Варвар-пришелец - Диксон Руби
Все оказалось сложнее, чем я думала. Мне жаль Вектала, который явно пытается посмотреть на ситуацию со всех сторон… а потом я злюсь из-за того, что мне жаль парня, который разлучил меня с моим мужчиной.
– У нас все иначе. Раахош уже резонировал со мной, когда похитил. Это не одно и то же.
Она кивает.
– В чем я и пыталась убедить Вектала, чтобы смягчить наказание. Поверь, Вектал очень расстроен, Раахош – один из его близких друзей. Его изгнание стало ударом и для Вектала. Даже сейчас он там, снаружи, пытается поговорить с ним, заставить понять, – она морщится. – Но твой мужчина… очень упертый.
– Все, что он понимает – это то, что вы нас разлучили, – разумеется, им не следует ожидать, что он будет в восторге от этого.
Джорджи кивает.
– Мне сейчас непросто, я хочу быть на твоей стороне… но Вектал – мой партнер. Я должна доверять его решениям, чтобы понять, как управлять племенем, иначе я подорву его авторитет.
Я вздыхаю.
– Боже, как все сложно.
– Знаю. Я пытаюсь сгладить ситуацию как могу, ты ведь понимаешь, – она рисует маленькие круги на воде.
– Да? – не уверена, что мне нравится, как это звучит.
Джорджи колеблется, затем глубоко вздыхает.
– Не злись, ладно? Просто знай, что я уже все уладила.
Я напрягаюсь.
– Ну, а теперь тебе лучше выложить все начистоту, иначе я не на шутку разозлюсь.
Ее лицо принимает страдальческое выражение, а затем она снова отжимает вьющиеся волосы.
– Так вот… Вектал хочет, чтобы ситуация разрешилась как можно скорее, чтобы все успокоились и вернулись к нормальной жизни. В племени есть несколько мужчин-вдовцов со взрослыми детьми…
– Ну уж нет, – рычу я. Я знаю, к чему она клонит, и говорю на это гребаное категоричное «нет». – Нет, нет и нет, черт побери!
– Он подумал, что они захотели бы взять себе девушку с ребенком, – спокойно объясняет она. – Но я сказала ему, что у людей так не принято, и все это плохо кончится.
– Не могу поверить, – взрываюсь я. – Ты это, черт возьми, серьезно? Раахоша изгнали всего день назад, а Вектал уже пытается выдать меня за другого!
Джорджи машет рукой, пытаясь заставить меня понизить голос.
– Он мыслит не как мужчина, у которого есть пара, – объясняет она, – а как вождь своего народа. Я спросила, как бы он себя чувствовал, случись подобное со мной, и он тут же закрыл эту тему.
Я обхватываю себя руками под водой, пытаясь сдержать дрожь. Это просто смешно.
Я должна найти выход из этой ситуации, и как можно скорее.
Племенные пещеры – настоящая пытка.
Во-первых, меня окружают счастливые пары, некоторые из которых срезонировали совсем недавно и до смерти влюблены друг в друга. Больно наблюдать, как Вектал ласкает руку Джорджи, пока она что-то плетет. Больно смотреть, как Ариана хихикает со своим приятелем. Даже при виде Майлак, передающей малыша мужу, меня охватывает дикая зависть.
Ночи, разумеется, еще хуже. В пещерах в основном тихо, но они не очень просторные, поэтому мы можем услышать, как кто-то, или даже несколько пар, занимаются сексом в своих пещерах. Бывает, что девушки в женской пещере начинают хихикать, когда до нас доносятся крики Джорджи, которые она не очень-то умеет приглушать. Но в основном это вызывает во мне ревность и тоску. Некоторые девушки по ночам украдкой выбираются из женской пещеры. Я их не виню.
Пока я наблюдаю за тем, как они шастают по ночам, у меня возникает идея.
Я жду, пока не наступит поздняя ночь и не станет совсем тихо. Затем выскальзываю из своего мехового гнезда (они «заботливо» предоставили мне место) и на цыпочках направляюсь в главную пещеру.
И, конечно же, придурок Аехако спит у входа в женскую пещеру. Он бросает на меня сонный взгляд и садится, когда я пытаюсь прокрасться мимо него.
– Куда направляешься?
– По нужде, – отвечаю я.
– Для таких вещей есть туалет, – комментирует он, поднимаясь на ноги.
– А ты-то куда? – спрашиваю я, пытаясь пройти мимо.
– Разумеется, иду за тобой.
– Боже, ты можешь меня не преследовать?
Он вздыхает и оглядывается, а затем тянет за собой в главную пещеру. Я с любопытством следую за ним. Он заводит меня в укромное место, а затем наклоняется и шепчет:
– Пытаешься сбежать?
– Побег подразумевает, что меня держат в плену, не так ли? – я скрещиваю руки на груди. – Это ты мне скажи, я пытаюсь сбежать?
– Ты очень упряма, не так ли? – он скрещивает руки на груди, подражая мне.
– Даже не представляешь насколько, приятель.
Он выглядит смущенным.
– Если бы я мог представить, то не спрашивал бы.
Я машу рукой.
– Это сарказм. Спроси об этом Киру на досуге. Слушай, я просто хочу увидеть Раахоша, хорошо? Я скучаю по нему, – мой голос дрожит. – Хочу убедиться, что с ним все в порядке.
На самом деле, я знаю, что с ним далеко не все в порядке, но все равно хочу его увидеть.
Я ожидаю, что Аехако перегородит мне путь и потребует вернуться в постель, но вместо этого он оглядывается по сторонам и снова наклоняется.
– Если я позволю тебе выйти и поговорить с ним, я должен попросить тебя кое о чем.
– О чем? – спрашиваю я, стараясь скрыть волнение.
На этот раз он не смеется и не улыбается. Его лицо напряжено.
– Ты должна сказать ему, чтобы он ушел. Он не может здесь оставаться, – у меня в изумлении открывается рот, а Аехако продолжает. – Это его погубит. Он только и делает, что охотится, даже не спит. Он считает своей единственной целью – обеспечить тебя. Он на пути саморазрушения. У него не осталось чувства самосохранения. Ты должна убедить его уйти и начать новую жизнь.
У меня болит сердце. Через что, должно быть, проходит Раахош? Я чувствую себя виноватой за то, что я здесь, среди людей, купаюсь в бассейне, в то время как он там, несчастный и одинокий. Я заставляю себя кивнуть.
– Конечно.
Я лгу. Разумеется, я не собираюсь говорить Раахошу, чтобы он уходил. Но если только так могу убедить Аехако, то скажу все, что он захочет услышать.
Он пристально и долго изучает меня, а затем кивает.
– Тогда пойдем.
Мне приходится сдерживать волнение. Паразит начинает вибрировать при мысли о Раахоше, и я прижимаю руку к груди, чтобы успокоить его.
Раахош
Я вырываю стрелу из добычи, ярость – единственное, что движет мной. Ярость и необходимость обеспечить мою пару.
Они могут прятать ее от меня, но не могут помешать мне исполнить долг перед ней.
Я кладу стрелу в сумку и подбираю добычу – упитанного грызуна в перьях. Из него выйдет отличный обед для Лиз. Я представляю, как ее мягкие розовые губы неохотно растягиваются в улыбке, когда ее кормят, этим она дает понять, что ей не нравится, что она может прокормить себя сама, что она столь же сильный и ловкий охотник, как и я.
Я потираю грудь, которая ноет при мысли о ее прекрасном личике. Кхуйи молчит, оно переносит ее потерю так же остро, как и я.
Уже поздно. Луны висят высоко в небе и заливают своим светом снежную долину. Мое тело ломит от усталости, и я не могу вспомнить, когда ел в последний раз, но это не имеет значения. Забота о Лиз – единственное, что заставляет двигаться вперед. У меня сохранились болезненные воспоминания об отчаянии отца после смерти матери, об его страданиях, о том, как он подолгу не мог встать с постели, чтобы позаботиться обо мне и больном младшем брате, обреченном умереть без должного ухода.
Тогда я не мог понять его страданий. Теперь понимаю. Проживаю это.
Снежинки колют глаза, ночной ветер усиливается. Я напрягаюсь. Холод меня не волнует, но я тревожусь за Лиз. Люди такие хрупкие. Что, если другие ее не согреют? Что, если не позаботятся о ней так, как я? Паника сжимает сердце, и, прихватив свежую добычу, прямиком направляюсь к племенным пещерам. Я передам эту еду для Лиз, а затем отправлюсь на охоту за существом с самым теплым мехом, которого только смогу найти. Возможно, лохматый двисти. У беременных самок мех длинный и густой, из него выйдет отличная накидка для моей пары…