Помещицы из будущего (СИ) - Порохня Анна
«Мне всего лишь двадцать пять лет, я очень крепок, поэтому займусь заселением земли своей. Через каких-нибудь десять лет я буду отцом нескольких сот своих крепостных, а через пятнадцать пущу их в продажу. Никакое коннозаводство не даст такой прибыли».
Так что Демьян для всех - обычный холоп. Пусть вольноотпущенный, но холоп. А теперь давай решать, как быть. В этом времени не получится с холопом родичаться!
- Ничего себе! – возмущенно воскликнула Таня. – Своих детей продавать?! Ну и нравы… Послушай, по крайней мере, мы можем хоть как-то облегчить ему жизнь.
- Пока мы сами не хозяйки своей жизни, - грустно ответила я. – Если что-то наладится, то, конечно, и о нем не забудем.
Вернувшись домой, мы провели в нервном ожидании около часа. И когда под окнами послышался стук копыт, взволнованно переглянулись. Итак, именно сегодня все поменяется. В совершенно другую, неизвестную сторону. И только Бог знает, чем это закончится.
Глава 43
Это был Павел Михайлович Головин собственной персоной. Он вошел в гостиную уверенным, пружинистым шагом, что явно говорило о его хорошем самочувствии.
- Добрый день, барышни, - Головин слегка склонил голову, отчего одна темная прядь упала на его высокий лоб. – Что-то случилось?
Мужчина был одет в темный сюртук, под которым виднелись атласный жилет и белоснежная рубашка. Строгий вид подчеркивали идеально уложенные волосы и прямая спина. У него была идеальная выправка, словно он много лет служил в армии. Хотя, возможно, так оно и было.
- Ничего страшного не произошло. Нам нужно поговорить, - ответила я, затолкав свое волнение как можно глубже. – Это касается вашего предложения.
- Я оставлю вас, – Таня поднялась с софы. – Пойду нянюшку поищу.
Подруга незаметно подмигнула и вышла из гостиной.
Головин молча ожидал, когда я начну говорить, а мне было тяжело собраться с духом.
- Павел Михайлович, я решила принять ваше предложение руки и сердца, - я сразу начала с главного. – Обстоятельства закручиваются таким образом…
- Я понимаю вас, - он вдруг шагнул ко мне и резко опустился рядом. Большая рука Головина накрыла мои руки, согревая своим теплом. – Не стоит мне объяснять причины вашего согласия. Я рад, что вы приняли правильное решение.
Мое сердце выскакивало из груди. Но происходило это не от чувств к этому человеку, а от того, что я делала серьезный шаг, который тем или иным образом повлияет на наше с Таней будущее. А еще меня пугали вот эти вот большие руки с аккуратно подстриженными ногтями… Неужели это намек? Ласка, скрывающаяся за вроде бы безобидным жестом?
- Елизавета Алексеевна, вы так бледны, так испуганны… Не стоит бояться своего решения. Я еще раз повторю – я не стану требовать от вас исполнения супружеских обязанностей. Вы молодая девушка, а я намного старше вас… Никогда не понимал стремления своих ровесников жениться на юных особах. Сломать цветущий бутон ради своих низменных желаний… Когда я покину этот мир, вы еще будете молодой цветущей женщиной и сможете построить свое счастье по собственному разумению.
- Не стоит хоронить себя раньше времени… - промямлила я, стыдясь своих мыслей по поводу этого человека. – Вы хорошо выглядите…
- Благодарю! – засмеялся он, демонстрируя ровные крепкие зубы. – Но поверьте, мой внешний вид обманчив и, увы, внутри не все так хорошо, как снаружи.
- Когда мы сможем объявить о помолвке? – я решила обойти неприятную тему его болезни.
- Не беспокойтесь об этом. Я разошлю приглашения на наше обручение, которое состоится в вашей усадьбе. Завтра к вечеру все соседи будут знать о моем намерении жениться на вас, - ответил Головин. – Но самым главным является церковное оглашение нашей будущей свадьбы. Мы с вами должны сообщить о предстоящем событии священнику, чтобы он три дня по окончании литургии объявлял прихожанам наши имена.
- На обручении будут присутствовать Потоцкие? – мне не хотелось видеть неприятные лица в своем доме, но Головин подтвердил, что они все-таки явятся.
- Так положено. Они, конечно, могут найти причину, чтобы не присутствовать, но мне кажется, Потоцкая обязательно приедет. – Павел Михайлович усмехнулся. – Не волнуйтесь, Елизавета Алексеевна, больше вас никто не посмеет обидеть.
