Серебряная Игла (СИ) - Субботина Айя
Нэсстрин-второй прекрасно знает, что подобного рода интриги обычно удаются только один раз, и не стал бы рисковать, не предусмотрев все до мельчайших подробностей. И если Ашес приедет за мной - это будет означать…
Прикрываю глаза и с досады бью кулаком в железную шершавую дверь.
Бью снова и снова, пока на ладони не разбухают налитые кровью царапины, и даже тонкие ручейки крови как будто стекают по моей руке причудливыми пророческими символами.
Черт, ну конечно!
Как я могла забыть!
Манарагские письмена и таумический круг перемещения!
Не факт, что это сработает, но в конце концов - что я теряю, кроме узкой сырой норы и «радужной» перспективы быть причиной гибели любимого мужчины?
Озираюсь, радуясь, что глаза, наконец, окончательно привыкли к темноте, и быстро расчищаю ногой пол. Он бугристый из-за плохо утоптанной земли, но выбирать не из чего. Пока привожу в порядок «полотно» для будущего заклинания, между делом прислушиваюсь к Кайлеру, который продолжает разглагольствовать о событиях прошлого. Не знаю, возможно, я слишком предвзята, но чем дальше - тем больше его откровения напоминают бред сумасшедшего.
— Тяжело жить, когда ты - не такой как всегда, - Кай издает смешок, как будто это ему, а не мне, «повезло» родиться нелюбимой дочерью без клыков и без талантов. - Другие просто… не смогли. Кто-то слишком рано начал чувствовать сколы и сошел с ума. Кто-то не выдержал инаковости и покончил с собой. Но большинство умерли, не дожив и до десяти лет, потому что их тела так и не сумели приспособиться к тому, что медленно зрело внутри них.
— Я думала, что все это время в моей голове говорит призрак бабки Эллы, - иронично говорю в ответ, притаптывая носком башмака небольшой круг в земле, в котором и буду рисовать манагарские письмена. - А оказывается, это был голос… инаковости!
Щелкаю пальцем, потому что круг получается идеально ровным.
Прикусываю ладонь и крепко сжимаю пальцы в кулаке, пока кровь не превращается в тоненький ручеек. Честно говоря, на минуту становится противно до тошноты, но когда перед мысленным взглядом снова маячит перспектива стать причиной, по которой Ашес может лишиться жизни, всю брезгливость сметает напрочь. Если бы это точно спасло ситуацию - я бы исхитрилась даже горло себе перегрызть, не то, что сделать пару дырок.
— Ты до сих пор мне не веришь. - Звук, которым Кай сопровождает свое разочарование, похож на удар кулака о стену. - Как будто я ни разу не вытаскивал твою задницу из разных передряг.
— Я верю, - бросаю сквозь зубы, сосредоточенно «рисуя» первую руну. Получается довольно криво. Интересно, если вся эта затея будет слишком кривой, мой портал просто не сработает или мене перенесет куда-то над пропастью в соседнее ущелье? Или замурует в стену, и моя смерть будет максимально глупой? - То есть, остались только мы втроем?
— Втроем, - вздыхает Кайлер. - Точнее, теперь уже вчетвером.
Как ни пытаюсь я пропускать его сомнительную историю мимо ушей, он все-таки заставляет меня отвлечься.
Четверо?
И кто же этот «счастливчик»?
Ах да, конечно. Кай говорил, что выродками одарили каждую семью Старшей крови, значит, сия чаша не минула и императорскую династию. Ашес абсолютно точно не может быть «уродом» - одного взгляда на него достаточно, чтобы увидеть черты крови его предков, максимально сильной и абсолютно чистой. Чего точно нельзя сказать о Ниберу. А ведь я всегда считала его уродцем, но оправдывала это тем, что на фоне Ашеса безобразным казались бы даже идеальные мраморные статуи.
Новое от 18.07.
Когда круг рун почти закончен, я еще раз напрягаю зрение, чтобы убедиться, что все нарисовала правильно. Остается нарисовать последнюю, после которой он активируется и я смогу войти в портал, который, возможно, перенесет меня в какое-то другое место. Тэона рассказывала, что нужно обязательно хорошо представлять то, куда хочешь переместиться, но все это было лишь частью описанного в книге ритуала, а на самом деле даже у нее (хоть она практиковалась чаще меня) не всегда все получалось. В идеале было бы иметь два связанных портала, но мне почему-то подобная мысль даже в голову не пришла, когда мы покидали родной замок.
