Единственное желание. Книга 5 (СИ) - Черпинская Надежда
— Как… тебя… зовут, женщина? Откуда ты?
— Ай, имя я давно позабыла, — устало махнула она жилистой рукой. — У рабов, сынок, имён-то нет. Так… «Поди сюда!» или «Старая дура». Кто же нас по имени величать будет?
— Идём со мной! Вставай!
Эливерт резко наклонился, протянул услужливо руку, помогая несчастной хромой подняться.
— Эй, эй! Куда ты её? — заволновалась маленькая злючка. — Ты чего удумал?
— Ничего, — отмахнулся Ворон. — Держись за меня! Вот так… потихоньку! Я помогу. Вот сюда… Пойдём! Вот сюда, на свет, на воздух. Садись! Тише, осторожнее!
Он провёл вцепившуюся в него рабыню сквозь дверной проём, усадил на ступеньках уличной лестницы.
Женщина щурила светлые глаза, отвыкшие от яркого солнца. Похоже, она давно уже не выбиралась из своего логова на свет белый.
Постепенно затравленное выражение её лица сменилось восторженно-благостным. Рабыня посмотрела на небо, зажмурилась от тёплого летнего солнышка, улыбнулась своему неожиданному покровителю.
А Эливерт опустился перед ней на колени, заглянул пытливо в глаза и снова спросил настойчиво:
— Так как тебя звали прежде?
— Лаисой, милорд… — мечтательно вздохнула женщина.
— Говоришь, семья была…
— Была… Дочь была. Вот, мать её, бедняжки моей! И муж был. Убили его. И сынок был. Отрада моя… Всё отняли…
Эливерт осторожно сжал её руки, вглядываясь в изувеченное горькой долей лицо. Старушка попыталась было отстраниться, удивившись его внезапному порыву. А девчушка, что тенью следовала за своей бабушкой, и вовсе решила, что у рыцаря заезжего, видно, с головой беда.
Она испуганно взирала, как тот вцепился в руки старой рабыни, и, заглянув в глаза, прозрачные и льдистые, как его собственные, прошептал чуть слышно:
— Посмотри на меня!
Женщина отпрянула настороженно, недоумевающе, но Эливерт только крепче сжал её натруженные ладони.
— Ну! Посмотри же на меня!
И тогда она посмотрела.
Мгновение тишины показалось бесконечным. В светлых удивлённых глазах всё очевиднее проступало осознание — медленно, боязливо, ошеломлённо. Она уже видела, но поверить, пока не получалось.
Эл отпустил её ладони, непослушными пальцами подцепил шнурок талисмана, дёрнул резко, вытаскивая из-под рубахи крохотного чёрного ворона, болтавшегося рядом с магической ищейкой.
— Вот, гляди! — усмехнулся он сквозь покатившиеся слёзы. — Не потерял! Как ты велела… Помнишь?
— Ох! — глубокий тяжкий вздох, дрожащие руки потянулись к его лицу.
Эливерт видел сквозь мутную пелену, застилавшую глаза, как шевелятся беззвучно её губы, силясь произнести хоть слово, как ручьями катятся по щекам слёзы.
Жёсткие мозолистые пальцы коснулись его, ощупывая недоверчиво, будто руки слепой.
— Воронёнок мой! Солнышко моё…
Она обхватила его голову, прижимая к своей груди, и неудержимые рыдания раскатились в безжизненной тиши брошенного поселения.
— Мама! Мама, мамочка!
Эл ловил её сухонькие руки, огрубевшие от тяжёлой работы, целовал и целовал бесконечно, шептал:
— Родная моя… Мама…
— А я знала, что ты живой! — на мгновение она отстранилась, заглядывая в его лицо, поглаживая по волосам, словно он вновь превратился в её маленького сынишку. — Мне все говорили — забудь, сгинул давно! А я им не верила, сынок, я не верила…
— Эй, вы чего это? — поражённая разыгравшейся сценой чумазая злыдня, наконец, очнулась и подала голос.
— Ланочка! — счастливая до умопомрачения Лаиса потянулась к ней призывно. — Иди сюда! Иди к нам! Это же… мальчик мой! Это же…
Эливерт бросил взгляд на ошеломлённую девчушку, сообразил с одуревшей улыбкой:
— Мама, она же на Ланку похожа, да? Я и думаю, что мне мерещится, будто видел где-то…
— Похожа, шибко похожа, — гордо кивала Лаиса. — Личиком вся в мать! Только, вишь, светленькая… В нашу породу. У сестрицы-то твоей косы были смоляные…
— Ага, отец её за те косы любил, а я дёргал исподтишка… — рассмеялся Эливерт.
