Ненавистная пара (СИ) - Чередий Галина Валентиновна
Вернувшись к столу, Кририк принес большой моток толстой веревки, приличных размеров чашу с кусками тряпок, нож, с щербатым лезвием и корявой рукояткой из узловатого куска дерева, и кучу оборванных с его домашних кустов листочков.
— Ложись на стол, женщина, — велел он Летэ и кивнул Гаррету: — А ты помоги мне как следует связать твоего прима, юноша.
— Связать? — вскинулись мы с Летэ синхронно.
— Связать-связать, — повторил маг и по-дурацки захихикал в бороду, зыркая темными зенками, будто в предвкушении. — То, что я стану делать, будет совсем-совсем не в радость твоей паре, а я хочу не только выжить — мне вечером все части тела на своих прежних местах будут весьма кстати.
— Еще скажи, что у тебя свидание намечается, — ухмыльнулась моя истинная, забираясь куда велено.
Вытягиваясь на твердой столешнице, она поморщилась, явно испытывая дискомфорт в теле.
— Я о своих женщинах не распространяюсь, — гордо выставил вперед кудлатую бороду Кририк и приподнял брови, болтая передо мной мотком веревки, как бы намекая, что время идет.
— Женщинах? — хмыкнул Гаррет. — Во множественном числе?
— Зависть — плохое чувство, молодой волк, — невозмутимо отмахнулся маг и после согласного кивка начал-таки меня опутывать.
— А врать — плохая привычка, дяденька, — парировал мой бейлиф.
Мне было плевать на их препирательства, зато чем дальше, тем больше нервировало беспомощное, пусть и легко преодолимое, положение. Кусок веревки был каким-то бесконечным, и вскоре я оказался опутан от шеи и до самых ступней. Как младенец в тугих пеленках или же бесова куколка будущей бабочки.
— Положи своего прима на пол недалеко от очага и уходи, — отдал приказание Кририк, но, естественно, Гаррет вопросительно уставился на меня.
— А что, кровать зажал? — насупился я.
— Кровать еще сегодня может пригодиться.
— Я в углу посижу? — спросил у меня бейлиф.
— Нет уж! — не дал мне ответить маг. — Ты ведь, не задумываясь, выполнишь его любое указание. А оно мне надо? Выметайся!
— Иди, Гаррет, — велел, поерзав на гладком камне, и добавил совсем тихо: — Что зверю эти веревки?
Верный друг еще немного потоптался и, сказав беззвучно «я рядом», ушел. И тут же хорошо различимый изнутри пролом-вход в стене затуманился и исчез вовсе. Так. Что-то меня это нервирует все больше. Я смотрел на Летэ, насколько позволяло мое расположение на полу. Она в целом вроде была спокойна, сложила руки на груди и косилась на ходившего туда-сюда и бормотавшего под нос мага, но от меня не ускользнуло, как напрягалось ее тело, как только Кририк слишком приближался.
— Ну долго еще? — наконец не выдержала она.
— Ага. Прямо сейчас, — хмыкнул волшебник и вдруг молниеносно подскочил к ней, схватил за руки и насильно вытянул их в стороны. И прежде чем Летэ успела даже пикнуть, ее запястья намертво обвили какие-то бешеные, невесть откуда взявшиеся лианы.
Моя истинная закричала, как-то страшно, истошно, пытаясь взбрыкнуть, но ее лодыжки захлестнуло такими же живыми оковами. Еще пара толстых побегов зафиксировало грудь и лоб, так что она теперь даже головой не могла мотнуть. Только продолжала кричать, почти не переводя дух. Так кричат, только испытывая жуткую боль. Я сам уже мало что соображал, извиваясь в тщетных усилиях порвать веревки, что, чудилось, становились только крепче и туже от этого. Из моего рта извергалось бешеное море ругательств и угроз, направленных на вероломного мага, едва ли не перекрывающее надрывные крики моей истинной. Как же они пытали меня, рвали на части, выворачивали все нутро наизнанку, ломая кость за костью. Ее боль, звучавшая в этих воплях, была самым мучительным, что мне случалось испытать за всю жизнь, и я почти ослеп от ярости и бессилия ей помочь. При этом бесновавшийся внутри зверь тщетно бился о клетку моей плоти, не в силах обратиться, выйти на волю, будто клятая веревка связала и его.
