Александр Арбеков - О, Путник!
Моё войско состояло из тяжёлой пехоты с длинными копьями и щитами, стоявшей четырьмя ровными монолитными шеренгами впереди двух шеренг знаменитых лучников Первого Острова. За ними выстроилась доблестная Имперская Гвардия, пешая и конная. Фланги прикрывала тяжёлая кавалерия. За Гвардейцами находилась лёгкая кавалерия, предназначенная для возможного полного разгрома отступающего врага. Вот только будет ли это отступление и вожделённый разгром?! Чёрт его знает… Карту определяем не мы, а Бог. Или нет?
Все Бессмертные, а также Ускоренные, наскоро слепленные в секретных лабораториях Агентства по Контактам, и обученные Мастером Тосинари, находились в рядах Имперской Гвардии, придавая ей дополнительную силу. Как там ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, КОНСУЛ и ГЛАВА? Наверное, задумались, наконец-то, всерьёз о странностях судьбы, и о ценности жизни, и о перипетиях бытия!? Что же, посмотрим, чего вы все со своими соратниками стоите!
Наш противник выбрал иную схему построения своей армии. Впереди была размещена тяжёлая конница, закованная в блестящие доспехи. За ней укрылись лучники и арбалетчики, далее стояла тяжёлая пехота и лёгкая конница. Что же, у каждого своё видение и понимание тактики ведения боя. Посмотрим, кто окажется прав.
Между тем ветер усилился. Море утратило свой дремотный покой, на его поверхности появились лёгкие волны. Напряжённую тишину вдруг нарушил ПОЭТ.
— Сир, перед этим грандиозным сражением Вам следует соблюсти добрую и старую традицию.
— Какую же это? — усмехнулся я.
— Сир, Вам необходимо что-нибудь произнести перед решающей битвой. Летопись требует продолжения, не смотря ни на что.
— Барон, Вы уверены, что будет продолжение?
— Абсолютно уверен, Сир, — весело воскликнул ПОЭТ. — С нами Бог!
— Эх, дружище, неужели ПРЕДСЕДАТЕЛЬ по этому поводу с вами не разговаривал!? — удивился я.
— По какому поводу, Сир?
— Так, так, так… — усмехнулся я. — Может быть, он и был прав. Зачем тревожить лишними мыслями и сомнениями трепетную, сомневающуюся и метущуюся душу моего Придворного Поэта и Летописца.
— Да о чём же Вы, Сир!?
— О БОГЕ, мой друг, о БОГЕ. Боюсь, что в данный момент он не с нами и не против нас. Он где-то посередине между врагом и нами. Вот такой странный и совершенно неожиданный расклад.
— Вот как, Сир? — весело произнесла МАРКИЗА, незаметно подошедшая ко мне. — И откуда же такие сведения?
— Вы тоже не в курсе, сударыня? — я легко соскочил с коня, снял с правой руки МАРКИЗЫ железную перчатку и нежно поцеловал её тонкие, но сильные пальчики. — Простите меня за всё, даже за то нехорошее, что я замыслил, но не успел осуществить. Я очень сильно виноват перед вами, но не судите меня строго, милая. У каждого свой характер и натура. Я вас люблю! Если сегодня линия Вечности для нас прервётся, то так тому и быть. Нам есть, что вспомнить, не так ли?
— Конечно… Конечно же! Бог простит, Мой Король, — по щекам девушки потекли слёзы. — А если не простит, то я давно уже Вас простила. К чёрту Вечность! Я готова пожертвовать ею всего за несколько счастливых часов, проведённых с Вами!
