Карен Монинг - В оковах льда
Холод врезается в меня, режет меня, полосует, замораживает.
Холод приобретает новое значение, и, как только я понимаю, что это сложное состояние бытия, в котором я могу существовать, он оборачивается вокруг меня, и я горю. Мне жарко, так невыносимо жарко, что я начинаю срывать с себя одежду, но не могу сделать это достаточно быстро, потому что чувствую себя толстой, медленной и глупой и понимаю, что как-то выпала обратно в медленный режим!
Это случилось, когда я к ней прикоснулась? Поэтому он говорил мне ничего не трогать? Стоит потрогать, и тебя вынесет из скоростного режима? Если так, то откуда он знает? Его тоже когда-то вышибло, и он понял? Тогда почему его не убило?
Тут слишком холодно для медленного режима — реально как в открытом космосе.
Я пытаюсь снова стоп-кадрировать.
Падаю на колени. Слишком долго, наверное, ждала. Может, даже секунды, в которую я выпала, было много.
Боже, пол такой холодный! Больно, больно, больно! Я только что подумала «боже». Я не пользуюсь этим словом. Я что, верю? Я нашла веру здесь, на коленях, сейчас, в самом конце? Мне это кажется ересью. Не хочу умирать еретичкой. Я начинаю хихикать. Я не дрожу. Мне жарко. Мне очень жарко.
И даже сейчас я внимательно впитываю детали. Любопытство. Кошка умирает. Может и умереть. Тут вакуум. Что-то не так, чего-то не хватает, я не заметила этого отсутствия на скорости, а теперь не могу понять, чего именно нет. Все вокруг меня, люди и вещи, они ощущаются… какими-то плоскими, им не хватает критически важного ингредиента, который придал бы им многомерности.
— Ри… — я не могу выговорить его имя.
Я слышу, что он кричит, но не понимаю слов, и звуки странные. Словно он говорит сквозь подушку.
Я пытаюсь вылезти из джинсов. Я должна их сбросить. Они холодные, такие холодные. Нужно снять одежду. Она замерзла и жжет мне кожу. Он борется со мной, пытаясь не дать мне раздеться. Отвали, не мешай, пытаюсь сказать я, но ничего не выходит. Мне нужно их снять. Если я их сниму, со мной все будет хорошо.
И я могу думать только о…
Помоги мне! Кричу я мысленно.
Мое сердце сдает. Оно собирает все силы для последнего яростного удара, но получается только мягкий толчок.
Я не могу так умереть. У меня есть дела. Мое приключение только началось. Но все темнеет. Я вижу Смерть. Не сильно-то она впечатляет. Как кувалда.
Вот дерьмо. Я знаю, что такое трупное окоченение. Я знаю, что мое лицо застынет. Я выбираю — как.
И хохочу, поднимая смех из тех глубин, где я почти всегда смеюсь, потому что быть живой — чуваки! — это лучшее в мире приключение. Шикарная была поездка. Короткая, но потрясающая. И никто не может сказать, что Дэни Мега О’Мелли не жила, пока была здесь.
Никаких сожалений!
Дэни ушла.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
«Жаркая детка в городе»[25]
Я на минуту теряю их из виду, отвлекаюсь на женщину Невидимых на улице, у нее есть дополнительные части тела, которые горцу во мне кажутся отвратительными, а вот принц считает их более чем нормальными. Секс стал чертовски странным. Невероятным. Но странным. Она в нескольких кварталах к югу от церкви и испускает такое облако феромонов, что мой член прижимается к животу, и к тому моменту, как я понимаю, что происходит с Дэни, у меня появляется еще одна причина ненавидеть Риодана и весь этот гребаный мир, словно мне мало было причин.
— Нет! — реву я, срываясь к краю крыши. Вот что плохо в состоянии полукровки. Горец во мне хочет бежать на лестницу. Принц Невидимых хочет воспользоваться крыльями.
Жаль, что у меня их пока нет.
Сердце принимает решение без меня и стремится к ней самым быстрым из возможных способов.
Я прыгаю.
И ругаюсь, пролетая четыре этажа и готовясь к удару. Что бы она ни думала, телепортироваться я пока не умею, и у меня нет возможности сократить полет. Ну какой идиот ломает себе все кости в тот самый момент, когда он больше всего нужен девушке? До сих пор я радовался, что еще не телепортируюсь. Мне казалось, что это будет переломная точка, точка невозврата. День, когда я смогу силой мысли появляться и исчезать, станет днем, когда я перестану быть человеком.
Я дергаюсь в воздухе, пытаясь приземлиться на ноги.
И удивляюсь, когда получается. Каждый день я узнаю о себе что-то новое, в основном отвратительное, но этой перемене я радуюсь. Мой центр тяжести сместился. Я идеально переворачиваюсь и перегруппировываюсь. Кости, похоже, приобрели невероятную, резиновую упругость. Колени слегка сгибаются, нечеловеческим способом гася силу столкновения. Я приземляюсь грациозно, как кошка. Я смотрю вниз, на свои ноги, которые не повреждены и отлично функционируют, и единственное, о чем я могу думать, это — мать же вашу, я только что упал с четвертого…
— ВЫНОСИ ее оттуда! БЫСТРО, идиот проклятый!
Моя голова дергается вверх.
Какой-то подросток в очках стоит у церкви, заглядывает внутрь и кричит на Риодана. Понятия не имею, кто он такой и откуда взялся. Но он только что сказал мои слова, хотя я бы пропустил слово «проклятый» и добавил куда больше мата.
Паренек сжимает руки в кулаки и почти распластывается у дверного проема. Лицо и волосы покрыты инеем, его колотит крупная дрожь.
Я прохожу мимо, плечом сдвигая его в сторону.
— Ты ей не нужен. Бесполезный человек. Сгинь.
Он рычит на меня.
Я смеюсь. Смотреть мне в лицо и рычать может не всякий.
— Хвалю, малыш. А теперь свали отсюда куда-нибудь и умри там, пока я не решил оторвать твои железные яйца и засунуть их тебе в глотку. — Я захожу в церковь, чтобы спасти Дэни и убить Риодана за то, что принес этот драгоценный цветок в арктическую зону.
Холод врезается в меня, как кирпичная стена, и останавливает. Кожу тут же покрывает толстая корка льда. Я напрягаю мускулы, лед трескается и осыпается осколками на пол. Я делаю еще один шаг и снова замерзаю, на этот раз на середине движения.
Я провел маленькую вечность в тюрьме Невидимых и никогда не сталкивался с такой проблемой, а там было нечеловечески холодно. Я наполовину принц Невидимых. И я не думал, что где-то может оказаться слишком холодно для меня. Как так вышло, что этот урод Риодан может с этим справиться, а я не могу?
Я снова шагаю и снова леденею, ломаю лед и отступаю на шаг. Превратившись в ледяную статую, я буду для нее бесполезным. Я не понимаю, как это происходит. Холод Королевства Невидимых выморозил мне душу и заставил меня ненавидеть жизнь. Но этот — хуже. Ни за что бы не поверил, что бывает хуже. Что-то знакомое чудится мне в этом месте, в этой сцене, этом холоде. Дежавю. Я ненавижу этот холод. Мне плохо от него до самых костей. Пусто, выпотрошенно… испорченно. Я щурю глаза, оглядываясь.
