Единственное желание. Книга 3 (СИ) - Черпинская Надежда

— Он упрям… Такие никогда не сдаются, — продолжала леснянка. — Другой бы уже выл, как угодивший в ловчую яму волк. Он тоже кричал… Когда терпеть было совсем невозможно. Но всего пару раз.

Настя до хруста стиснула сплетённые пальцы, пытаясь удержать себя в руках.

Взглянув на побледневшую Романову, Сатифа добавила:

— Хорошо, что я не позволила тебе на это смотреть. Сейчас он отдохнёт немного, как и я, а потом… Ты ведь хочешь к нему?

Рыжая поспешно кивнула.

— Ты билась за него как бешеный ронранейяк! Заслужила. Пойдёшь, — усмехнулась леснянка. — Ты так сражаешься за всех своих спутников? Или только за Ворона?

— Не знаю, — Настя нахмурилась и опустила глаза. — Больше никто из моих друзей, к счастью, не умирал и не воскресал!

— Друзья? Это так теперь называется? — лукавая улыбка стала шире, блеснули острые клыки. — Не пугайся так! Я не собираюсь выдавать ваши тайны. Я бродила по закоулкам его души и видела свет там, где его быть не могло. Я знаю, что ты сражалась за него не потому, что он твой любовник. По крайней мере, не только по этой причине. Я начинаю понимать, что казнь этого смертного действительно могла стать непоправимой ошибкой. О, я бы и в твою душу хотела заглянуть, дитя моё! Любопытно узнать, что ты прячешь в тени твоего пламени. Пока я вижу лишь, что ты и сама этого не ведаешь. Ты потерялась, дитя моё. Но ты отыщешь свой путь. Ты ведь всегда его находишь, верно?

Настя растерянно кивнула.

— Не удивляйся! Я видела вас в Бездне, — пояснила она. — Ты всё делала правильно, не ошиблась ни разу.

— Я отпустила его руку… — с горечью напомнила Рыжая, чувствуя, как горят щеки.

— Ты? — Сатифа звонко рассмеялась. — О, нет! Это он тебя отпустил. Сам. Надеялся уберечь от призраков Реки Отмщения. И ведь уберёг. Добровольная жертва — это могущественная сила, дитя моё! Наверное, это и есть причина. Поэтому я решила помочь твоему Ворону.

— Теперь ты видишь, Мать Сатифа, он лучше, чем ты думала о нём, — встрепенулась Анастасия.

— О, Дочь Огня, в душе у тебя яркий свет, и каждого ты видишь в сиянии этих лучей. Но иногда солнце скрывается за горизонтом, и тогда приходит тьма… Я не жалею о том, что вы остались живы. Но не надо заблуждаться, дитя моё! Ворон был когда-то хорошим и добрым мальчиком, и вырос бы славным мужчиной, но судьба его перекроила, растёрла, переломала. И не обманывай себя! Он — тот, кто есть, вор и убийца. Да, признаю — я нашла в его душе ту крохотную искру доброты, которой оказалось достаточно, чтобы остановить его Казнь. Но он по-прежнему полон яда ненависти. Я излечила раны Ворона. Но мне не изгнать тот мрак, что переполняет его душу. На это способен только он сам. А пока он сеет зло. Может статься, порой и сам того не желая… Поверь, тебе лучше не знать…

— Я видела его тёмную сторону, — Настя спокойно взглянула в кошачьи глаза леснянки. — Безумную ярость, когда он убивал… Это не выразить словами! Но тогда я ощутила такой животный ужас…

— Я тоже видела это. Ведь я читала его душу, — напомнила Сатифа. — И потому мне тем более удивительно, что ты хочешь оправдать его в моих глазах. Ты, которая знает о нём больше чем любой из твоих спутников. Или дело в том, что для тебя он значит больше чем другие?

Настя передёрнула плечами, поёжилась, как от холода, несмотря на жар трепетавшего рядом огня.

— Он был похож на зверя тогда. Но он защищал меня. Так было всегда, с тех пор, как я узнала его. Он может быть жесток, но ради тех, кто ему дорог. И он умеет любить! Разве этого недостаточно? Я знаю. Я видела это. Даже дочь Старшего, столь светлое существо, разглядела в нём это и смогла полюбить. Разве это не достаточное оправдание? Я тоже верю в свет в его душе…

— Дочь правителя Лэрианора влюблена в этого смертного? — хмыкнула Сатифа. — Я видела, как он благодарен ей, как восхищён, но не нашла в нём ни глотка её любви. Не думала, что бессмертная лэриани оскорбит честь своего народа такой связью. Может, мне всё-таки следовало покарать его за такую дерзость? Как смертный разбойник посмел разделить ложе с целительницей рода лэгиарнов? Как посмел ради страсти своей, ради похоти, нарушить законы мироздания?

