Ведьмино счастье 2 (СИ) - Риш Мартиша

Медленно обнимаю. Глажу. Вздыхает где-то в районе груди. Такая маленькая. Такая трепетная. Дрожит. Рубашке мокро. Плачет? Чёрная ведьма? Сама Марцелла? На моей груди.

— Мне так обидно. До слёз. Отнеси меня в дом, пока никто не увидел.

Подхватил. Уткнулась в грудь носом. Не верится, что это она только что гоняла оборотня, как жалкого кота, по крыше. На прощанье коротко кивнул другу. Тот бледен. Интересно, что у него стряслось. Хоть бы он сказал, что ли.

Уношу мою госпожу в дом. Мирэль встречает, напуган, киваю ему легонько, поднимаюсь по лестнице, прижимая драгоценную ношу. Надо же, я даже проснулся от страха за неугомонную ведьмочку. Заношу в покои, в спальню. А дальше? Завозилась. Отняла лицо от моей груди.

— Сядь со мной на кровать. Не отпускай.

Сажусь, опершись на изголовье. Постель ещё хранит запах страсти. Моей и её.

— Почему он со мной так? Зачем? Меня и так все боятся. Почему-то.

И снова плачет тихонько. Что делать — не знаю. Страшная чёрная ведьма плачет на руках у невольника. Бред. Жалко её.

— Госпожа, Вас можно ... погладить?

— Тебя.

— Простите, не понял.

— Называй меня, когда мы наедине, на ты.

— Как прика..жешь. Могу я тебя погладить?

— Мы с тобой были здесь вместе. Почему ты не трогаешь меня просто так?

— Боюсь обидеть. Я твой невольник. Кто мне дал право просто так коснуться хозяйки без спросу?

— Ну и дурак.

Нежно касается поцелуем губ. Тянется, будто за жизнью. Жмётся, словно котёнок. Так и не слезает с рук. Грозная, страшная чёрная ведьма ищет утешения на груди раба. Глажу, ласкаю, целую губы, щёки, ещё мокрые от слёз.

— Трогай сколько хочешь, когда хочешь и где хочешь. Хорошо?

— Спасибо, моя госпожа.

Пропал раб Эрлик. Совсем. Влюбился в свою госпожу. Хорошо, хоть не продала. А могла сегодня

продать Жоржу. Страшно. Целую её, чуть дыша.

— Надо идти. Пока дамы не вернулись. Я отослала всех в салон красоты. Не хочу расстраивать и их тоже. Сейчас умоюсь, приведу себя в порядок и пойдём вниз.

Глава 35

Айна.

Мирэль, какое милое, нежное имя. Никак не могу забыть нашу волшебную прогулку. Только мы. Я и он, мой прекрасный эльф. Раз за разом встают перед внутренним взором дорогие картины и милые сердцу слова…

Ласковый, заботливый, робкий. Разве мужчины такими бывают? Смотрит на меня из-под опущенных ресниц, боится коснуться ненароком, задеть. Помогает уложить ножницы для сбора трав, холщовые мешочки для соцветий. Интересно, какая на ощупь его белая гладкая кожа? Передавая ему вторую корзину, будто случайно, коснулась его руки. Эльф густо залился краской, но руки не отдёрнул. Тонкие длинные пальцы немного дрогнули, будто желая потянуться ко мне в ответ. Робкий, такой удивительно нежный. Сегодня мы пойдём собирать соцветия в дикий лес Пермского края. Я выхожу первая, глубоко вдыхаю густой запах сосновой смолы, расплавленной солнцем. Решаюсь заговорить первой. Сам он ни за что не решится. Ещё никогда не встречала таких мужчин. Остальные всегда гоготали, лезли, стремились потрогать, зажать. А тут…

— Мирэль, тебе нравится в этом лесу?

— Он восхитительный и живой. Кроны разговаривают между собой под порывами ветра. Слышишь?

— Мне тоже тут нравится. Я безмерно счастлив, что госпожа Марцелла разрешает мне сюда выходить. С тобой, Айна.

Мне показалось, или его голос немного дрогнул на последних словах? Как

бы узнать? Пока промолчу, отойдём подальше от дома, туда, где никто не сможет мне помешать.Вот уже и крыши не видно. Стоит ещё отойти или уже можно? Мирэль идёт почти рядом, чуть отступя назад.

— Тут растут редкие мелкие кустики, они тебе подойдут, Айна? Подзывает меня посмотреть на какой-то кустарничек.

— Так это же брусника, её много тут.