Меж тем невозмутимый Кририк растопырил пальцы над чашей, и из центра его ладони посыпалось ледяное крошево. Взяв одну из тряпок, он щедро сыпнул ледышек туда, завернул и положил в низ живота Летэ. Еще один такой пакет расположил над ее сердцем, у ступней, подмышек и последний умостил на ее лоб, частично закрыв и глаза.
— Тихо, бедная ты девочка, страдать недолго осталось, — расслышал я сквозь производимый нами шум.
А в ответ бывшая Зрящая обрушила на мага поток бессвязной речи, но в странных словах явно угадывался сам посыл. Как и я, она желала ему сдохнуть сотнями самых жесточайших способов.
— Ух ты, как близко! Аж мурашки! — хохотнул Кририк, словно происходило нечто чрезвычайно занимательное и забавное, и взялся за нож, склонившись теперь к шее Летэ.
И если я до этого думал, что она дико орет, то с этого момента начался настоящий ад. Она визжала, хрипела, как сжигаемая заживо, и так же с ней полыхал и я, окончательно теряя разум от ее страданий, в то время как уже почти покойный маг, почти уткнувшись носом в район ее горла, ковырялся, как если бы что-то выискивал.
Волосы моей пары набрали полнейшую черноту, голос осип, но от этого не казался менее преисполненным боли. Я ощущал себя измотанным борьбой с путами, как будто бился в них несколько дней кряду без остановки, и в голове пульсировало лишь одно: пусть она выживет.
— Ну слава Природе животворящей! — вскинул голову Кририк, радостно зыркнув на меня, словно призывал тоже ликовать его непонятной победе. — Ну чего ты так беснуешься-то, прим Лордар? Нашел я крайнюю нить ошейника. Сейчас вытащу, переделаю чуток, дам тебе над ним власть, и обратно вернем.
— Нет! — взревел я. — Просто вытащи эту дрянь! Вытащи, избавь ее от боли… от всего избавь!
— Уверен? — как-то совершенно без недавнего веселья спросил он, вперив в меня иной, тяжелый взгляд.
— Уверен! Освободи Летэ!
— Надо же, а я-то смотрел и думал, что в тебе поменялось, — фыркнул проклятый колдун, распрямляясь. — Оно вот что. Ну тогда можно прекратить действовать на нервы.
Он наклонился и прошептал что-то почти беззвучно на ухо Летэ, и она разом обмякла, похоже и дышать перестав. Взревев, я забился, охваченный неимоверным ужасом.
— Да уймись же ты! — приказал Кририк, начав странные манипуляции с ножом, будто наматывал нечто невидимое на лезвие. — Ну башка уже трещит! Все идет хорошо. Просто больше представления для пробуждения твоей совести не требуется.
Пару минут у моего воспаленного разума ушло на осознание им сказанного. Он… это все нарочно? Пытал мою Летэ, чтобы устыдить меня?
— Я же тебя убью, сраный ты маг, — пообещал я, вскипая теперь по новой причине. — Я такой способ для этого придумаю…
— Да не было больно твоей женщине! — огрызнулся он и дернул кистью с кинжалом вверх, словно торжественно завершая свои непонятные действия. — Это тьму в ней так корежило. Но скоро и она вся улетучится. Нет ошейника — и ничего эту мерзость в девчонке не удерживает.
Что он городит? Разве маги не надевали на Зрящих ошейники, чтобы как раз обуздать и удерживать в подчинении пробужденную тьму? Или и у этой медали есть другая, еще более гадкая сторона, на которой ошейник не позволял еще и утечь, испариться прочь тьме?
— Вон, гляди — красотень какая! — гордо выпятив бороденку, Кририк подхватил одну из влажных от таявшего льда прядей Летэ и показал мне. Рыжая. Настоящее червонное золото.
— Ну, на этом, в принципе, и все, — передернул плечами маг, как от холода. — Пойду-ка я подзаряжусь, а вы тут… расслабьтесь, повеселитесь. Ей сейчас это надо будет.
— Что значит пойдешь? А меня развязать? — опять заизвивался я жирной гусеницей.
— Будто ты и правда связан, — отмахнулся чародей-засранец и невозмутимо потопал к стене, причем совсем не той, где раньше был выход. — Кстати, я заодно и переломы ребер ей срастил и все болячки залечил. Ни в чем себе не отказывайте, ребятки. Секс — это прекрасно.
И только он исчез, как веревки обвисли, легко опадая с меня.
— Ну ты и гад! — прошипел я, бросаясь к своей паре.