— Я говорю о любви, а не о похоти! — Романова густо покраснела. — Не было между ними ничего, кроме любви возвышенной и чистой! Миланейя хранит обет безбрачия. А он смотрит на неё, как на великое чудо. Разве в этом есть что-то грязное или дурное? Любовь всегда свята, Мать Сатифа! Если ты не знаешь такой простой истины, то в чём же твоя мудрость?

— Я знаю эту истину. Простую и вечную, — сурово бросила леснянка. — Но я не могу поверить, что этому смертному проходимцу она тоже может быть известна. Вифрийский Ворон способен преклоняться перед женщиной? Удивительно! О, Мать Мира, щедры дары твои!

— Но… я думала… — Настя совсем смутилась. — Я думала, что ты пощадила его как раз из-за этого? Эл сказал однажды, что любовь к Миланейе — это единственное, что будет его оправданием перед Великим Небесным. И я слышала твои слова… О той, что будет ждать его возвращения. Любовь, в которой нет и капли корысти… Но теперь ты изумляешься! Разве ты не о ней говорила, не о сестре Наира? Я не понимаю, Мать Сатифа…

— О, дитя, вы, люди, порой бываете так слепы и глупы! Если уж говорить о любви… Так неужто ты очевидного не видишь? — покачала головой Сатифа. — Не смотри так на меня! Ах, как с тобой тяжело! Ладно, значит, ещё не пришло время…

Сатифа прикрыла глаза и устало вздохнула.

— Благодарность Ворона бессмертной — это всё пустое. Любой за спасённую жизнь будет благодарен — чему тут дивиться? Та, что ждёт его… дитя. Я говорила о ребёнке, о девочке, которую он пожалел. То, что их связало, превыше всего зла в его душе. И превыше всего зла, что встанет ещё на его пути. А ведь испытаний достаточно будет, и немало дорог, пока он верную отыщет. Ведущую туда, куда должен прийти, чтобы остаться навсегда… Довольно! Я забегаю вперёд, — Сатифа махнула рукой. — Это уже попытка указать будущее. Смертным не стоит знать, что им уготовано. Только тогда они сами способны создать что-то стоящее.

Свет пламени горел в кошачьих глазах, и чудилось, что они мерцают, как угли.

— Иди к нему!

Настя сначала не поняла, потом вскочила и без лишних слов двинулась к Первому Древу. С каждым шагом всё быстрее и быстрее…

В тёмный проём дупла она почти вбежала.

27 Мать Сатифа

Никаких лампад или свечей, но полость внутри дерева, размером с небольшую комнату, светилась тускло, как фосфор.

В этом призрачном зелёном сиянии Эливерт смотрелся ещё бледнее. Исхудавшее, посеревшее лицо. Непривычная щетина на подбородке. Тёмные тени вокруг глаз.

Руки в бинтах. Обе. Покоятся поверх той самой шкуры, в которую закутала атамана Сатифа. Под мохнатым одеялом почти не уловить слабого дыхания.

Спит?

Настя тихонько опустилась на пол рядом с его ложем.

Ресницы дрогнули. Тихая улыбка осветила лицо. Потрескавшиеся сухие губы разомкнулись с трудом.

— Пришла…

— Как ты? — осмелилась спросить Настя. — Лучше?

Понимала в глубине души, глядя на полуживого разбойника, что вопрос этот звучит, по меньшей мере, глупо.

— Чувствую себя помолодевшим лет на семь… — ответил он хрипло, чуть слышно, но постарался выдать язвительную ухмылку прежнего Эливерта.

— Почему? — не поняла Романова.

— Меня тогда Миланейя так же по кускам собирала… — пояснил атаман. Добавил, словно вспоминая и сравнивая: — Хотя сейчас, пожалуй, даже паршивее.

Нет, вы только на него гляньте — ещё и шутит!

— Сколько раз ты уже умирал, Ворон? — покачала головой Рыжая.

— По-настоящему, признаться, впервые…

Настя протянула руку, осторожно коснулась его волос.

— Обещай, не делать так больше… в ближайшие лет сто!

— Дэини…

— Сатифа сказала, теперь всё будет хорошо, — перебила его Романова, стараясь говорить бодро и решительно. — Она подлатала тебя, как могла. Срастила и подлечила всё, что ты умудрился сломать и отбить. Кости восстановятся. Безусловно, время нужно… Но, ты знаешь, это самое настоящее волшебное дерево! Оно жуть какое целительное. Оно тебя своей чудесной магией будет лечить… И ты обязательно поправишься.