— Нет, это другое. Медвежьи ушки. Присмотрись, лист немного другой. У нас их собирали.

— Давай наберём, я потом решу, что с ней делать. У нас такая трава не росла.

Собираем крошечные веточки, присев прямо на землю. Внезапно схватились вместе за один и тот же стебелёк, он не отдёрнул руки, я тоже. Тонкие эльфийские пальцы ласкают мою руку, поднимаясь всё выше. Вот он взял в плен всю мою кисть, подносит к пухлым губам и целует кончики пальцев один за другим, так и не поднимая на меня взгляда из-под длинных трепещущих ресниц. Восхитительно нежно, так приятно. До дрожи. Не удержала рамок человеческого тела, начинаю тихо мурчать. Потянулась к его губам своими. Наконец, он поднял на меня огромные, цвета моря, глаза, и я утонула. Нежно целуемся, весь мир вокруг нас померк. Есть только он, прекрасный эльф, и я, молодая кошка. Обхватила его шею руками, прижалась. Он испуганно отстранился.

— Почему ты не хочешь продолжить?

— Госпожа убьёт меня, или убьёт Эрхан. Он предупреждал, чтобы мы с Эрликом к оборотницам даже не подходили.

— Они не узнают, если им не сказать. Ты же не скажешь?

— Нет. Но вдруг госпожа применит ошейник? Под его действием я могу рассказать.

— Не бойся. Мы уже целовались. Так какая разница, сколько раз?

Ещё и разревелась. Как вот теперь быть с мужской частью кошачьего семейства? Хоть душу отвела, пока гонялась. Гады. Выхожу из ванной. Глаза чуть припухли.

— Пальчик болит.

— Почему, госпожа?

— Ударилась о пушистый зад несколько раз. Синяк будет. И ноготок на руке сломала. Интересно, о крышу или об ухо?

Идём вниз. Обедать надо. Я так и не поела ещё. Скоро постройнею с тобой.

— Почему? Ты и так очень тонкая, Марцелла.

— Почему, почему... Страстный очень. Всё время хочу тебя.

Выходим на лестницу. С кухни тянет волшебным запахом еды. Мирэль — золотце. В холле стоят все три оборотня по стойке смирно, понурив головы. Глаз от пола не поднимают. У Эрхана злосчастное ухо не обернулось. Сам выглядит человеком. А драное ухо торчит, как у пантеры. Мило. Жаль, только одно. Знала бы, драла бы оба.

Спускаюсь с надменным видом. Замерла напротив.

— Сжечь сразу или ещё помучаетесь? Эрхан, не жалко было подставлять племянников? Они ведь ещё дети, сам же говорил.

Ну? Теперь готов отвечать за свои поступки?

— Госпожа Марцелла, смилуйтесь. У меня жена, сын, свояченица...

— Будешь от меня за бабьи юбки прятаться, оборотень? Или готов понести наказание за себя и племянников? Ты же их втянул. Кто ещё знал про попы? Из домашних?

— Тимофей.

— Значит, и отдуваться тебе за себя и за них. Я права? Или их тоже наказать?

О, ну, наконец-то, осознал. Побелел. Доходит.

— Готов понести наказание за всех. Только их, пожалуйста, не бросайте потом.

— Когда потом?

— Когда меня убьёте, госпожа.

— А надо убить? Смотри, я пока добрая ещё. Могу ведь и пойти навстречу. Скажешь убить — убью, драный кот. Ухо когда обернётся?

— Если доживу, по Вашей несказанной милости, то завтра.

— Ещё раз посмеешь меня предать словом или делом в обход клятвы, перечить мне, хоть по мелочи, не пожалею. Ни тебя, ни детей. Даже не надейся. Найду. Не спрячешься. И детей не спасёшь от справедливой кары. Понял?

— Да, хозяйка.

— Не хочу расстраивать дам. Им ничего не скажем. Две недели добровольно надраиваете дом, в свободное время. Снаружи тоже. В сосновом лесу приводите в порядок двор. Дамы чтоб отдыхали. Сами придумаете, как им это рвение объяснить. А ухо, скажешь, прищемил дверью. Ясно?

— Спасибо, госпожа. Падает в ноги. Поцеловал подол платья.

— Деньги куда собирался потратить? Вроде же всё у вас есть?

— Собираю Айне на приданое. Ей скоро пора замуж. Всё верну вам до последнего медяка, госпожа.

— Возвращать не надо. Потом отдашь Аише. Свадьбу Айны я беру на себя, когда она сама захочет выйти замуж и выберет сама себе мужа. Понял?