Змеи Неба и Пламени (ЛП) - Кенни Ребекка Ф.

Серилла опускает палец ноги в парящую воду и издает вздох наслаждения. Когда она оборачивается ко мне, я словно теряю дар речи, поражённый её стройной фигурой, освещённой мягким сиянием кристаллов у воды. Она выглядит божественно, неземной, почти священно.

— Давай, дракон, — зовёт она меня, отламывая куски от огромного клина сыра. Она постепенно счищает голубоватую плесень с его поверхности, пока не остаётся лишь нежный кремовый цвет.

Между мной и источником — участок неровной скалы, который мне придётся преодолеть на этих хрупких человеческих ногах. В прошлый раз я сумел пройти через песок — наверняка смогу справиться и с полом пещеры. Я должен попытаться двигаться грациозно и плавно, как она. Ведь если я начну выставлять себя дураком, это точно не поможет завоевать сердце Принцессы.

Я начинаю подниматься, но ноги запутываются, и я с глухим стуком падаю обратно. Кажется, это тело работает лучше, когда я не думаю о ходьбе, разговоре, еде или других действиях. Заклинание, изменившее меня, должно было включать некоторый уровень инстинктов для помощи в таких функциях. Но стоит мне начать слишком много анализировать, я становлюсь только неуклюжее. Не лучший сценарий для того, кто привык всё обдумывать до мелочей.

Может, мне лучше ползти к ней. Я привык передвигаться на четырёх лапах. Это, наверное, будет менее неловко, чем шататься и спотыкаться через весь пол пещеры.

Я начинаю ползти, но быстро осознаю, что это ещё более неловко. Это тело не предназначено для ползания. Острые углы и выступы камней впиваются в колени, а ступни нелепо волочатся позади.

Глаза Сериллы искрятся весельем, её губы плотно сжаты, будто она изо всех сил старается не рассмеяться. Она кладёт сыр на камень и, опираясь руками о гладкий край бассейна, зовёт меня:

— Давай сюда, дракон. Иди ко мне, хороший мальчик. Ты сможешь.

— Почему мне кажется, что ты меня дразнишь? — рычу я.

Она игриво издаёт чмокающий звук губами:

— Сюда, мальчик. Хороший дракон.

— Для тебя я — Принц-Дракон, — отвечаю я, погружая ноги в воду и опуская в неё всё тело. Мои волосы расплываются по поверхности источника, мгновенно впитывая влагу. Я собираю их в ладони, осматривая мокрую прядь.

— Вода приятная, правда? — спрашивает Принцесса.

— Да, но, думаю, её тепло не так впечатляет меня, ведь я и сам постоянно излучаю столько жара.

Она пожимает плечами, отламывает кусок сыра и отправляет его в рот.

Эта вода не так обжигает, как океан, но у меня всё ещё есть несколько ран от воратрицы. Они уже не открытые, но покрыты чем-то вроде чешуйчатого, тёмного материала.

— Не трогай, — предупреждает Серилла. — Это часть процесса заживления, защитный слой, чтобы кожа под ним могла восстановиться. Чешуйки отпадут сами, когда заживление завершится.

Я изучаю свои ладони. На одной из них — царапина от острого камня.

— Эта кожа такая тонкая, словно кожица у ягоды.

— Мы уязвимы, это правда, — тихо отвечает она. — Это цена за то, чтобы хорошо все чувствовать. Ты не можешь быть одновременно закованным в броню и чувствительным к прикосновениям.

— Значит, чтобы испытывать высшее наслаждение, нужно быть готовым к самой ужасной боли.

— Такова человеческая природа. — Она кладёт ладонь на поверхность воды, затем поднимает её и наблюдает, как сверкающие капли стекают с её пальцев.

Я повторяю её движение, наслаждаясь ощущением ряби на воде.

— В форме дракона мои чешуйки чувствительны к давлению, но невозможно ощутить все текстуры объектов, если только не использовать язык. И даже тогда это совсем другое, не то, что с этими. — Я поднимаю мокрые пальцы.

Но, кажется, в её голову закралась печальная мысль. Она едва замечает мой комментарий, её ресницы грустно опускаются, отбрасывая тень на голубые глаза, а уголки губ слегка опускаются. Ей снова больно. Но теперь я понимаю, что есть способы обойти боль, когда она становится невыносимой.

Я двигаюсь к ней по воде.

— Хочешь, я заставлю тебя кончить в третий раз?

— Эм… — Она краснеет и отводит взгляд. — Не сейчас.

— Но ты грустишь. Удовольствие может это исправить.