Я привлёк МАРКИЗУ к себе, обнял её и поцеловал влажные губы, ощутил волшебный запах ей волос. Потом я отстранил девушку от себя, глубоко и с наслаждением вдохнул пряно-солёный воздух, вскочил на БУЦЕФАЛА, крепко сжал рукоять ЭКСКАЛИБУРА, искоса взглянул на своих спутников. Почти все они печально отвернулись в сторону. Только ШЕВАЛЬЕ смотрел на меня прямо, твёрдо и жёстко, но глаза его были подозрительно влажны. Слегка влажны…
— Да что же это такое, Ваше Величество! — возмущённо и громко произнёс юноша. — Извините за некоторую резкость тона, но нам сейчас следует думать совсем о другом! Сир, не стоит расслабляться! Впереди битва и победа, которую мы, конечно же, одержим!
— Сир, Летопись ждёт, — вежливо напомнил ПОЭТ.
— Да что же это такое!? — возмутился я. — Чёрт с нею, с этой пустой болтовнёй! Какой нам толк от того, что какие-то наши или не наши мысли останутся нетленными в веках!? Какое нам до этого дело, если вдруг сгинем мы бесследно после битвы, исчезнем из ткани мироздания!?
— А если не сгинем, Сир? — вмешался в разговор ТОСИНАРИ.
— Ну, — это же совершенно другое дело! Ладно, сдаюсь, — засмеялся я. — Дайте подумать…
— Ну, ну, Сир…
— Так вот, для начала кое-что из Чжуан-цзы. Это для вас, Учитель.
— Благодарю Вас, Сир.
— Что такое Чжуан-цзы? — спросил ШЕВАЛЬЕ.
— Не что, а кто! — возмутился ТОСИНАРИ. — Чжуан-цзы — это великий китайский философ и даосский мудрец.
— Понял, — опустил глаза ШЕВАЛЬЕ и покраснел.
— Кстати, а как закончился тот знаменитый турнир, в котором вы оба, насколько я помню, принимали участие? — я вопросительно посмотрел сначала на юношу, а потом на старца. — Всё забываю спросить.
— Сир, увы, я проиграл, — ещё больше покраснел ШЕВАЛЬЕ.
— Как это проиграл!? — нарочито громко удивился и возмутился БАРОН. — Ты посрамил честь своего рода, а значит и мою честь! Мастер ГРОМ, если я не ошибаюсь, вы были учителем этого юнца?
— Был. У ШЕВАЛЬЕ блестящие способности. Он боец от Бога. Ума не приложу, как это вообще могло произойти, — также нарочито печально и скорбно произнёс ГРОМ. — Странно, однако. Беда, беда… Вот вам и Мастер Меча.
— Отстаньте от мальчика! — вспыхнула МАРКИЗА. — Вы, двое придурков!
— Я был всего лишь чуть везучее, — скромно произнёс ТОСИНАРИ.
— Господа, о чём мы сейчас говорим, опомнитесь! — закричал ПОЭТ. — Близится великая битва между добром и злом! Наступает миг истины! Вы мешаете Императору сосредоточиться!
Все притихли. Я внимательно взглянул на вражеское войско. Там наметилось определённое оживление, а потом возникло конкретное движение.
— Так вот, когда пришёл час смерти Чжуан-цзы…
— Сир, начало мне решительно не нравится, — прервала меня МАРКИЗА.
— Сударыня, помолчите, пожалуйста, хоть сейчас — пророкотал БАРОН и смерил девушку таким взглядом, что она быстро спряталась за Жеребца ШЕВАЛЬЕ.
— Так, вот, — невозмутимо продолжил я. — Чжуан-цзы лежал на смертном одре, и ученики уже собирались устроить ему пышные похороны. Чжуан-цзы сказал: «Небо и Земля будут мне внутренним и внешним гробом, солнце и луна — парой нефритовых дисков, звёзды — жемчужинами, а вся тьма вещей — посмертными подношениями. Разве чего-то не хватает для моих похорон? Что можно к этому добавить?». «Но мы боимся», — отвечали ученики, — «что вас, учитель, склюют вороны и коршуны». Чжуан-цзы сказал: «На земле я достанусь воронам и коршунам, под землёй пойду на корм муравьям и червям. У одних отнимут, а другим дадут. За что же муравьям и червям такое предпочтение?».