Сейчас я как никогда сильно корю себя за то, что в последнее время стала так непростительно часто терять бдительность. В каменны сапогах и под страхом снова оказаться в застенках императорских казематов, а то и вовсе сразу попасть в петлю, я соображала куда быстрее. А сейчас расслабилась, решила, что раз Ашес своей милостью вернул нам с сестрой наше доброе имя, то опасность миновала. А она, оказывается, все это время преспокойно шастала у меня перед носом и выжидала удобной момент.
— Йоэль? Йоэль, с тобой все в порядке?! - волнуется Кайлер, потому что я снова слишком сосредоточилась и забыла вставлять в его длинные речи свое глубоко озабоченное «угу» и «да, да».
— Просто задремала. Могу я хотя бы поспать перед страшной неизвестностью?
— Каждый раз поражаюсь твоей стойкости.
«Надеюсь, когда я сбегу отсюда и вы с напарниками найдете только пыль из-под моих башмаков, степень твоего удивления будет настолько впечатляющей, что звук грохнувшей на пол челюсти я услышу даже ха тридевять земель».
Манагарский круг выглядит совершенно годным, и когда я твердо дорисовываю недостающий символ, руны тут же наполняются тусклым светом. Наспех перевязываю раненую руку, мысленно приговаривая, что все обязательно получится. Не для того боги меня спасли (или и правда создали?) чтобы спустя семнадцать лет надрывать от смеха животы, глядя на мое застрявшее в каменной стене уже не вполне живое тело.
Работает это или нет, но на всякий случай изо всех сил сосредоточиваюсь на образах моей комнаты в родном замке. Пытаюсь представить, какой она была, но абсолютно ничего не помню, кроме идиотских занавесок, которые матушка вышила еще в ту пору своей молодости, когда едва знала, как держать в руках иголку с ниткой. Какой была моя комната? Какой была кровать? Помню только, что после бесконечных дней, проведенных на полу на чердаке, она казалась невообразимо мягкой и чертовски теплой. Я даже комнаты помню смутно. И библиотеку, кроме тог, что воспоминания о запахе старых книг даже сейчас щекочут ноздри.
Но самое странное, что и после пожара дом остался в моей голове как один бесконечный черный кошмар. Дом, за право вернуть который я так отчаянно сражалась, просто обгоревшее пятно, бездонная дыра в моей душе.
Ладно, обо всем этом я подумаю в более уютном и теплом месте, и раз в голове не осталось ничего кроме чердака с маленьким оконцем и скрипящими половицами, то самое время…
Что-то шуршит около моих ног, и я от неожиданности резко отпрыгиваю, только через мгновение понимая, что это обычная мышь, которых здесь наверняка полно. Но вместе с осознанием этого приходит и еще одно, далеко не такое… приносящее облегчение. Потому что обе мои ноги стоят внутри круга, и упругая пелена портала уже стремительно вьет вокруг меня паутину, пока я лихорадочно соображаю, куда должна переместиться.
И последний образ, за который отчаянно хватаюсь в самый последний момент – это поросшие мхом сырые стены того самого чердака, на котором я провела почти все свое детство.
Ладно, надеюсь, это сработает.
Хотя, черт…
Кажется, этой комнаты в нашем замке больше нет.
И вообще всей той башни!
Глава двадцать первая
Глава двадцать первая
Я проваливаюсь в какую-то темноту, где нахожусь… даже не знаю сколько. Просто бесконечно парю в невесомости, где нет абсолютно ничего, которая, кажется, готова проглотить и меня в свое бездонное брюхо. Не припоминаю, чтобы мне так крутило живот даже после того праздничного ужина, который на радостях приготовила Тэона из всего, что нашла в выпотрошенных кладовых нашего несчастного дома. Выглядело это ужасно, и я до последнего надеялась, что случится чудо и блюдо, похожее на экскременты мула, окажется приемлемым на вкус. Но чуда не случилось, и я чуть ли не впервые в жизни сделала то, что клялась не делать даже под страхом смерти – ела ужасную стряпню своей сестры, мысленно глотала слезы, а в конце попросила добавки. После этого еще дня три старалась передвигаться по дому только по острой необходимости. Тэона, наверное, что-то заподозрила, потому что с тех пор больше не порывалась готовить ничего, кроме лимонада, но и его умудрялась испортить. Хорошо, что по соседству жила сердобольная крестьянская семья, продававшая нам еду по цене целой курицы за одно куриное крылышко.