— Удовольствие — это всего лишь отвлечение, как вино или еда. Оно не убирает печаль. — Она отламывает ещё кусочек сыра. — Открой рот.

Я откидываю голову назад, с подозрением глядя на еду.

— Оно странно пахнет.

— Ты ешь сырые туши животных.

— Это другое. Думаю, мне не понравится.

Она закатывает глаза.

— Ты хоть пробовал?

— Не хочу.

— Дракон, — говорит она, беря меня за челюсть рукой. Её голубые глаза горят, пронизывая меня до глубины души. — Открой, чёрт возьми, рот. Я выпила всё, что ты мне дал, — так что, по крайней мере, можешь съесть то, чем я тебя кормлю.

Я отодвигаюсь чуть дальше.

— Тебе будет нормально после того, как ты выпила так много моего семени?

— Твоей спермы, — поправляет она. — Всё будет в порядке. Я определённо теперь менее голодная, потому что её было очень много. И, честно говоря, она вкуснее, чем человеческая.

Жар вспыхивает у меня в груди.

— Ты пробовала семя другого самца?

— Да.

На её признание я рычу, низко и глухо.

Глаза Сериллы расширяются от удивления.

— Тебе не нужно ревновать. Тогда я тебе не принадлежала — я могла быть с кем угодно. У тебя нет права злиться.

— Что ты сказала? — Мой пульс учащается.

— Я… э…

— Ты сказала, что тогда не принадлежала мне.

— И сейчас я тебе не принадлежу, — быстро добавляет она.

Теперь моя очередь преследовать её, а её — пятиться назад в парящей воде. Но мои ноги длиннее, и мне удаётся загнать её в угол. Я осознаю, что широко улыбаюсь. Надеюсь, это не выглядит слишком пугающе.

— Я не твоя, — протестует она слабо, её голос едва слышен, пока мои пальцы сжимаются вокруг её рук.

Я наклоняюсь, намереваясь поцеловать её, но она засовывает кусочек сыра мне в рот и ныряет под воду.

Незнакомый вкус на мгновение парализует меня. Богатый, сливочный, с ореховыми нотками и острой кислинкой. Я медленно жую, наслаждаясь плотной, но крошащейся текстурой.

— Сыр.

Серилла всплывает на другом конце источника.

— Ну что? Понравился?

— Пока не уверен. Думаю, мне нужно ещё.

— Разделим. — Она плывёт к камню, где оставила клин сыра, и делит его пополам, протягивая мне одну часть. На несколько мгновений в пещере царит тишина — слышно только журчание воды, мягкий звук пережёвывания и шёпот ночного бриза, проходящего сквозь цветущие деревья над нами. При свете диоритовых камней в пещере и свечении кристаллов я прекрасно вижу Принцессу, даже без ночного зрения, которое у меня есть в драконьей форме. Лепестки цветов падают с ветвей, тихо опускаясь и плывя по мерцающей воде. Никогда прежде я не испытывал такого покоя…

— Ты жуёшь очень громко, — Принцесса пристально смотрит на меня. — Я знаю, ты ещё не привык к своим зубам и языку, но мог бы попытаться жевать с закрытым ртом? Я всегда ненавидела звук чавканья.

— Ах, значит, это тебе не нравится? — Я начинаю жевать громче, нарочито чавкая.

— Придурок.

Я откусываю большой кусок сыра и шумно его пережёвываю, одновременно говоря:

— Ты не единственная, кто может быть раздражающей маленькой засранкой.

— Давай уточним: ты сам себя так назвал.

— А как бы ты меня назвала?

— Большой, озабоченный ублюдок.

— Похоже, ты заранее приготовила этот титул.

Она смеётся, но звук её смеха почти сразу затихает, вместе с улыбкой.

— Что случилось? — спрашиваю я тихо. — О чём ты вспомнила?

— Ничего. Просто… моя мать тоже имела для меня пару прозвищ. Она их словно копила, чтобы изредка произнести, едва слышно, так, чтобы только я могла услышать. Ничего приятного. — Она делает глубокий вдох и медленно выдыхает. — Но потом я шла на кухню, и повара, все там, всегда заставляли меня чувствовать себя желанной. Главный повар, Майрон, был крупным, крепким мужчиной, который любил хорошие истории или песни. Так что кто-нибудь всегда рассказывал что-то интересное, пока остальные слушали и работали. Или кто-нибудь из персонала учил нас новой песне, и мы пели её все вместе. Майрон всегда говорил: «Истории и песни делают труд легче».