- Надеюсь, так и будет, - я вздохнула и отвернулась, скрывая облегчение. Но Головин, видимо, понял это по-своему.
- Лиза… вы все равно беспокоитесь о чем-то… И похоже, я знаю причину этого волнения. Посмотрите на меня.
От его слов у меня все похолодело внутри. Что он имеет в виду?
Медленно повернувшись, я смело посмотрела в его глаза. Взгляд Головина был уставшим, но по-отечески теплым.
- Что-то произошло между вами и Александром Потоцким?
О Боже…
- Послушайте меня, я хочу вам сказать нечто важное, - продолжал тем временем Павел Михайлович. – Даже если случилось то, что уже нельзя исправить, вы все равно можете рассчитывать на мою поддержку и защиту.
- Откуда вы знаете? – осторожно поинтересовалась я. Интересно, какой информацией он располагал?
- Я случайно увидел вас и этого прощелыгу у старой мельницы… - было видно, что Головину неловко говорить об этом. – Простите, что приходится смущать вас такими нелицеприятными подробностями.
Я покраснела, испытывая жгучий стыд за настоящую Елизавету Алексеевну. Дура! Какая же дура… Значит, все-таки что-то было… Что ж, зато теперь будет легче открыться, в случае, если беременность подтвердится.
- Все. Давайте закончим этот разговор, - он вдруг обнял меня и прижал к своей груди. От его сюртука слегка пахло табаком и ландышем, что вызвало у меня легкую улыбку. В эти времена духи не разделяли на мужские и женские. Что ж… ландыш не такой уж плохой выбор. – Я сказал все, что хотел, а остальное оставим в прошлом.
- Батюшки святы! – раздался громкий возглас Аглаи Игнатьевны. – Пресвятые угодники!
Я отпрянула от груди Павла Михайловича, а он ничуть не смутился. Поднявшись, Головин подошел к нянюшке, за спиной которой стояла улыбающаяся Таня, и с улыбкой сказал:
- Аглая Игнатьевна, Софья Алексеевна, хочу сообщить вам, что Елизавета согласилась стать моей женой.
- Как это женой? – нянюшка побледнела, и Таня подхватила ее под локоть. Она усадила старушку рядом со мной на софу, подложив под спину подушечку.
- Тебе плохо, нянюшка? Может, водички принести?
- Не надо… Ох, это от радости… - выдохнула она, протягивая руки к Головину. – Спаситель вы наш! Благодетель!
Павел Михайлович взял ее сморщенные ручки в свои ладони и легонько сжал.
- Обещаю, что стану беречь вас как зеницу ока.
Аглая Игнатьевна кинулась целовать ему руки, и мы еле оторвали ее от смеющегося Головина.
- Ну, ну… Хватит! Что это вы удумали?
- Теперь моих голубок никто не посмеет обидеть! Пусть только попробуют! – нянюшка вытерла слезы передником. – Вот так вот! Мы тоже могем!
На ее лице появилось воинственное выражение, что вызвало смех у всех нас. Аглая Игнатьевна приосанилась, ее седые бровки встали домиком, а нижняя губа оттопырилась.
- И неча теперя туточки шастать!
Она еще долго не хотела отпускать Павла Михайловича. Потчевала его капусткой, блинами со сметаной, поила травяным чаем, а он все это ел с большим удовольствием. У меня немного отлегло от сердца, и даже появилась уверенность, что все будет хорошо.
Когда Аглая Игнатьевна помчалась за очередным угощением, я решилась поинтересоваться о Демьяне. Может Головин лучше объяснит его положение? Читать и знать точно - две большие разницы.
- Скажите, Павел Михайлович, а дети, рожденные от крепостных, имеют какие-нибудь права?
Я не стала называть имен, но он сразу догадался, о ком я говорю.
- О Демьяне переживаете? Но поспешу успокоить вас, он никоим образом не сможет претендовать на имущество. Даже если дворянин пожелает признать своего незаконнорожденного отпрыска, то все равно не имеет права передать ему свое звание, и обязан приписать его к своим крепостным крестьянам. – Головин, видимо, подумал, что мы боимся, как бы ни пришлось делиться с Демьяном. - Законом запрещено вводить незаконнорожденных в наследство и "в фамилию", препятствуя распространению сословных дворянских привилегий на "недостойных" граждан. Могу вам даже процитировать пояснение к этому закону: "Благородными разумеются все те, кои или от предков благородных рождены, или монархами сим достоинством пожалованы".
