Издержки дипломатии (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна
Опрокинутая тележка отлетела к стене низкого здания напротив, тоже подломившейся, но уцелевшей. Дардай лежал навзничь ближе к нам, одного из его подручных накрыло плитой и опознать его можно было разве что по ботинкам, второй виднелся в отдалении. За забором что-то дымилось и горело с чадным, жирным, чёрным дымом, за которым ничего не было видно – не понять, куда прилетело.
Сабир снова ругнулся.
– Посмотри, что с этим, я того проверю.
Самандар Дардай был еще жив, но даже мне, далёкой от медицины, было понятно: это ненадолго. Ему перебило ноги обломком плиты, на груди было кровавое месиво, на которое я старалась не смотреть. Но он ещё дышал – прерывисто, кратко, - и смотрел в небо.
– Дардай… – Я опустилась рядом с ним на колени, понятия не имея, что могу сказать и сделать.
– Корона… – прохрипел он. - В вазе… Глина. Картину… Сыну…
Глаза его на этом закатились, но дыхание ещё не прервалось. Я несколько мгновений посидела над ним, в бессильной растерянности кусая губы и пытаясь справиться с комом в горле. Бежать за помощью, но куда? Где мы найдём целителя? Α пока мы его найдём, будет уже поздно. Да и кто сюда побежит, в такой-то обстановке…
Потом я всё-таки заставила себя встать. Раз мы сюда явились за этой проклятой короной, будет глупо бросить её просто так. Тубус с картиной я повесила поперёк спины, благо у него была
удобная длинная ручка, и взялась за обломки ящика.
– Что ты там делаешь? – окликнул меня Сабир.
– Сейчас, раз уж мы их нагнали…
Мне даже не пришлось её искать. От удара ваза – та самая, которую Дардай купил на аукционе, глазурованная, эпоха расцвета, - раскололась, а вот каменная корона, которая была, кажется, замазана глиной внутри вазы, уцелела. Я с усилием оторвала её от земли, мысленно костеря всех древних троллей, взятых вместе с их слишком тяжёлым искусством.
– Ложись! – вопль Сабира потонул в пронзительном нарастающем вое – а потом меня накрыла темнота.
ГЛАВА 9. Вотум доверия с неожиданной стороны
Вотум – политическое решение или мнение, принятое большинством голосов.
«Вотум доверия» – одобрение какому-либо действию, политической линии, законопроекту, акции.
Голова болела и трещала, в голове гудело и выло, в ней билась единственная мысль: «Вставай! Иди! Вставай! Иди!» Я попыталась сесть. Руки оттягивало большое каменное кольцо. Его надо было бросить, но что-то внутри резко воспротивилось, и я подняла каменюку дрожащими руками. Правая занемела, я её не чувствовала, но пальцы гнулись – это я видела.
Вокруг всё плыло, отдаваясь гулом в ушах. «Вставай! Иди! Нельзя оставаться!»
Паническая мысль никуда не делась, и на ноги меня поставила именно она. Ноги пошатывались, но держали. Шаг, другой. В голове звенело, ноги двигались неуверенно, но – двигались, я это видела. Казалось, что наблюдаю я за ними со стороны, немного издалека. Мои ноги должны были быть где-то не там, чуть ближе, и выглядеть чуть иначе. Но даже если бы я могла об этом думать, дрожащая жгучая боль лишала последних крох рассудка.
Сквозь боль пробивалась лишь всё та же упрямая мысль: «Иди! Нельзя останавливаться!»
И я брела вдоль стены, не понимая, куда иду. Несколько раз падала, но, кажется, это не чужие ноги подламывались, а земля выворачивалась из-под них. Порой мимо проскальзывали какие-то тени. Я не могла на них сосредоточиться, но это не беспокоило: они меня тоже игнорировали.
Наверное, мы друг другу казались.
Иногда сознание проваливалось в темноту, но почему-то это ни на чём не сказывалось. Каждый раз, из неё выныривая, я обнаруживала себя точно так же бредущей куда-то по улице. То ли по той же самой, то ли по какой-то другой – не имею понятия.
Я не могла бы сказать, сколько времени прошло, прежде чем в моей картине мира что-то изменилось. Пять минут, час, несколько часов, год...
Изменилось не что-то, всё.
Меня вдруг схватило, встряхнуло за плечо. Перед глазами по-прежнему плыло, я видела только расплывчатый силуэт, залитый тёмными пятнами. Но вырываться не стала, навязчивая мысль в голове стихла – кажется, опасности от этой встречи я не ощущала. А вот попытку отобрать камень я ответила тем, что крепче в него вцепилась и замотала головой. Он оттянул руки, ныла спина, но всё равно расстаться с ним было невозможно.
Потом меня схватили вместе с камнем и куда-то понесли, и сознание опять нырнуло в темноту: там ему нравилось больше.
В следующий раз я очнулась от звука незнакомого голоса, говорящего на шайтарском, а вернее от того, что я этот голос понимала.
– … ты так. Говорю же, ничего серьёзного. Лёгкая контузия с сотрясением, ссадины и ушибы. Что ты так в эту орчанку вцепился? Ценная какая-то?
– Более чем, – буркнул еще один голос.
Вот его я сразу узнала и резко расхотела приходить в себя.
Прошлое было как в тумане, я вообще смутно понимала, где нахожусь и что происходит, но твёрдо знала: Шад будет ругаться. Причём ругаться по делу, и будет при этом прав.
– Ну вот, она очнулась, - сдал меня незнакомый шайтар. – Должно быть получше, но это временная мера, несколько дней покоя обязательны, с травмами головы шутки плохи. Как ты себя чувствуешь, дара?
– Пока не знаю, - пробормотала в ответ, удивляясь тому, как сипло и словно из ваты звучит голос. – Странно.
Я наконец открыла глаза, поморгала. Мы находились в небольшой сухой пещере, судя по правильной округлой форме – рукотворной. Под потолком горели яркие светильники, заливая светло-коричневые стены холодным светом. Я лежала на чём-то высоком и твёрдом, кажется, на столе, а больше ничего разглядеть не могла, потому что с одной стороны обзор загораживал немолодой шайтар в светло-сером сцаре, а с другой – нависал Шад.
– Попробуй сесть, сейчас я помогу…
– Я сам, - резко оборвал его Шад, подхватил меня ладонью под спину, и не то что помог – усадил сам.
Я прислушалась к ощущениям. В голове слегка плыло, но самочувствие было сносным.
– Как ты? – тихо спросил мой шайтар.
– Если я скажу «плохо», это поможет избежать выволочки? – вяло пошутила я.
Надо было, конечно, гордо сесть и сделать вид, что мы мало знакомы, но сил на это не было, и я блаженно пристроила голову на твёрдом плече. От Шада пахло потом, гарью и пылью, но это совсем не смущало. Потому что и я жива, и он – живой, вот он, совсем рядом, и что ещё надо для счастья. Мне не хватало сил даже открыть глаза, чтобы осмотреться.
Шайтар в ответ шумно вздохнул, неразборчиво буркнул что- то ругательное сквозь зубы.
– Выпорю, - пробормотал он. - Честное слово – выпорю!
– Я, кхм, пойду гляну, что у меня там, – невнятно сообщил смущённый и растерянный доктор и вышел.
– Как скажешь, - покладисто вздохнула я в ответ. - Корона?..
– Тут твоя корона, – проворчал Шад. - Тебя за ней понесло? Куда?! Ты что, действительно потащилась одна в город?! Ярая, я же предупреждал!
– Когда мы вышли, всё было тихо, и… Сабир! Охранник! – вскинулась я. - Он же был со мной! А я очнулась, и… Я не подумала совсем. Шад, найди его! Он мне несколько раз жизнь спас, он…
– Да нашли мы твоего Сабира, живой, – вздохнул он, и я опять расслабленно осела на его плечо. – Пострадал сильно, но жить будет. Мы как раз через то место, где он лежал, прошли, когда тебя искали. Там орудие стояло с расчётом, по нему и ударили, а вы рядом оказались. Предки! Ярая, я же просил тебя не покидать посольство!
Одновременно с этим возмущённо прострекотало где-то внизу, и мне на живот, заставив охнуть от внезапной тяжести, запрыгнул увесистый Занг. Опять негодующе cтрекотнул, обнюхал лицо, чихнул прямо в нос и несколько раз его лизнул. Я почувствовала, как Шад поцеловал меня в макушку, и не удержалась от улыбки. Погладила эхо между ушами. Мне было хорошо, и думать о неизбежном и дурном не хотелось.
– Ну вот и ты туда же, - укорила я Занга и ответила его хозяину: – Это спонтанно вышло, я не думала, что всё начнётся прямо сегодня. А потом как-то… поздно уже было возвращаться. Я рассчитывала, что Саттар дойдёт до Шаисты, расскажет ей, что корону пытаются вынести, а она скажет тебе, и ты что-то придумаешь. Это ведь она тебя отправила?