Уже без всяких церемоний вифриец сгрёб в охапку маленькую «ведьмочку», но та больше не возражала, не царапалась и не кусалась. Похоже, она тоже никак ещё не могла в себя прийти.
— До чего же похожи вы! — изумлённо ахнула Лаиса.
Эливерт одной рукой привлёк к себе мать, другой — девчонку. И на время они застыли вот так, обнявшись крепко, и продолжали рыдать на три голоса.
Потом Лана смущённо отползла в сторонку, а Эл всё не выпускал мать из кольца рук.
— Нешто так бывает? — прошептала женщина, прижимаясь к сыну.
— Не знаю, мама… — бережно обнимал её Ворон. — Мне всё чудится — сон! Мама, я столько лет…
Она снова отстранилась, разглядывая его восхищённо и недоверчиво:
— Такой взрослый стал, красивый! Я же тебя помню вот таким… — она махнула рукой, показывая невеликий росточек сынишки. — Отрада моя! Я каждый день за тебя Мать Мира молила, всю жизнь свою… Ты скажи хоть — как ты, что, где?
Светлые добрые глаза светились искренним участием и интересом, но Эл стыдливо отвёл взгляд и ответил не сразу.
— По-всякому, мама… — он так и не посмел поднять голову и посмотреть ей в лицо. — По-всякому бывало. Я, мама, знаешь… много такого в жизни наделал, о чем теперь жалею. Не обо всём ты услышать захочешь… Ты прости меня! Непутёвый у тебя сынок. Гордиться особо нечем. Выживал как умел.
— Вижу… — она вздохнула сочувственно, осторожно провела по шраму, убегавшему по щеке к виску. — Не уберегла я тебя от доли лихой, Воронёнок мой!
Он перехватил её ладонь, прижался губами.
— И я тебя не уберёг…
— Ты мне расскажи всё, мальчик мой! — она погладила его по плечу участливо. — Не сейчас, после… Когда сам пожелаешь. Всё расскажи, не стыдясь! Я всё пойму, выслушаю. И совестить не стану! Пусть иные судят. А мать разве за тем нужна?
— Мама… — он смотрел, не отрываясь, в её лицо, улыбался, как безумец.
А слезы всё катились и катились.
— Постарела? — с усмешкой спросила Лаиса.
— Ты у меня красавица! — восторженно заверил Эл, погладил нежно по щеке.
— Всегда ты так говорил! — рассмеялась она смущённо. — Единственный мой…
— Эл! — Настин голос долетел издалека. — Ты где?
Ворон нехотя отлепился от матери, свесился с края, крикнул вниз.
— Я здесь! По лестнице поднимайся!
* * *
30 Рабыня
Рыжая взбежала вверх по каменным ступенькам и замерла растерянно. Эливерт стоял на коленях рядом с какой-то незнакомой пожилой женщиной.
Вид у той был довольно нищенский, а кроме того женщина заливалась слезами. Рядом с ними переминалась с ноги на ногу девчонка лет десяти. Такая же оборванная, как и старшая. Такая же зарёванная.
Но больше всего поразило, что и Эливерт по лицу размазывал слёзы, но при этом улыбался непрестанно. Да так улыбался, как, наверное, никогда прежде.
— Что тут у тебя? — ошеломлённо поинтересовалась Анастасия.
Эливерт поглядел на женщину, которую держал за руку, потом на Настю и сказал, смущённо пожав плечами:
— Вот… это мама моя… — Добавил, пока Настя, открыв рот, безуспешно пыталась вдохнуть немножко воздуха: — А это Лана, — и объяснил поспешно, видя, что недоверие в глазах Рыжей перешагнуло всё мыслимые границы: — Нет, не сестра! Я не спятил. Это её дочка. Ну, выходит, моя племянница.
— Здравствуйте, эрра Лаиса! — медленно кивнула Романова. — Рада знакомству! Здравствуй, Лана!
Рыжая с минуту таращилась на них, смешно хлопая огромными глазами, потом очень медленно отошла и села на ступеньку напротив.
— Ох! — наконец, выдохнула Дэини, обмахнула себя рукой, как веером. — Я сейчас… сейчас… Простите!
Отдышавшись, Рыжая снова поглядела на всхлипывающую беспрестанно женщину, поймала серебряный взгляд Эливерта. Мать Мира Всеблагая, да ведь глаза-то и в самом деле один в один!
— С ума сойти можно! — потрясённо покачала головой Анастасия.