Энчантра (ЛП) - Смит Кейли

В комнате было два выхода. Женевьева заметила паутину, натянутую от одной из дверей к самому потолку. Её присутствие — несмотря на все недавние события — наводила на мысль, что это место могло бы стать неплохим укрытием. Но тут за дверью послышались шаги. Женевьева тут же рванула ко второму выходу.

Прислонившись ухом к двери без паутины, она подождала, пока не убедилась, что за ней тихо. Осторожно повернула ручку и вышла в⁠—

— столовую.

Как я раньше не замечала эту дверь? — подумала она, поражённая собственной невнимательностью. Но, оглянувшись, заметила, что створки были идеально замаскированы под стены. Швы в лепнине были настолько незаметны, что, не пройдя сквозь этот проход сама, она бы ни за что не догадалась, что он существует.

Она выскользнула в широкий холл, и, ускоряя шаг, направилась к комнате Роуина. Женевьева надеялась, что он подумает о том же укрытии. В противном случае, она собиралась схватить книгу из сундука и укрыться в тайной комнате в библиотеке, которую он ей показывал.

Только она взялась за дверную ручку, как кто-то резко распахнул дверь изнутри. Адреналин ударил в кровь, она отшатнулась, готовая бежать, пока не увидела, кто это.

— Отлично, — выдохнул Роуин, махнув ей рукой. — Я уже начал переживать, что придётся искать тебя вечно.

— Нам стоит спрятаться где-нибудь ещё? — спросила она, входя внутрь.

— Реми не станет охотиться на нас, как это делал Грейв, — сказал он. И пока он говорил, Женевьева заметила крошечную каплю крови, блеснувшую в его пирсинге на губе.

Она указала на свой рот:

— У тебя кровь.

Он стёр её большим пальцем.

— Прикусил губу, когда Нокс телепортировал нас.

— Придумать случайное размещение всех участников — весьма умно, — нехотя признала она.

— И исключает ту передышку, которая обычно у нас есть, — кивнул Роуин. — Реми предпочитает быстрый старт. Впрочем, он предпочитает всё, что помогает поскорее закончить Игру.

— Он выглядит абсолютно безразличным ко всему происходящему, — заметила Женевьева. — Что с ним?

Роуин пожал плечами:

— Остальные всё ещё питают хоть какую-то надежду. Он отказался от неё много лет назад.

— Поэтому вы больше не близки?

— Думаю, тебе стоит спросить у него, почему, — уклончиво ответил он.

Она закатила глаза:

— Хочешь снова сыграть в «две правды и ложь»?

Все те вопросы, что сдерживались в ней последние два дня, будто разом поднялись на поверхность.

Он наклонился к ней ближе, их взгляды оказались на одном уровне, и несколько тёмных прядей упали ему на лицо.

— У меня идея получше, как скоротать время, — прошептал он, взгляд скользнул к её губам.

Сердце ударилось в грудь, но… что-то было не так. Прежде его близость всегда обжигала. Сейчас же она этого жара не чувствовала.

— А ты не думаешь, что стоит приберечь немного страсти для зрителей? — фыркнула она, скрестив руки на груди, чтобы не дать ему подойти ближе.

— Если ты настаиваешь, — с ухмылкой сказал он и попытался заправить выбившуюся прядь за ухо — безуспешно.

И тогда по её спине пробежал холод. А кольцо на пальце вспыхнуло огнём. Или оно горело всё это время, а она не замечала — потому что привыкла считать его своим убежищем. Ассоциировать его с безопасностью.

Вот почему он предупреждал меня, что здесь нельзя доверять своему сердцу.

Женевьева изогнула губы в той самой улыбке, от которой мужчины теряли голову. Фэрроу. Морелло. Басиль — в ту ужасную ночь, когда ей хотелось ранить Фэрроу.

И теперь — Ремингтон Сильвер.

Взгляд Реми стал тяжёлым и жадным, когда она подняла на него глаза и, смягчив голос, пролепетала с южным акцентом:

— Почему бы тебе не выбрать идеальное местечко для нашего представления… и потом вернуться за мной?

— А может, сначала потренируемся прямо здесь? — предложил он, наклоняя лицо к её губам.

Ловушка. И она это знала. Женевьева резко отпрянула.

— Что выдало меня? — Реми наклонил голову, уголки его губ дёрнулись в улыбке.

Она не выдала взглядом кольцо:

— Ты и правда вставил пирсинг, чтобы обмануть меня?

Он пожал плечами, наконец вынимая Охотничий Клинок из-за голенища:

— Это было не только ради обмана, но совпало удачно — ты попалась первой.

А потом он атаковал.

Женевьева бросилась в сторону, но не успела — клинок разорвал ткань корсета и полоснул по коже. Она зашипела от боли. Прежде чем он смог ударить снова, она схватила его за золотое кольцо в губе — и рванула.

Он закричал от боли, лезвие выпало из рук. Женевьева не стала медлить — потянулась за кинжалом, но стоило её пальцам коснуться рукояти, как по телу пронеслась волна жгучей боли.

Чёрт. Значит, украсть клинок запрещено.

Она резко отдёрнула руку, выругалась и со всей силы пнула оружие в сторону. Реми рванулся за ним, а Женевьева распахнула дверь — и вылетела из комнаты.

Глава 26. ЛУГ

Женевьева до смерти устала от беготни. И, чёрт возьми, до смерти устала от того, что каждое её платье снова и снова оказывалось залито кровью.

Кровь не сочетается с розовым.

Она знала, что никак не успеет добежать до бального зала, а оттуда — наверх, прежде чем Реми настигнет её. Поэтому выбрала следующее лучшее решение — рванула в столовую, где принялась ломать ногти, пытаясь вскрыть потайной проход в буфетную кладовую. Как и подозревала, противоположный выход из кладовки вёл на кухню, откуда она нашла потайной коридор, ведущий к лестнице и в тайную комнату за библиотекой, о которой Роуин рассказал ей накануне.

Поднимаясь по скрипучим деревянным ступенькам в мрачную каменную комнату, она прижала ладонь к ноющей ране на боку, облегчённо выдохнув от давления. Оперевшись театральным жестом на перила, она не заметила, как свободные ленты чокера, завязанного на шее, зацепились за острый выступ торчащей занозы. Когда она поднялась ещё на одну ступеньку, ленты резко натянулись, сдавив горло. Прежде чем она успела потянуться и распутать их, прогнившая доска под её ногой треснула, и нога провалилась сквозь неё.

Она сдавленно охнула, когда острые щепки впились в лодыжку, а шёлковые ленты превратились в удавку. Цепляясь за узел, она разодрала пальцы, пока не освободилась, стиснув зубы от боли, извлекая ногу из разрушенного проступа. Приглушённый крик из-за одной из стен вызвал новый всплеск адреналина — неужели она слишком шумела? За глазами налилось напряжение — словно вот-вот хлынут слёзы, в горле застрял комок, который она с трудом проглотила, но всё же выпрямилась и продолжила путь по лестнице.

Она не даст зрителям Нокса удовольствия видеть её слёзы. И она знала, что за ней следят. Зеркала, размещённые в нишах этого пыльного прохода, теперь уже невозможно было не заметить.

Всего лишь царапины, — яростно напомнила она себе. И ломота в костях. И уязвлённая гордость.

Когда она наконец добралась до — слава богам — пустой тайной комнаты, решение было уже принято. Хромая, она подошла к подносу с графинами, проверив — нет, перепроверив, нет, даже в третий и четвёртый раз убедившись, что не наливает себе стакан мочи. Видимо, Роуин избавился от этой мерзости, когда заново запечатывал дверь во время безопасных часов, потому что теперь внутри всех бутылок оказался чистый кленовый виски.

Она вынула стеклянную пробку и налила немного в бокал. Поднеся его к носу, чуть не задохнулась от запаха, но, заставив себя сделать глоток и ощутив, как по телу растекается жар — тот самый, правильный, — она с лёгкостью допила остаток.

После второго бокала она уже лежала, раскинувшись на диване, с полузакрытыми глазами — и кошмар начался снова.

Женевьева застонала, приподнимаясь, и потерла пальцами виски, пока глаза привыкали к темноте.

— Я думал, ты не пьёшь виски?

Женевьева резко вдохнула, вслушиваясь в голос и отыскивая Роуина в темноте. Он сидел, прислонившись к дальней стене, локти на коленях, глядя на неё с неразборчивым выражением. Умбра свернулась калачиком у его бедра и тихо посапывала во сне.