикающего принца усадили в паланкин обратно, в состоянии любви ко всему миру. И состояние это, надо признаться, оказалось мимолётным.

Не знаю, может, тетеря-наследник, когда напивался, был тих, мил и улыбчив, поэтому стратегия «напейся сегодня пьяным» в его случае работала. Может быть — но я точно другая. Я, когда уже в стельку, требую продолжения банкета.

В общем, когда паланкин взяли и понесли, ворота столицы гостеприимно распахнулись, а простой люд повалил на улицы в ожидании хлеба и зрелищ, последнее они получили с лихвой.

Я в упор не помню, что делала, но мне рассказали. Показания слуг и Ванхи разнятся, однако совершенно ясно, что я: отплясывала в паланкине хип-хоп (что поверьте, весьма непросто, там очень мало места), орала песню из диснеевского «Аладдина» (помните, «Принц Али… бла-бла-бла!»), швырялась золотом, а также одеждой и украшениями, и вдобавок орала коммунисткие лозунги.

Меня ещё из паланкина потом еле вытащили.

Думаю, после такого представления простой народ точно проникся к весёлому принцу крепкой любовью. Такой затейник! Да, государыня?

Говорят, невесты это тоже видели… А пусть знают, с кем собираются жить долго и счастливо!

Ещё это видел император. Он, конечно, псих, но не настолько. И на следующее утро, когда я… хм… кое-как справлялась с похмельем, он пришёл объяснить, как сильно я была не права.

Мне было плохо. Болела голова, чуть не при каждом вздохе ныла грудь, яркий свет раздражал, а после обильного завтрака снова захотелось навестить туалет. Вдобавок, Ванхи ночью выпороли, и он тоже был грустный, ходил скособочившись и рождал во мне сильное чувство стыда (даже слуг своих защитить не могу — какой из меня принц?).

«Папе», думаю, стоило бы с порога извиниться. Мало того, что явился объяснять очевидное, так ещё и после того, как лично сдал меня в руки оппозиции. Он только-только рот открыл, а я сразу вспомнила, как умирали мои телохранители, кровь на моих руках и одежде…

Короче, терпела я не долго.

В ответ на «ты не малое дитя, Ичи, и если так сильно боишься женщин, есть иное лекарство, чем вино», я вальяжно поинтересовалась:

— А сколько вы заплатили Синим Плащам, чтобы они меня убили?

Император опешил. В спальне была его свита и мои слуги, у ширмы на коленях замер Ванхи — он единственный подавал мне знаки успокоиться. Таращился, прямо как местные карпы, и рот так же беззвучно открывал — смех да и только!

— Ты рехнулся, — объявил наконец император, и голос его звенел от гнева. — Но месяц Удаления в монастыре тебя обязательно вылечит.

Меня словно плетью огрели. Какого чёрта?! Как он смеет — после всего, после всех смертей, после… Ну уж нет, хватит, я не стану больше танцевать под твою дудку!

А что? Дыбы я раньше боялась? Пыток? Темницы? Покорностью и послушанием я их всего лишь отсрочу. Этот псих всё равно рано или поздно меня продаст, а перед смертью ненавистного принца, сына тирана его враги меня как-нибудь изощрённо… изнасилуют, например?

Так зачем мне терпеть всё это сейчас?

Изумительное чувство: у меня словно крылья за спиной выросли. Да вашу мать, это вы у меня попляшете! И ты, «папа», будешь первым.

Поэтому я снова его перебила — сначала смехом, потом издёвкой:

— В монастырь, государь? Да пожалуйста. Но мы же оба, папа, знаем, что, во-первых, у вас нет на это времени, отбор вы и так затянули. А во-вторых… да посылайте! — И, повысив голос, объявила: — Вы же всё равно меня убьёте, Ваше Величество. Зачем тянуть? Может, стоит сделать это сразу, сейчас? Ах да, вы же сейчас не можете. Моя матушка здесь, а вы её боитесь.

Император смотрел на меня так изумлённо, словно, как в сказке, бессловесный карп из фонтана заговорил и стал судьбу предсказывать. Или он хвостом на дорожке иероглифы чертил? Не помню, мы много пили, когда тот мальчик-актёр мне это рассказывал.

Я смотрела на императора, и у меня на глазах его образ всесильного психопата, которого я боялась, который таскал меня по своим пыточным и пугал до дрожи, — этот образ таял.

Передо мной стоял лишь усталый, не выспавшийся мужчина средних лет, и я теперь видела, что мешки под глазами у него ого-го, а ещё он то и дело хватается за грудь там, где сердце. Я тоже так делаю, когда оно у меня болит. Последнее время всё чаще и чаще.

Мне даже на мгновение стало его жаль.

— Ичи, — тихо сказал он, наклонившись. — Уймись.

Я усмехнулась:

— А то что? В горы ты меня не отправишь. Прикажешь выпороть за непослушание? Убьёшь меня? Так это ты и так сделаешь. Будешь пытать? Это меня тоже ждёт, и неважно, как я себя веду. Ну, удиви меня, папуля, чем ещё ты можешь мне пригрозить?

Я замолчала, и в спальне воцарилась просто нереальная тишина. Такой она не была, даже когда я канцлера обзывала.

Неужели настоящий принц, понимая всё это, покорно ждал, когда его поведут на заклание? И всё, что я сейчас сказала, стало для императора новостью?

Похоже, да.

Он наклонился ко мне и шепнул:

— Ты пожалеешь.

Я глянула на него в ответ и улыбнулась.

— Вряд ли. Я уже жалею.

В прошлый раз, когда я вела себя похожим образом, император велел избить меня. Но тогда я терпела это ради Ли. Теперь… Нет, теперь я терпеть не стану. Ради чего?

Спасибо тебе за предательство, Ли. Ты сделал меня сильнее.

Император уставился на меня, словно хотел пронзить взглядом. Колдуй, думала я. Давай. Ничего у тебя не выйдет. Мне уже всё равно. Ты ничего мне не можешь сделать. Ни-че-го.

— Я найду твоего телохранителя, — прошептал император мне на ухо. — Как его, Ли? Найду, и мои гвардейцы отымеют его сначала по очереди, а потом все вместе. А то, что останется, я отдам тебе. Как тебе это понравится, сынок?

Я чуть в лицо ему не расхохоталась.

— Попробуй. Ли был среди Синих Плащей. Он предал меня. А теперь он, наверное, мёртв. Тебе придётся найти другое средство контроля, папа.

И тогда он отшатнулся, а я увидела в его глазах страх. Так смотрят на бешеную псину, от неё, говорят, даже тигр бежит. Бедный Рью, он же всегда имел дело с людьми, у которых ещё была надежда. Моя умерла в том лесу вместе с Плащами.

Император выпрямился и выдохнул, на этот раз искренне: