Притяжение I (СИ) - Романова Екатерина Ивановна
Он наклонил меня так, что я полностью легла на стол грудью, а сам, наслаждаясь зрелищем и держа обеими руками за ягодицы, имел. Порочно, пошло, но так искусно, что все внутри трепетало от удивительных ощущений. Он гладил мою спину рукой, а казалось лезвием. Мурашки пробежались от затылка до низа живота. Больно сжав мои ягодицы, и, не переставая входить в меня, Генри нашел мой анус. Господи, неужели он… прежде, чем я успела возмутиться или смутиться, вырвался предательский стон наслаждения. Мужчина мягко массировал меня там, легонько вводя палец внутрь. Неужели можно настолько остро чувствовать его внутри себя? Я была на грани, ощущая его везде одновременно.
– Господи, Генри…. Пожалуйста…
Воздушный шар раскачивался из стороны в сторону, но мне было наплевать, даже если мы сорвемся и полетим вниз. Сейчас не существовало ничего, кроме Генри, меня и нашего наслаждения. Палец стал более требовательным, я крутила попкой навстречу ему и члену, уже не понимая, что доставляет большее удовольствие, уже находясь на грани потери сознания. Толчок, другой, третий, его низкие стоны, полные вожделения и, распахнув глаза, я понеслась навстречу яркому солнцу, позволив себе не только бурно кончить, но и издать при этом звуки, совершенно не подобающие леди. Через несколько толчков, он излился внутрь меня и мы упали на столик, крепко прижимаясь друг к другу и тая от удовольствия. Едва восстановив дыхание, Генри помог мне подняться и, приведя себя в порядок, помог мне поправить сарафан.
Восхищение в его глазах было наивысшей наградой за все трудности, что я переживала из-за него и за все пролитые слезы. За этот взгляд я готова на все. Обняв мое лицо, Генри вглядывался в него, будто раньше не видел. Будто что-то хотел найти.
– Что ты делаешь? – я смутилась.
– Хочу запомнить тебя такой, какая ты сейчас, – серьезно проговорил он. – Восторженной, с выражением абсолютного счастья. Надеюсь, что вся наша жизнь будет состоять из таких моментов, – целомудренный, полный благодарности, ласки и нежности, поцелуй.
– На память надейся, а сам не плошай! – заявила я, щурясь от удовольствия, и достала телефон. – Фото на память?
Слава богу, что я захватила с собой сумочку. Мы фотографировались вместе, на фоне неба и солнца, на фоне играющих ласточек и пушистых облаков. Я не забыла запечатлеть все, что вижу, но, в основном на фотографиях был он, я и мы вместе. И мои волосы, неизменно врывающиеся в кадр благодаря сорванцу-ветру.
Полет длился почти час и, умело натягивая какие-то веревки, что-то вещая про клапан и разницу в плотности воздуха, мой мужчина уверенно возвращал нас с небес на землю. Мне отчаянно не хотелось спускаться. Там, внизу, все по-настоящему. А наверху время словно застыло. Будто мы одни во вселенной и никто не может помешать нашему чистому счастью, разделенному надвое. Нет, не разделенному. Умноженному надвое. Словно наверху наши души чисты, а любовь свята. Чем ближе земля, тем меньше моя улыбка. При приземлении я уже разве что не рыдала, что волшебство закончилось.
Помогая мне выбраться, Генри улыбнулся, и эта улыбка разом отринула все грустные мысли.
– Ты как маленький ребенок, не желающий идти в ванну. Сначала не загонишь, а потом – не выгонишь!
– Мистер Эллингтон. Я вас люблю, – заявила я. И, не желая ничего слышать в ответ, действительно, как ребенок, подпрыгивая от удовольствия, побежала в сторону машины. Вокруг удивительно прекрасный, чистый воздух, светит ласковое солнце, мы пережили удивительное приключение, а рядом – любимый, которому я принадлежу. Большего счастья и придумать сложно.
Когда железный зверь неумолимо приближал нас к порождению индустриального мира – городу, мой индикатор тревоги работал на всю катушку. Да что же такое, ведь все нормально! Чего я боюсь? Что за предчувствие гложет меня? С ним каждый миг тревога, словно ступаешь по хрупкому льду, который в любую минуту может предательски треснуть и отдать тебя бездне. Да, сложно вернуться с небес на землю. Сложно осознавать, что легкость бытия – всего лишь напускное и проблемы, трудности и дилеммы никуда не делись. Но главное, что Генри рядом и мы решили попробовать.
Автомобиль остановился возле моего подъезда. Раскаленный свинец тревоги разлился в груди.
– Бернард заедет за тобой в шесть вечера. Я буду ждать тебя в семь. Только ты, я, прекрасная музыка, вино и…
– И? – я многозначительно улыбалась, предвкушая.
– И много, много, много любви, – с каждым словом он покрывал мою шею мягким трепетным поцелуем. Я закрыла глаза и таяла от его ласки, разве что не мурлыча. Теперь моя очередь устраивать сюрпризы. Попрошу Одри мне помочь, приеду пораньше и покажу все, на что я способна! Готовьтесь, мистер Эллингтон. После сегодняшнего вечера вы навсегда забудете о существовании вашей Шарлин!
– Ой, ой, подруга, я не надела солнцезащитные очки, осторожней! – удивленный вопль Одри встретил меня на пороге. – Иди сюда, – она стиснула меня в крепких объятиях.
Выглядела Одри вполне себе хорошо, несмотря на столь сложное для нее расставание с Кристофером. Конечно, помятая пижама и красные глаза свидетельствовали о свидании с бесконечной плеядой мелодрам под одеялом, но это говорит о выздоровлении. Не могу сказать, что не была рада этому расставанию. Что расстались – рада. Что Одри страдает – не рада. Но переживет. Это к лучшему. В ее ситуации – однозначно. Порочные отношения всегда необходимо прекращать, иначе они приведут к необратимому уничтожению личности. Жаль только, что изнутри распознать являются ли отношения порочными – крайне сложно. Как отличить одержимость от любви? Как понять чужую душу? Ведь за «люблю» может скрываться столько всего… мне ли не знать.
– Сияешь словно новенькая купюра! Сходу вижу – раскупорил-таки тебя наш мистер Эллингтон!
– Одри! – возмутилась я, ответив ей ярко пылающими щеками.
– Ну что, Одри? Я видела тебя в таких местах и в таком виде, после чего полагается жениться! Нашла чего стесняться. Трахаться – прекрасно!
Я покраснела еще сильнее.
– Подруга, что тебя смущает?
– Я бы назвала это – заниматься любовью, предаваться усладам, но не так…
– Грубо? Вульгарно?
– Да, – сдержать счастливую улыбку было невозможно. Казалось, счастье льется изнутри меня. Хотелось обнять весь мир и разделить с ним трепет настоящего момента.
– Но это жизнь! – обнимая меня за плечи, подруга повела на кухню. – Она такая и есть. Все, кто ждет любви, конфетно-букетного периода и принца на белом коне – жестоко платят депрессиями и разбитыми мечтами. А еще разочарования, несбывшиеся надежды и так далее. Ну, давай, рассказывай!
Меня усадили за стол, налили мне чай, поставили розетку с вареньем и вазочку с печеньем. Спасибо подруге, ведь я летала в облаках после нашего прощального поцелуя с Генри и находилась на седьмом небе от счастья. Там, высоко-высоко на воздушном шаре. Мне стольким хотелось поделиться с Одри, но я понимала, что не следует быть эгоисткой. Мое счастье сейчас, моя радость могут больно по ней ударить.
– Просто я решила дать нам шанс, – глупая улыбка, которую спрятала в чашке с чаем.
– Вы же помолвлены, – хмыкнула девушка, кусая печенье. – Какой шанс еще нужен?
– Ну, я имею в виду,… не знаю, – сложно объяснить, не рассказывая ей всего.
– Ладно, ладно, – прожевав, она изложила факты. – Я все поняла. Трепетная девственница боялась первого раза. Была не уверена. Мужик тебя чпокнул, тебе понравилось, растаяла и поняла, что созданы друг для друга, верно?
– Если отбросить цинизм, вульгаризмы и жаргонизмы, то да, все именно так. Надеюсь, ты не употребляешь подобные термины в своих статьях?
– У меня выходной. Или два. Или неделя, – девушка отвела взгляд и тряхнула золотыми кудряшками. – Не знаю. Я сказала, что мой муз попал в реанимацию, и я временно буду недоступна. Какие планы?
Она перебралась в кресло и, поджав ноги, уставилась на меня. Я поделилась своей задумкой с подругой. Желая сразить мистера Эллингтона, я хотела приехать к нему пораньше, ведь его дома не будет. Сама приготовлю ужин, расставлю свечи, ароматические палочки, надену самое красивое нижнее белье и мы проведем с ним вечер, после которого он не сможет думать ни о ком, кроме меня. Я доведу его до исступления. Стану для него альфой и омегой. Стану его началом и концом, грехом и благословением. Стану его дыханием и жизнью.
